– Боже ж мой, господин Костров, пожалуйста, пожалейте бедного Симу и сами позвоните в Цюрих…
У меня…Я…Я…
– Не якай, Серафим, возьми себя в руки, – сказал Костров и жестом приказал всем покинуть кабинет.
Вышли все, кроме находящегося в прострации Мучника.
– Это ты, Виктор Иванович? – замогильным голосом спросил Костров, набрав цюрихский номер. – Это я, Николай Трофимович, звоню тебе из Москвы… Наберись мужества, мой дорогой друг и соратник…
В Цюрихе в этот час только вступал в права зимний рассвет Скупые лучи выглянувшего из-за горных вершин красного солнца высветили мерцающими рефлексами старинные цветные витражи на готических окнах спальни. Виктор Коробов, с трудом сбрасывая с себя остатки сна, покосился на спящую под старинным балдахином фрау Эльзу и недовольно бросил, зажав трубку ладонью:
– Что, говорю, у тебя там стряслось?.. Что, погибла Олька?.. Разбилась на самолете?.. Когда это случилось?.. Вчера?.. А почему сообщаешь лишь сегодня?..
Что, водолазы труп искали, думали, что с парашютом выбросилась?.. Похороны послезавтра, говоришь?..
Я на похороны?.. Вот и я не знаю, выпустят ли меня назад к жене и сыну… От греха, объяви там, что я в командировке в Японии и приехать не могу… Да, чуть не забыл: Ника, внучка, выехала с бонной фрау Мартой поездом в Москву… Ольга вчера утром звонила и попросила отправить ее, чтобы окрестить в православие, что ли.. Вернуть?.. Поезд, наверное, уже пересек границу Швейцарии… Ольга просила срочно, поэтому отправил я ее сегодня ночью ближайшим поездом через Киев. Вагон у нее семнадцатый. Так что встречайте… Ты понял меня, встречайте ее!.. Да, да, я в курсе завещания покойной дочери… Всегда супротив отца шла, супротив… Так что встречайте девочку и знакомьте ее с отцом… Обязательно знакомьте… За девочку головой отвечаешь… Понял… Да?.. Все понял…
Положив трубку, Коробов вышел из спальни и прошел в свой кабинет. Там он достал из бара бутылку виски и, налив полный фужер, остановил взгляд на фотографии Ольги, стоящей на его письменном столе. Она была снята на Цюрихском озере в окружении белых лебедей, а кормила почему-то из рук черного лебедя.
– Ухайдокали тебя, Ольга Викторовна… Допрыгалась?.. Ухайдокали!.. Ай не знала, что на Руси испокон веков деньги и власть в обнимку со смертью ходят?..
* * *
В офисе фирмы на Сретенке продолжал причитать о постигшей его утрате и грядущей нищете Сима Мучник.
В дверь испуганно протиснулись Хряк и Бабахла.
– Шеф, к тебе телка какая-то, – сказали они в один голос драматическим шепотом. – Пакет, лепит, в натуре, передать.
– Введите, – приказал Костров и отошел в затененный угол кабинета.
Тото втолкнул в дверь перепуганную Лариску с пакетом, перевитым скотчем, потом по знаку отца вытолкал за дверь Хряка с Бабахлой и тактично удалился сам.
– Ольга Викторовна приказала какому-то Скифу, – заверещала Лариска. – А я утром телик включила… У меня глаза на лоб шмыгнули.
– Голубушка, – перебил из угла Костров, показав на Симу. – Отдай пакет ее мужу.
– Ой, товарищ генерал, – испуганно оглянулась Лариска. – Перепугали-то как женщину слабую, беззащитную. Я все, как вы приказывали, товарищ генерал, я по инструкции, – верещала она, помогая Симе содрать с пакета скотч.
Симе совладать с липкой лентой было уже не по силам. Он швырнул пакет Кострову. Тот вклеил в лоб лахудры двадцатидолларовую купюру и показал на дверь.
Костров срезал скотч ножницами и, отвернувшись к окну, проверил содержимое пакета. Вынув из конверта бумажку и прочитав ее, скосил глаза на Симу и торопливо сунул ее обратно в пакет.
– Чего там? – сквозь дрему спросил Сима.
– Фотографии времен ее замужества за Скифом.
– Мне они на хрена?
– Я их сам доставлю адресату…
Скоро вся мужская команда, расставшись с Костровым, отбыла в загородный дом Мучника. Прибыв домой, Сима сразу уснул, а Хряк поковырял в носу и предложил позвать на картишки двух понтовых одесских братанов. Братаны эти прибыли в Москву на гастроли и отлеживались в Химках у крутого одессита, ставшего теперь "коренным" москвичом и владельцем целой сети "одноруких бандитов". Из Одессы-мамы у братанов был выгодный заказ на джип "Чероки" и "Шевроле-Каприс". Новенький джип они без проблем увели из-под носа владельца в Конькове.
А вот с "Шевроле" крупно не повезло. Милиция ввела в действие систему "Перехват", и через десять минут оба они лежали мордами в грязном снегу на Авиамоторной улице.
Крутой "коренной" москвич кинул ментам за их отмазку семьдесят штук "зелени", но те, подумав, запросили еще десять штук, и Тото купил по дешевке угнанный ими джип. Однако остатки баксов за джип у вышедших на волю Романа Хайло и Грицая Прыщика, по расчетам Тото, имелись. У него самого в бумажнике из крокодиловой кожи лежало тысяч пять баксов, но он был совсем не прочь за счет лоховских баксов набить его поплотнее.
Братаны прикатили без долгих уговоров. Играть в двадцать одно порешили на кухне. Хайло воткнул в стол здоровенный охотничий нож, вынул новую колоду карт и разделся по пояс. Игра началась с десяти баксов. Бабахла и Хряк подыгрывали Тото, а здоровенный, как племенной бугай. Хайло подыгрывал щуплому Прыщику, бывшему карточному шулеру Прыщу с Молдаванки. Но откуда Тото было знать об этом?
Часа два игра шла по мелочевке, с переменным успехом, но потом фортуна решительно повернулась к Тото задом. Прыщ так ловко тасовал и сдавал карты. что никакой возможности запомнить их не было.
Скоро стол под локтями у Хайло был завален долларовыми банкнотами.
Уже в сумерках Тото разбудил Симу и попросил десять штук в долг на неделю.
Сима запричитал о предстоящих расходах на похороны, однако пять штук под двадцать процентов трясущимися пальцами он все же отсчитал и вместе с Тото спустился на кухню поболеть.
Пяти штук Тото хватило на полчаса, и он вопросительно посмотрел на Симу. Тот вынул из кармана еще пять штук.
– Условия те же, – сказал он.
Тото бухнул на банк все пять штук и, набрав двадцать, ждал, сколько наберет Прыщ. Тот набрал тоже двадцать, и Тото грохнул кулаками о стол.
– Десять штук на неделю под тридцать, – прохрипел он Симе.
Сима, подумав, сходил наверх.
Десяти штук хватило Тото на десять минут, и он снова посмотрел на Симу.
– Сколько? – спросил тот.
– Десять…
– Сима уже бедный человек – скажи процент?
– Тридцать пять… На неделю.
Сима достал из бездонного кармана халата пачку долларов.
Тото положил на банк пять штук и выиграл. Потом еще пять и снова выиграл.
На банке было уже тысяч пятьдесят, когда Тото получил бубнового туза.
– Бью банк, хохол! – небрежно бросил он осклабившемуся Хайло.
Бабахла шумно задышал от напряжения, а Хряк сунул палец в нос и замер.
К тузу пришла десятка, и просиявший Тото выбросил карты на стол:
Невозмутимый Хайло одного за другим открыл двух тузов.
Изумленный Тото даже зачем-то понюхал их. Потом повернул растерянное лицо к Серафиму.
– Сима Мучник пуст, как медная кружка в синагоге, – закатил глаза тот. – Ты мне и так должен кинуть через неделю девяносто две штуки, а пятьсот баксов я жертвую, в знак соболезнования. Карточный долг – долг чести, старичок.
– Цэ так, – собирая деньги, подтвердил Хайло и посмотрел на позеленевшего Тото. – С тэбэ, кореш, шэ тридцать штукив.
– Через неделю, – пролепетал тот. – На мази крупная сделка с "пиковыми"… И пахан что-нибудь подкинет, а?..
– Ни, – потряс тот выигранными долларами. – Цэж усе зэмэле треба кинуты за отмазку з кичи. Гони гроши, козел, иначе по-хорошему не разбежимся, – добавил он по-русски.
Взъерошенный Прыщ положил на стол пистолет "ТТ".
– Только не в моем доме! – побелел Сима. – Умоляю, не в моем доме!..
Хайло оттолкнул его и выжидательно смотрел на Тото.
Того прошиб холодный пот. Он растерянно посмотрел на Симу. Тот протянул ему ручку и бумагу:
– Пиши расписку на сто тридцать три тыщи баксов.
"Расписка я, Тото Костров, взял под проценты у Симы Мучника сто тридцать три тыщи баксов, штоб отдать хохлам карточный долг…" – корявым почерком вывел плохо соображающий Тото.
Сима заглянул через его плечо и презрительно бросил:
– Сходи с такой малявой в сортир, козлятина дохлая! Я тебе не Сима, а Серафим Ерофеевич Мучник, понял, дешевый фраер? Имена и фамилии твои и мои полностью. Укажи свидетелей Хряка и Бабахлу, а еще черкни про недельный срок и проценты. И учти: через неделю счетчик начнет тикать. За один просроченный день – один процент натикает.
Тото смял потной пятерней недописанную расписку и, сунув ее в карман пиджака, склонился над новой.
Сима прочитал новую расписку Тото и, дав на ней расписаться Хряку и Бабахле, унес ее наверх, но скоро вернулся оттуда и вручил Тото три пачки долларов.
Тото дрожащими руками протянул их ухмыляющемуся Хайло.
На Симу внезапно нашел приступ великодушия, и он широким жестом пригласил всех в бар, а потом и в сауну.
Вода в бассейне перехлестнула через бортик, когда в него с торжествующим бычьим ревом прыгнул разомлевший в парилке Хайло. А Сима подсел к согбенному от грустных мыслей Тото.
– Побухтим? – сказал он ему на ухо.
– О чем? – брезгливо отодвинулся от него тот.
– Были бы два деловых человека, а о чем всегда найдется, – осклабился Сима и отпил из бутылки "Кампари", так любимого Ольгой. – Слушай сюда, Толянчик… Если из пункта А в пункт Б сегодня в семь утра вышел поезд, значит, в пункт Б он прибудет послезавтра в полдень, сечешь?..
– Не-а.
– А в поезде к мамке и папке едет сечешь кто?
– Не-а.
– Мамка-то на самолете разбилась, а папка встречать кого будет?..
– Скиф!.. Пацанка едет, – дошло до Тото. – И чо?
– Поезд-то через хохлов идет!.. Пацанку с поезда и отстегивай, чмо керзовое, за пацанку все, что тебе на халяву выпало. Крутые бабки для чмошника что картины Кандинского для Хряка.
– Чо-о?..
– Абстракция. Пердю монокль, говорю. Отстегнет, фраер, куда денется? Психология-то у него совковая… Идешь надело – просандаленные бабки Серафим тебе великодушно прощает и расписку рвет, а в дорогу еще "дури" С "зеленью" кинет без жлобства.
– А сколько я срублю на этом деле?
– "Лимонов" двадцать баксов. Врубился теперь?..
Глаза Тото округлились и вспыхнули алчным блеском, но быстро угасли:
– За такие бабки меня здесь уроют, как два пальца…
– На хрен тебе здесь? – вскинулся Сима. – Отдохнешь с год на Канарах. А хочешь, в Хайфе на моего бабая филиал фирмы "СКИФЪ" откроем, а дела на ней будешь крутить ты. Израильский закон своих не выдает.
– А пацанка точно в поезде едет? – завелся Тото.
– Точно. Твой папаша вчера из кабинета вас выпер, а Сима на диване лежать остался и разговор с моим тестем Коробовым сек, но вида не показывал.
– Скиф и два сербских волкодава, – размышлял Тото. – Братву бы еще надо.
– Придурков бери, – кивнул Сима на Хряка и Бабахлу, плескавшихся в бассейне. – И хохлов я штук за десять уговорю. Они баксы за отмазку с кичи отдадут, и опять голыми яйцами трясти, что ли…
– Ты, гений, шеф, бля буду! – прошептал воспрявший духом Тото.
Предстоящее дело после пережитого стресса показалось ему проще пареной репы. К тому же Тото очень хотелось сравняться по крутизне с Мучником и сквитаться за все со Скифом.
Глава 26
Прокуратура очень быстро провела следствие и прекратила дело. Никаких прямых доказательств на покушение установить не удалось. Экспертиза тоже ничего не прояснила. Самолет, хотя и по касательной, промчался по тонкому льду почти километр, но от удара о твердь развалился на куски, кабина и двигатель ушли под воду. "Черного ящика" на этой "Сессне" не было.
Но еще до прекращения дела родным передали какие-то обугленные тряпки и смятую игрушку.
Ольгу хоронила только мать с дальними родственниками. Было еще объявлено, что старый Коробов находится в Японии, потрясен случившимся, но прилететь не может.
Гроб не открывали. Перед тем как опустить в яму, наспех заколотили крышку. Речей почти не говорили, только опасливо перешептывались.
Но все без исключения чистосердечно горевали, что по чьей-то злой воле или по велению рока из жизни ушла молодая красавица, ставшая символом новой России.
И даже природа безутешно оплакивала свою любимицу. Природа ведь любит красивых и здоровых. За день до похорон погода окончательно испортилась, с юга подул теплый сырой ветер, который за сутки слизал снег на дорогах. А теперь вот беспрерывно моросил мелкий дождик.
* * *
Скиф с Анной подъехали к воротам кладбища, когда вокруг могилы суетились телеоператоры с камерами и осветительными приборами, снимая для программы "Новостей" немногочисленные надгробные речи. Оставив "жигуленок" на стоянке у входа, рядом с завалом кусков нерастаявшего льда, они подошли к толпе провожающих и встали в сторонке.
А в это время на стоянке возле кладбищенских ворот показались двое. У одного из них, худого и жилистого, с лисьей вытянутой мордочкой, в руках был сверток. Они подошли к "жигуленку" Скифа, и Лисья мордочка, воровато оглянувшись и открыв багажник, сунул туда сверток. После того как они исчезли из вида, полковник Шведов оторвался от окошка машины "техпомощи", стоявшей на другой стороне дороги, и приник к зажатой в руке портативной рации. Скоро на стоянку въехали два самосвала. Они остановились у завала льда. Рабочие в оранжевых куртках принялись разбивать ломами лед и кидать лопатами в кузова автомобилей. Один из рабочих под прикрытием самосвала открыл багажник "жигуленка", вынул оставленный Лисьей Мордочкой сверток и сунул себе под куртку…
* * *
Когда Скиф и Анна подошли к "жигуленку", их уже ждали двое в штатском. Едва Скиф сел за руль, как один из них махнул рукой, и из автобуса, стоявшего в десятке метров от "жигуленка", выскочили омоновцы в бронежилетах и с автоматами. Они вырвали из-за руля Скифа и несколько раз огрели дубинками.
– Руки на капот! Не шевелиться! Стреляем без предупреждения!
Пока штатские обыскивали Анну и салон, омоновцы обшмонали Скифа и, не найдя ничего, кроме документов, заломили руки и потащили его к багажнику.
– Открой! – приказал штатский.
– Ключи у тебя, ты и открой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49