– Мне думается, это не простая газета?
Собеседник ненадолго задумался.
– Это газета. Четыре листка – не такая, в сущности, сложная. Есть, правда, некоторые нюансы…
Теперь я задумалась – что бы такое ляпнуть? И ляпнула:
– А как насчет трудов праведных и палат каменных?
– Бросьте, Дина Александровна, – голос собеседника отчетливо отвердел, – жизнь не пословица, вы об этом не хуже меня знаете. Деньги приходят легко. Правда, не ко всем. Но дело не в деньгах, дело в добросовестном труде на благо всех и каждого. У вас будут очень, знаете ли, приличные условия для… мм… для добросовестного труда. Отдельная площадь, отдельное информационное обеспечение. Отдельная голова. Ваша. Работа – творческая. Мало того – очень близкая вашему характеру и темпераменту.
Просто одуреть, до чего я обрадовалась. А как же золотое правило: жизнь дается только раз, и прожить ее следует, не работая?
– И вы не дадите мне спокойно умереть?
– М-м… Боюсь, что нет, Дина Александровна. Все мы должны чем-то жертвовать в этой жизни… – Собеседник помедлил и весьма оригинально закончил: – Ради будущего нашей страны.
– А если я все-таки рискну отказаться?
Последовал наилегчайший вздох и краткая пауза.
– Не надо, Дина Александровна. Ей-богу, не надо. Я звоню вам не за тем, чтобы угрожать. Вы не стоите угроз. Я и мои коллеги вас безмерно уважаем и желаем только наилучшего. Это не слова. И поверьте, наше предложение отнюдь не исключает процветания, гармонии души и тела, а также личного и любого другого счастья. Подумайте. С вами будут разговаривать… э-э… завтра утром. Часиков эдак в десять. Устроит?
Правильно, подумала я. Никогда не делай то, что можно отложить.
– Я всю жизнь только и делаю, что думаю, – проворчала я. – Все думаю, думаю… Уже голова от дум квадратная. А к чему хорошему это привело?
Собеседник рассмеялся.
– Я считаю, мы сработаемся. Приятных вам сновидений, Дина Александровна, – и сыграл отбой.
Но не успела я донести трубку до рычага, как телефон опять заверещал. Как-то это странно.
– Сколько можно болтать? – проворчали знакомым голосом. Ну очень знакомым. Хотя должна с удивлением признать, что до сего дня я никогда не слышала этот голос в телефонной трубке. – Я сейчас приду, – заявили мне бесцеремонно.
– Давно пора, – сказала я. – Ты далеко?
– Под дверью. Открывай, – и повесили трубку.
Ну конечно. Все шутим. Проверив, на мне ли халат, я на цыпочках подкралась к двери, прислушалась. Снаружи не доносилось никаких звуков. Нужно было решительно в этом убедиться. Я приспустила «собачку» и высунула любопытный нос в коридор. И чуть было не вляпалась в колючий букет ослепительно-белых роз, висящий в воздухе.
– Ой, – сказала я и стала падать в обморок.
– Не падай, – сказал материализовавшийся из астрала Туманов, обнимая меня с таким пылом, будто мы с ним не встретились, а уже прощались.
Но я все-таки упала в обморок. Мой обморок, хочу – падаю. Последние мои осознанные слова были как нельзя подходящи для трогательного воссоединения.
– Откуда у тебя сотовый?.. – простонала я.
– Дали, – радостно сообщил Туманов с высоты величия и понес меня на руках – куда-то по кочкам, по весям, по кроватям…
Часа два (а то и четыре) мы предавались приятным легким жанрам. Пили шампанское, занюхивали розами, опять предавались. Он отдавил мне все мои бока. Я не стала ему говорить, что если вдруг забеременею, то, как честная девушка, просто обязана буду выйти за него замуж. Когда за окном стемнело, я окончательно походила на разваренную ватрушку. Но держалась. Он первым ослаб.
– Ты необычайно сексуальна, притягательна, и привлекательна, и… – забормотал он, выталкивая меня из кровати.
– И не замужем, – добавила я, а потом удивилась: – Слушай, а ты вообще про кого?
– Про тебя, – удивился он.
– И я могу без веревки и мыла сходить и посмотреть в зеркало?
– Запросто, – кивнул он. – Сходи. Если боишься одна, могу сопроводить.
– Нет уж, – сказала я. – Не пойду. Не хочется что-то.
Я зарылась в него, как в солому, и попыталась сосредоточиться на простом и радостном. Чем черт не шутит? – думала я. – А вдруг это и есть то, чего мне всегда не хватало? А вдруг это надолго?
– Я завтра уезжаю, – мрачно поведал Туманов.
Нет, не надолго, подумала я. Тяжелый ком величиной со снежный подобрался к горлу и сделал мое состояние просто наипакостнейшим. Не позволяя себе скатиться в горькую кому, я принялась демонстрировать олимпийское спокойствие.
– Уезжай, – сказала я. – Твоя Шарлотта переживет. Была без радостей любовь, разлука будет без печали…
– Почему Шарлотта? – удивился он.
– Действительно, – горько вымолвила я. – Почему Шарлотта… Ты так мало похож на юного Вертера. Ты похож на гулящего сукина сына, которых везде полно… Зови меня Лелей.
– Прекрати. – Он обнял меня, прижал к себе. Я молчала, ждала, что он скажет. А он не спешил. Когда заговорил, я уже пробежалась мыслями в прекрасное далеко, вернулась в кошмарное прошлое, а оттуда с ужасом рванула в глупое настоящее, где и затормозила.
– Из милиции меня турнули, – поделился он. – Предложили работу. Нет, не так – навязали. Либо работай, либо… словом, будут неприятности, дорогой товарищ. Где-то они по-своему правы. – Он поднял мою голову и пристально глянул на меня своими бесстрашными глазами. – Им нужны нормальные люди…
– Ты – ненормальный, – процедила я.
– Я не отягощен злом, – возразил он.
– Ой ли? – усомнилась я. – Какого мы о себе мнения.
– Поскольку мерзопакость все ползет, – продолжал он, не уделяя внимания моему выпаду. – Контора здравствует и процветает. Она зевнула пешку, но сохранила позиции, и потеря ей ничегошеньки не стоит. База замкнута на себе, понимаешь? Охрана, вольные, подневольные, кто там еще? – подопытные – их можно трясти как грушу, а смысл? – дальше базы не уйти. Архивы уничтожены, руководство – на том свете: кого-то застрелили, кто-то – сам. Насчет «сам» у них вообще практикуется. Техтерриторию, к примеру, чистили – моментом. Ворота подорвали, в вентиляцию газовых гранат набросали целый вагон – а результат? Сторожа покончили с собой, а в девятом блоке – помнишь прелести? – все уроды перестреляны, а охрана – эти зомби в черном – попрыгали в шахту, и привет. Кто такие? Откуда?.. Никто не знает. Трупы обычно не докладываются…
– Ты сам становишься как зомби, – проворчала я.
Он вздрогнул. Задумался. Интересно, о чем думают зомби? Умный вид делают?
– Прости, – вздохнула я.
Он не обиделся. Облапал меня всеми четырьмя конечностями и… и даже зажмурился.
– Я удеру месяца на три-четыре, а потом вернусь, Динка, и никуда от тебя не денусь. Квартиры наши объединим, мебель купим. Попугая-полиглота заведем. Жди меня со страшной силой, поняла?
Ага, свежо предание.
– Уже жду, – пробурчала я.
Он расхохотался как ненормальный и перешел к активным действиям. А потом взял да уснул богатырским сном. А я лежала, примеривая на себя роль безутешной вдовы, все думала, думала… О том, что везет мне, как утопленнице, на природные явления (всякие там Ветровы, Тумановы)… О том, что покой – явление буржуазное, а бабы дуры не потому, что дуры – как гласит идиома, – а потому что бабы, и иначе они не могут.
А еще о том, что, какой бы ни была подлой эта жизнь, она не имеет права состоять из одних катаклизмов.
Рассупонилось красно солнышко, приподнялось из-за желтых тополей, и курсант Рябинин (в миру Павел Туманов), десять раз пропотевший на кроссе и рукопашке, брел в безликой толпе на обед. Лучшее средство от добавочного жира – тренировочный лагерь под эгидой ГРУ. После обеда им подбросят зачет по стрельбе из «СВД», который он с гарантией завалит, два часа болтовни на тему «История, структуры, доктрины и особенности деятельности религиозных организаций». Не прикончат после отчисления – можно поступать в семинарию. Там учиться проще, и перспективы – райские. Можно в медресе – у мусульман рай посимпатичнее.
Крайним, то есть помощником инструктора (принеси, подай, не мешай, пошел на…), сегодня оказался Ренат Исмаилов – не то узбек, не то татарин. Биографией курсанты не щеголяли. Единственный, кто сдаст зачет, как дважды два. И не одну лишь снайперку – любые стрельбы. Нежно любил Ренат оружие – иные женщин так не любят, – жить не мог без этих «эсвэдэшек», «стерлингов», «питонов», «хеклер-кохов». Наверное, в арабские террористы готовили. Или антиарабские, к тому же собственный Ливан в стране имеется. Одна беда у азиата: не умел он незаметно спать на «ликбезе», как именовали «ознакомительные курсы» сами преподаватели. Одинаково сладко сопел Ренат (и попадался), не различая доктрин – что под болтовню о протестантах, что под разговоры о шиитах. Крайнему, впрочем, не до сна: убери плакат, вставь кассету, пни вон того сновидца. Так что штрафной повтор Ренат не заработает, очередь Туманова. «Курсант Рябинин» будет завтра ковыряться в моторах (не возьмут в семинарию – попробовать в авторемонт?), прятать в «апартаментах» микрофоны и шустрить с кассетами на лекции «История, идеология и психология неформальных объединений». Обидно – единственный предмет, где смотреть видеофильмы просто по-человечески интересно.
Обед по расписанию: как на зоне – десять тридцать утра. У входа в столовую торчал «крюк» – лицо инструкторско-преподавательского состава: длинный, мосластый, в танкистском комбинезоне и черной «парандже», что французы в прошлом веке именовали «балаклавой», а современные продавщицы спортмагазинов – «маской лыжника». Черная ткань и отверстия.
Ручеек курсантов огибал «крюка», как валун: мы тебя не трогаем, и ты нас – обед как никак, побойся бога. Туманов, уже нацелившись на дверь, услышал:
– Курсант Рябинин!
– Я, – выдавил со злостью. Голос какой-то незнакомый.
– За мной.
– Слушаюсь, – вздохнул Туманов. Глупая штука – субординация… Настроение отсырело окончательно. За два месяца в лагере никто от «крюков» ничего хорошего не видел.
В кабинете сидел комендант – единственный в лагере носил погоны с майорской звездой, но узнавали без погон – по размеру плеч и медвежьей походке. Да по фразе, которую майор произносил десять раз на дню: «Наемники не умирают – они спускаются в ад для перегруппировки». Где узрел наемников, непонятно. Упомянутых счастливчиков от обычных вояк отличают свобода выбора и приличная зарплата.
– Господин майор, курсант Рябинин…
– Вольно, – обронил косолапый. – Здравствуйте, курсант. Вы откомандированы в распоряжение капитана Кузнецова. Отправляйтесь немедленно.
– А вопросец не позволите?.. – рискнул Туманов.
– Даже два вопроса, курсант, – отступил от устава майор, делая в принципе человеческое лицо. – Про сухой паек уже распорядились. Перекусите в машине. Суть работы такова. Санаторий Министерства обороны в подмосковной Дубне. Заведение блокировано спецназом, персонал арестован. В закрытом для посетителей крыле обнаружен довольно необычный контингент «отдыхающих». Их трудно назвать сумасшедшими, курсант, однако… Это страшно – по мнению очевидцев. Словом, требуется узкий специалист по данного рода публике. Руководство предложило вас. Ступайте, курсант. Надеюсь, через недельку вы вернетесь в нашу тихую обитель?
Туманов на мгновение закрыл глаза. Зараза расползается. И больной скорее мертв, чем жив.
Раздвигаем занавес, господа?..

Примечания

1

Доверься мне (англ.).

2

Не подскажете, ребята, как пройти в библиотеку? (англ.)

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40