– Ну довольно! – прозвучал командный окрик. – Антосов, марш в обход, хватай ее на том берегу! Да не лапать, понял? А вы, ублюдки, не стойте, ловите парня, он где-то рядом. А то ишь – растаращило на бабу!..
Туманов П.И.
Он вскочил от первого же визга. Снился ему банкетный стол и много разных друзей. Отличное посткоитальное состояние. Вытрясая из башки сонную дурь, заметался по фанерному домику. Куда бежать, кого спасать?.. Узрел приоткрытую дверь, край овражка, все понял. Ой ду-у-у-ура! А тут еще различил отдаленный гогот – да не одного весельчака, а целой братии. Где? Да на озере! Махровый ужас пронзил. Да сиди они смирно в домике – глядишь, и пронесло бы. Ну ду-у-у-ура!.. Лихорадочно отцепил от пояса камуфляжа подсумок с тремя магазинами, рванул автомат, как был разукомплектованный, со всем хозяйством на виду, выметнулся вон. Едва попал в овражек, опять услышал гогот – пуще прежнего. Ага, на правом бережку. А мы пойдем на левый… Вскарабкался на край трещины и по траве, по шишкам, по колючкам, не чуя боли в пятках, рванул в обход корявых ив, окружающих обрывистый берег.
Продрался сквозь заросли (на Маугли пока не тянем), раздвинул листву и стал очевидцем самого пика драматизма. Голова Динки, словно жук-плавунец, мелькала над поверхностью озера. Открытый рот, вопль лебедицы… На том берегу – шестеро. Гогочут, хохмят. Понятненько: два дозора встретились и породнились. Один поднял автомат, небрежно, играючи – полоснул очередью. Словно камушки в воду попадали. Динка пропала, опять появилась, хватает воздух. Мало его, воздуха… Но плывет – наискосок – туда, где пляж отлогий, и камни наворочены по всему берегу, как тюлени спящие.
Старшой грубым окриком дал команду кончать балаган. Антосову – чесать за Динкой, посуху, а прочим – искать его, Туманова. А ведь они не знают, что у меня автомат! – осенило его. Откуда им знать? Армейское начальство не раскрывает всем встречным ляпы своих подчиненных. Оно их наказывает, а сор из избы не выносит. В мире шестьдесят два миллиона автоматов Калашникова – разве все укараулишь? Вот и не прячутся. Не потому что недотепы, а потому что не информированы.
Он осторожно опустил предохранитель. Шуметь ни-ни, по водной глади звук летит – как набат в степи. Патрон уже в стволе – дело прошлое, по утряне, помнится, дембеля Кирюху стращал и оттянул затвор от большого ума… Сгодилось, да?
Кучка напротив зашевелилась, потянулась неохотно к обрыву. Один – коротконогий и подвижный – отделился – и налево, наперехват плывущей Динке. Антосов, стало быть. Из оставшейся пятерки троих он знал. Весь давешний дозор, с которым они едва разминулись. Резаный, Злыч, Сутулый. Одичали парни за сутки. Форма – торчмя, бутсы – аж зеленые от грязи. А телодвижения – ну батарейки кончаются. Ворчат в пылу эрекций, озираются на Динку. А верховодит ими некто сухопарый, с военным позвоночником. Резаный-два. Но более строг. Хотя тоже на Динку озирается.
Они прошли, раздвигая руками нависший над водой тальник, и полезли на обрыв – глиняное пятно средь зарослей. Вот здесь он их и подловил. Ударил по прямой, длинной очередью, растопырив ноги и хозяйство, дабы не чебурахнуться от мощной отдачи. Водил стволом налево-направо по мятущимся фигуркам, оглох окончательно, но палил и палил, пока не опустошил магазин. А тогда отвел защелку, выбросил рожок. Вбил новый, оттянул затвор…
Трое остались лежать. Старшой, Резаный, Сутулый… Старшой еще скреб когтями. Двое неуклюже карабкались на обрыв. Он не целясь выдал долгую очередь и перенес огонь на Антосова, который к тому часу одолел восточный бережок, нырнул под гору, а услыхав за спиной тарарах, заметался на ровном месте, попрыгал к одиноко лежащей коряге…
Не успел Туманов. Пули сбили с обрыва полдюжины ромашек, но Антосов уже расплющился за корягой, укрылся с головой. А те двое все лезли. Один палил в оглядку, с плеча: пули ложились веером – то в озерцо, то в белый свет. Опасно. Он бросил взгляд налево. Динка продолжала плыть, тяжело загребая. Практически на месте стояла. До берега метров десять. И надо же, по прямой за ней – здрасте-пожалте – Антосов со своей корягой. Ах ты ублюдок…
Нет, он должен быть ближе. Три пятнадцать! Длиннющая очередь поверх Динкиной макушки – в обрыв с ромашками – это чтобы лежал, зарывшись, и не возникал. Потом опять перенос огня, на прямую. Некий недруг уже нырнул за обрыв – только ноги взлетели, другой опоздал, оступился. Ноги поехали. Но жить-то хочется! Цепляясь за воздух, он послал себя влево, в самое раздолье тальника, и зашуровал там, завозился. Эх, авось не увидят! Глаза закроют… Туманов побежал вперед. Взял толчок и сиганул с невысокого обрыва – в одной руке автомат, в другой подсумок. Вылитый Икар… Но не рассчитал своих взлетных способностей – обвалил пяткой край обрыва, замахал руками и упал – не на ноги, как планировал, а на бок. И покатился бревном. Оттого и оказался не за грядой валунов (вылитая крепость…), а за одинокой глыбиной, торчащей на правом фланге развалов. Цапнул подсумок, затаился, прижался затылком к камню. Засветили?.. Медленно отжался вправо, опасаясь наихудшего.
Динка выползала на берег. Раскудлаченная, глазенки нараспах, еще миг – и повылазят, но сама юрка, тонка, как былинка. Шмыгнуло голенькое тельце за «спящего тюленя» и закопалось в песок. Умничка! Давай же ближе подбирайся, за большие камни, там тебя никто не возьмет…
Он отдышался. Едем дальше. А что в магазине? Мелочовка, патронов пять-шесть. Не-е, сегодня рискуют пусть другие. Экономия неуместна. Он вынул магазин, вставил новый. Лязгнул затвором, зубами. Настроился на продолжение. Вдруг боковым зрением справа уловил движение. Стоп. Метнул глаза. Нет, не Динка – она скрылась из глаз, уползла за камни. Антосов! Выбрался из-за коряги, пробежал метров двадцать и втиснулся в расщелину в обрыве. Отчаянный парень. Пока он его, Туманова, не видит (хочется в это как-то верить), но стоит высунуть нос, как вот они мы, товарищ старший лейтенант, – снимай нас, голых, напрямую…
А за водой еще два бандита. Ситуевина, конечно, аховская. Никакой нормализации. Одно греет – его не засекли. Он переложил автомат, пошарил под собой, набрал горстку галечника и с оттягом, неловко извернувшись, бросил – на шапку каменной гряды. В один счет, пока не долетело, схватил камушек покрупнее, послал вдогон.
По валунам замолотило дробью. Что-то мелкое обвалилось, покатилось на песок, образуя скоротечный шум. Реакция последовала без раскачки: ухнуло из всех стволов и разных направлений, взахлеб. Казалось, каменная гряда затряслась, стала распадаться… Давайте, мужичье, работайте. Он протиснулся по стеночке влево, выглянул из-за камня. Есть, Антосов его потерял. А вот и двое. Один садит из кустов, другой с обрыва, из-за ствола раскоряченной сосны. Туманов открыл огонь – на дуру, но густой. В кустах прошуршало, мелькнул лысоватый череп – стрелок завалился мордой вниз, подмяв собой тальник. Обездвижился. Второй, похоже, перезаряжал. Кто там в активе? Злыч? Ну на, дружище Злыч. Он влепил прицельную очередь в ствол, обломил ветку. Но не успокоился, а продолжал всаживать свинец за свинцом в широченную соснищу и шпиговал ее почем зря до тех пор, пока что-то грузное не сползло в траву.
Тогда он приделал последний магазин и побежал за гряду. Но не дотянул до Динки. Пули пролаяли над головой, он дернулся в сторону, за камень, ошеломленный финальной сценой… Антосов, приземистый коротыш с мясистым клювом, широченной лапищей держал Динку за горло, закрывая себя, а другой стрелял из автомата, неуклюже ловя приклад подмышкой. Динка хрипела. Бандит нервно хохотал, обнажая синий язык. На раздумья – мгновенья. Да не может он одной рукой вести пальбу, подумал Туманов. Кишка тонка. И упора как такового нет. Ствол клюет… И внезапно обозлился: да доколе каждая сволочь будет ими вертеть! На тебе, друг, шаланду, полную кефали!.. Он вырвался из-за камня, метнул автомат в медленно отходящую вдоль берега парочку – рывком от груди, как от сердца оторвал – лови пенальти! – а сам взлетел, оттолкнувшись пятками. Бандит выматерился, пули жахнули у бедра, но он уже повалил их обоих, всей массой, вгорячах, не разбирая, где кто. Через мгновение разобрал, отпихнул задыхающуюся Динку и впился бандюге в ворот. Удар – по виску, в челюсть, в табло… Навстречу – ненависть из глаз, разинутая пасть и ответный удар по кумполу – хрясь!.. В голове, как в железном баке, загудело, боль ворвалась в висок. Он отлетел к воде, взревел от сдвига в пояснице, но отчаяние велело собраться, призадуматься. Рука нащупала корягу – узловатую, похожую на булаву. Отлично сбалансированное оружие! Бандит поднимался – устрашающе, растопырив грязные ладони, – он швырнул корягу ему в грудину! Из последних сил, из неприкосновенных резервов. Понимал, что дубля не будет.
Грудина хрустнула, как пакетик с чипсами. Бинго! От рывка Туманов рухнул. Лежал, весь скособоченный, и молча смотрел, как Антосов, издавая горлом тошнотные бульки, опадает на землю. Лист ты мой осенний… Как сказал бы мудрый кореец: «Он отложил ложку в сторону». Умирает, стало быть… Потом поднялся, немного неохотно, поставил Динку на ноги. Стал отряхивать с нее песок. Чтобы покрасивше была.
– Ты мне плечо зашиб своим дурацким автоматом, – сдавленно пожаловалась она.
Он пожал плечами:
– Больше не буду. Прости.
– Да ладно… – прошептала она.
Антосов пытался подняться. Не верил, что беда его всерьез. Но не мог. Каждое движение доставляло массу хлопот. Бульканье сменилось свистом. Туманов поднял с песка оба автомата. Один протянул Динке:
– Держи, присягу потом примешь. Это хорошее подспорье. И попробуй только вякни. Бежим, подурковали уже…
Она кивнула на извивающееся по песку тело:
– А этого… бросим?
Он скрипнул зубами:
– Извини, едри его, мы не мать Тереза…
Оставалось ли у них время? Он понятия не имел. Веселая шумиха на озере была слышна с любой точки в радиусе десяти верст. Все свершилось за минуты, и только в этом состояла их фора. Если в окрестных чащобах не бродят плохиши, то они успеют уйти, если бродят, то грядет новый бой. А это печально.
Пятка ныла просто унизительно. Он доковылял до скалы с тремя соснами. Влез на крутой обрывчик типа бугорчика, расположился обернуться – одним махом вытянуть Динку. Но не довелось. Перед трещинкой, ведущей в убежище деда Антипа, шевельнулось тело. Он поздно спохватился. Одно отрадно – отметил, как присела Динка.
– На месте! – рявкнул голос, исполненный страдания.
Туманов замер, уперев ствол в обрыв. Не успел! Опоздал! – заработал импульс где-то в ядре черепной коробки. Что делать?! Что?!
Бурьян расступился, явив понурую личность с автоматом. Левый бок у Злыча был прострелен сверху донизу, но он не только стоял на месте, но даже как-то передвигался, о чем убедительно свидетельствовало чудесное перемещение боевика на полста метров южнее места ранения. Шустер.
– Брось оружие, – кратко вымолвил он и закусил губу.
Жалящее дуло взирало Туманову в грудь. Он помешкал, но делать нечего, бросил. Пожалте-с.
– Дальше что?
Злыч яростно думал. Было видно, что он не прочь сделать из обидчика дуршлаг, но что-то держит.
Туманов догадался:
– Премия?.. Не за спасибо ловим?
Злыч ощерился. Веселье давалось с трудом, но того требовал имидж победителя.
– Двести? Пятьсот? Штуку баксов? – не унимался Туманов. – И делиться ни с кем не надо, верно, Злыч? Все мертвы. Но извини, во-первых, не все, а во-вторых, этих бабок даже на лечение не хватит. Положим, пульки тебе из бочины выдернут за так… как говорят англичане – «frее»… но вот дальнейшая реабилитация… Не-е. Не потянешь, дяденька. И контора не оплатит. Она тебя скорее прихлопнет, понял, да? На хрена ей такие ветераны? Быстро, надежно и без хлопот…
Глазки Злыча налились яростью. Чего-то я заболтался, подумал Туманов. Или ничего?
– Верно, ублюдок… – проскрипел бандит. – Не все стоит чистогана… – Палец на спусковом крючке начал движение к пузу.
«Е-мое, – всколыхнулся Туманов. – Договорился. Обидел такого парня… Он и так получит за меня – за мертвого…»
Но выстрелы загремели не из той степи. Из долгожданной. Динка прокралась вдоль скалы и долбанула по левому уху. Оглушающе. Долго и ненужно. Злыч не поимел возможности воплотить в жизнь неплохой, в сущности, постулат. Он выронил автомат, помертвел глазами… Пули сыпались как горох. Одни улетали мимо, другие дырявили униформу, превращая ее в сито, выдирая клочья ткани, кожи, кровяные брызги, оставляя на месте груди багровое месиво. Но он не падал – воспринимал огонь как воспринимал бы его зафиксированный манекен на шарнирах – дрыгался, разболтанно вертел руками. И лишь когда очередь захлебнулась, сделал одолжение – рухнул лицом вверх. Умер. Навсегда.
– Ты прям как русский мужик, – буркнул он, оборачиваясь к Динке. – Долго запрягаешь, быстро едешь. Давай руку.
Невзирая на проявленное мужество, она не была похожа на боевую Минерву с полотна Веронезе – воительницу без одежд. Шаталась. Падала. Автомат уже упал. Слезы полились градом… Он спрыгнул с обрыва, обнял ее за плечи – голенькую, дрожащую. Но не успел успокоить – истерика началась внезапно и страшно – как извержение Везувия на Помпею.
– Я не понесу твой долбаный автомат!.. – заорала она. – Он слишком тяжел для меня, понял!
А дальше ему просто пришлось взвалить ее на себя, как мешок с большими деньгами, и действовать по обстановке…
Одевались уже в лесу, взмыленные, обалдевшие. Из общей груды, брошенной Тумановым на землю, выхватывали каждый свое, лихорадочно напяливали. Носки с трусами наизнанку, куртки внакидку. Потом выписывали вензеля между деревьями, мчась на запад – один с отбитой пяткой, другая с продавленными ребрами – в направлении на Сузур, приток Черноярки – неширокий, но противный, а затем на Черноярку, реку бурливую и «непереправлябельную», а затем на Аваш, на котором зиждется гордый город Карадым… Без руля и ветрил куролесили по лесу минут двадцать, пока не заблудились в сумрачной низине, не закружились в дебрях шиповника и калины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40