— Вы имеете в виду Ферриса ДОрра? — уточнил Чиун.— Точно, — сказал Боне. — Давайте его быстро сюда! Слышите?— Я не глухой, — отозвался Мастер Синанджу. — Минуточку.— Что ты делаешь?! — воскликнул Римо, видя, что Чиун направился к двери с табличкой “Просьба не беспокоить” и постучал.— Что там еще? — раздраженно выкрикнул ДОрр.— Хочу занять минуточку вашего драгоценного времени, о ваша металлургическая честь! — Феррис высунул голову из-за двери. — Те ли это люди, которые пытались вас похитить?— А-а-а! — завопил ДОрр, захлопывая дверь.— Полагаю, это означало “да”, — прокомментировал Римо.— Мне тоже так показалось, — согласился Чиун, приближаясь к посетителям. — А теперь смотри, — еле слышно добавил он.Римо прислонился к стене и зевнул.Мастер Синанджу остановился перед троицей — они приставили двустволку ему к голове. Но Мастер Синанджу просто улыбнулся и отвесил им поясной поклон, одновременно расстегивая пиджак.Гости почувствовали неуверенность, но не поклонились в ответ. Тогда Мастер Синанджу ударил их по коленкам, что и вызвало требуемый поклон.Едва заметным движением Мастер Синанджу ткнул пальцами в глаза парню, стоявшему в конце шеренги. Парень выронил ружье и попытался закрыть глаза руками, но не успел, потому что тут же рухнул навзничь.Бойс Барлоу услышал звук падения и понял, что это упал его кузен Люк. На мгновение его отвлек звук закрывающегося лифта, как вдруг он услышал, что с другой стороны упал кузен Бад. Бойс схватился за пистолет, но тут же выпустил его из рук, потому что ему в глаза вонзились чьи-то пальцы, причем с такой силой, что череп его треснул. Хруст черепа был последним звуком, который услышал Бойс.Чиун подошел к Римо, потирая руки.— Папочка, никогда раньше не видел, чтобы ты применял такой прием.— Я научился ему у Юла Бриннера, — радостно сообщил Чиун.— Впервые слышу.— Но, Римо, он очень популярен в Америке. Отличный артист, просто блестящий! Мне бы хотелось навестить его в ближайшее время — помочь отработать некоторые приемы.— Вряд ли получится.— Неужели ты откажешь мне в такой скромной просьбе?— Жаль, что именно мне выпало несчастье сообщить тебе столь печальную весть, но он умер много лет назад.Чиун вздрогнул.— Неужели и Брюс Ли тоже?— За много лет до него.Мастер Синанджу печально склонил голову на грудь.— Талант всегда умирает молодым, — произнес он. Римо подошел к бездыханным телам и пощупал пульс.— Мертвы, — бросил он.— Естественно. Это были мерзкие похитители Ферриса-металлурга. Они не заслужили права остаться в живых. Что ты делаешь?— Хочу узнать, кто они такие.— Какой смысл утруждать себя: покойникам не нужны имена.— Но они могут понадобиться Смиту. Ничего. Бумажники пусты.— А какого они цвета?— Этот черный.— Тогда я заберу его себе — ведь этому парню он больше не понадобится.— Ладно, пошли, — сказал Римо, выпрямляясь.— Куда?— К Смиту. Надо договориться, чтобы он уволил тебя.— Римо, а как же Феррис?— Тебя попросили защитить его от этих парней, ты и защитил. Навсегда. Так что пошли.— Не могу. Я обязан охранять его, пока Император не отменит приказ.— Что там у вас происходит? — раздался из-за двери испуганный голос Ферриса ДОрра.— Все в порядке, Феррис. Твои обидчики уничтожены с помощью могущественного искусства под названием Синанджу.— Они мертвы? — поинтересовался Феррис, осторожно выходя в коридор.— Естественно, — ответил Чиун, затаскивая трупы в лифт.— Он всегда такой? — спросил Феррис у Римо.— Обычно он заставляет меня избавляться от тел. Вот, смотри: сейчас он скажет, что слишком стар, чтобы перетаскивать трупы.Но Мастер Синанджу продолжал молча грузить тела братьев Барлоу в лифт, и Римо вынужден был спросить:— Папочка, тебе помочь?— Все в порядке, не утруждай себя. Я только избавлюсь от этой падали и сейчас же вернусь.— Ничего не понимаю, — удивился Римо. — Он никогда в жизни не занимался с трупами сам.— Похоже, их бывало много, — предположил Феррис ДОрр.— Иногда чуть не по пояс. * * * Выйдя на улицу позади Лафайетт-билдинг, Мастер Синанджу выбросил трупы в мусорный бак, а поскольку бак был полон, Чиун ворошил мусор до тех пор, пока тела братьев Барлоу не оказались на самом дне.Чиун не знал, кто эти люди, да и не хотел знать. Может, они были сами по себе, может, работали на кого-то, — Смит разберется. Если Смит решит, что они и есть главные зачинщики, то отзовет Чиуна в “Фолкрофт” и признает его миссию оконченной.Мастер Синанджу не хотел, чтобы его отзывали в “Фолкрофт”, потому что там Римо мог убедить Смита расторгнуть контракт. Мастер Синанджу совсем этого не хотел. Глава восемнадцатая Они приветствовали Конрада Блутштурца жестом из прошлого — выбросив вперед правую руку.Все собравшиеся в актовом зале Крепости чистоты вскочили на ноги, четко отсалютовав резким нацистским жестом и скорее напоминая роботов, нежели обычных людей.— Sieg Heil! — в один голос крикнули все, когда инвалидное кресло фюрера Лиги белых арийцев Америки и Алабамы появилось в проходе под свисающими знаменами со свастикой.По специальным сходням инвалидное кресло тяжело заползло на сцену, напоминая огромную заводную игрушку. Эти сходни Конрад Блутштурц установил утром, а к вечеру все ступеньки в Крепости чистоты будут заменены аналогичными устройствами.На сцене, лицом к собравшимся, стояла Илза с микрофоном. Конрад Блутштурц, одетый в черную рубашку военного образца, присоединился к ней. За спиной У них висел огромный фашистский флаг.Фюрер ответил на приветствие и медленно поднес к губам микрофон, наслаждаясь рукоплесканиями, как путник в пустыне водой. В этот момент он понял, что испытывал Гитлер. На мгновение он ощутил трепет, который, должно быть, познал истинный фюрер. Но когда он вгляделся в лица собравшихся, этих сыновей и дочерей Алабамы, Южной Дакоты, Огайо и Иллинойса, из его груди вырвался стон отвращения.Гитлер говорил с народом, который был един. Здесь же собрался сброд, а это вовсе не одно и то же. Он подождал, пока шум голосов стихнет. По его знаку Илза опустилась на колени, чтобы никто в зале не возвышался над Конрадом Блутштурцем.— Близится война, — сообщил он собравшимся, и микрофон разнес его сухой голос по всему залу. — Расовая война. Вы это знаете, и я знаю. И наш возлюбленный основатель Бойс Барлоу тоже это знал. Вот почему он основал Лигу белых арийцев. Вот почему он построил Крепость чистоты. Вот почему нам пришлось обнести территорию крепости колючей проволокой и пропустить по ней ток — потому что остальная Америка, Америка полукровок, отказалась признать наше пророчество! Зал разразился аплодисментами.— Власть в Америке захватили евреи — это всем известно. Они контролируют средства массовой информации, Уолл-Стрит и крупнейшие корпорации. Если их влияние будет расти, они будут чувствовать себя в Америке столь же вольготно, как в Израиле! И если это произойдет, мы, белые, истинные американские патриоты, окажемся не у дел, как палестинцы в этой ближневосточной стране. Америка станет вторым Израилем — оккупированной территорией! — выкрикнул Конрад Блутштурц и закашлялся от усилия.Илза протянула ему стакан воды, и он сделал глоток.— Но этот день, возможно, и не наступит! — продолжал он.Снова овация.— Возможно, он не наступит, потому что до этого времени низшая черная раса поставит наш гордый народ на колени. Возьмем хотя бы крупнейшие города США. Когда-то они были белыми и достойными, а теперь стали черными, грязными. Много людей прибыло на эти берега: немцы, англичане, французы. Пусть даже поляки. И все они отдавали свои силы Америке, а негры только берут. Они крадут то, что принадлежит нам, отказываясь работать. Они проедают наши налоги, которые идут на их громыхающие приемники, бесчисленных детей, мерзкие наркотики. Конечно, евреи плохи, но негры — они, как сорняки, которые каждый день вырастают вдоль забора. Негры душат нашу страну, как сорняки.— Долой негров! — взревел зал, и Конрад Блутштурц не стал их останавливать, а лишь оскалился улыбкой скелета.— Продолжайте, — шепнула Илза. — Вы уже хорошенько их завели!— Но негры разобщены, — сказал Конрад Блутштурц дрожащим от напряжения голосом. — А евреи терпеливы. Но у нас есть еще один враг — азиаты. Это более непосредственная угроза. — По залу пронесся гул, послышались выкрики: “Косоглазые! Желтые обезьяны!” — Азиаты сконцентрировали в себе наиболее отвратительные пороки негров и евреев. Они становятся многочисленными, как и негры, но в то же время они столь же изобретательны и жадны, как евреи. Мы с вами являемся свидетелями того, как они все прибывают и прибывают в нашу страну. Их много даже здесь, в Хантсвилле. Неважно, кто они: китайцы, японцы или вьетнамцы, — все они на одно лицо. И все одинаковы — мы-то с вами хорошо это знаем. — При этих словах Конрада Блутштурца зал заревел так же, как пятьдесят лет назад ревел, слушая речи Адольфа Гитлера, — ведь речи были те же, да и толпа всегда остается толпой. — И как могло получиться, — выкрикнул Конрад Блутштурц, — что мы победили японцев, а они теперь демонстрируют экономическое превосходство?!— Они обхитрили нас! — завопила толпа.— Теперь вьетнамцы прогнали американцев со своей земли, а сами кинулись к нам, чтобы отнять рабочие места, которые еще не успела заграбастать японская мафия, и скупить дома, которые истинные американцы просто не могут себе позволить! Эти люди настолько бесчестны, что работают сразу на двух или на трех работах, и получается, что на каждого работающего вьетнамца приходится три безработных американца! — Толпа завизжала от гнева, возмущаясь вероломством эгоистичных вьетнамских иммигрантов. — Но азиаты — это еще не самое плохое. Нет, — произнес Конрад Блутштурц, понижая голос, чтобы собравшимся пришлось напрячь слух. — Самые страшные — это последние, о ком я хочу рассказать. Они не отличаются от нас ни цветом кожи, ни обычаями, ибо они суть хамелеоны — ядовитые хамелеоны.— Никогда не думала, что хамелеоны ядовиты, — прошептала Илза.— Ядовитые хамелеоны, — повторил Конрад Блутштурц, не обращая на нее внимания, — поскольку могут являться в любом обличье. Они влились в наше общество незаметно, не вызвав у окружающих никаких сомнений. И распознать их можно только по именам, а имя им — Смит, — прошипел Конрад Блутштурц.Собравшиеся так завопили, что содрогнулись стены.— Вы знаете, что я лично проводил изучение той угрозы, какую представляет Смит. Я собственноручно собрал свидетельства этого. Смиты столь же многочисленны, как негры, более многочисленны, чем азиаты, и гораздо более изощренны, чем евреи. Я дал бой некоторым из них, обрушив истинно арийскую месть на их, казалось бы, белые головы!— Арийская месть! — заорали члены Лиги белых арийцев Америки и Алабамы.— Если случится расовая война, то начнется она не с евреев, не с негров, не с азиатов — она начнется со Смитов. Я всегда это говорил!— Да!— И разве не об этом пророчествовал Бойс Барлоу, наш основатель?— Да!— И его пророчество сбывается!— Да! — взревел зал.— Они нанесли первый удар!— Да!— Коварный удар! Они уничтожили чистую душу — нашего любимого Бойса! — По залу прошел стон, лица исказились от горя. — И его братьев Люка и Бада! — Собравшиеся были потрясены. Послышались выкрики, призывавшие к мести, — собравшиеся требовали головы подлых убийц. — Но вам нечего бояться, — продолжал Конрад Блутштурц. — Их дело — в надежных руках. Я подниму их знамя и понесу его вместо них. Если вы согласитесь признать меня своим лидером.— Да! Да! Да! — ревел зал.Конрад Блутштурц слушал эти крики восторга, пока все не охрипли. Охрипшими они нравились ему больше. Их американский акцент и манера говорить в нос раздражали его. Это была речь полукровок. Наконец все успокоились и высоко подняли головы. Они верили — верили в то, что у них белая кожа, в правоту своей цели и в Конрада Блутштурца. Они и не подозревали, что все это чистый обман. И что сам Конрад Блутштурц, оказавшийся столь блестящим оратором, несмотря на увечья, не верит ничему из того, что только что сказал.— Итак, первый удар нанесен, и мы не будем мешкать, прежде чем нанести ответный удар! Я уже выбрал тех, кого назначу вашими командирами. Они поделят вас на взводы, и вы будете маршировать, тренироваться и учиться пользоваться оружием, которое мы прячем на тайных складах. Вместо того чтобы избегать окружающего нас нечистого мира, мы маршевым шагом вторгнемся в него. Вместо того чтобы ограничиться стенами Крепости чистоты, мы понесем ее идеи во внешний мир, и тогда вся Америка станет Крепостью чистоты!— Вернем Америку! Вернем Америку! Америка — американцам! — заревел зал.— А сейчас я назову имена тех, кто станет командирами. И пусть те, чьи имена я назову, поднимутся с мест. Гёц Гюнтер. Шонер Карл. Сталь Эрнст. Ганс Илза.— Значит, я буду теперь вести “Час Лиги белых арийцев? — спросила Илза, но Конрад Блутштурц шикнул на нее.Вдруг с места вскочил какой-то парень — у него был техасский выговор.— Эй, а почему это никого из нас, американских парней, не назначили командирами?!Конрад Блутштурц пристально посмотрел на нарушителя спокойствия. Он только этого и ждал — вот сейчас наступит важнейший момент, когда станет ясно, является он единоличным лидером или нет.— Имя?— Джимми-Джо. Джимми-Джо Бликер.— Ты уверен?— То есть как?— Я спрашиваю, ты уверен, что твоя фамилия Бликер.— А как же еще? — фыркнул Джимми-Джо, засовывая руки в карманы широких брюк.— А ты уверен, что ты не... Смит?— Не-е, я не Смит.— А говоришь как Смит.— Он даже внешне немножко напоминает Смита, — поддержала Илза. — Глаза. Чуть-чуть.— Никакой я не Смит, — огрызнулся Джимми-Джо Бликер. — Смит — плохой человек.Конрад Блутштурц вытянул вперед левую руку — она сверкнула под яркими огнями зала.— Смиты скрываются везде. Они суть змеи в нашем раю, затаившиеся, коварные, извращающие факты. Ты осмелился критиковать Лигу белых арийцев Америки, и я изобличаю тебя как затаившегося Смита. А теперь пусть собравшиеся вынесут свой приговор!Присутствующие заколебались — все хорошо знали Джимми-Джо Бликера:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30