– Тогда я удовлетворю ваше любопытство, – важно сказал Жернанд, поворачиваясь к зрителям своим громадным седалищем.Вот каким образом развратник приступил к омерзительной операции. Его окружили четверо ганимедов: один держал наготове большой ночной горшок, второй взял зажженную свечу и подставил ее поближе к анусу, чтобы было лучше видно происходящее, третий сосал ему член, четвертый, перекинув через руку белоснежное полотенце, целовал Жернанда в губы. Тот, опершись еще на двоих педерастов, поднатужился, и как только появилось невероятное количество дерьма, которое обыкновенно и регулярно выдавал хозяин замка, учитывая страшное количество поглощаемой им пищи, тот юноша, что держал вазу, принялся восхвалять экскременты. «Какое прекрасное дерьмо! – восклицал он. – Ах, господин мой, какое превосходное говно! Как красиво вы испражняетесь». Когда дифирамбы закончились, педераст, вооруженный салфеткой, языком очистил преддверие ануса, а горшечник подставил содержимое горшка под нос Жернанду и опять громогласно восхвалял его. После этого мощная струя мочи ударила в рот сосателю, который тут же проглотил всю жидкость, полотенце завершило то, что не мог сделать язык, и четверо ганимедов, оставшись без дела, долго сосали поочередно язык, фаллос и задний проход распутника.– О черт побери! – восхитился Брессак, усердно содомируя Виктора, который в это время теребил ягодицы своей очаровательной сестрицы Сесилии. – Гром и молния! Я ни разу не видел такой сладострастной процедуры. Честное слово, я возьму это себе за привычку. А теперь выкладывай, дорогой дядя, о каком таком наслаждении ты начал говорить.– Сейчас сами увидите, – ответил Жернанд, схватил Жюстину и заставил Джона и Константа привязать ее, живот к животу, к трупу своей жены. – Вот в таком положении я буду сношать в задницу эту девку. – Затем, приступив к обещанной операции, добавил: – Согласитесь, что про этот способ вы совсем позабыли.Каждый из компании шумным восторгом встретил это предложение, каждый захотел испытать его, когда Жернанд закончил. Но несчастную Жюстину охватило такое отвращение, что ее лицо исказилось, и она потеряла сознание.– Прекрасно! – крикнул Брессак, который как раз сношал ее. – Вместо одного у нас будет два трупа – только и всего.– Надо бы отстегать ее, – предложил Верней, – и хорошенько пощипать, вот увидите, как хорошо поднимает тонус это средство.– А лучше всего добраться до нервов и поколоть их, если только это возможно, – заметил Д'Эстерваль, лаская ягодицы Сесилии и поручив свой орган ласкам одного из юных служителей.– Так давайте попробуем все средства, начиная с самого простого, – проговорил Верней и тут же принялся хлестать жертву, не покидая заднего прохода Доротеи, которой малышка Роза сосала клитор. – Если первое не даст результатов, перейдем к следующему.К счастью, в этом не было необходимости: после жесточайшей порки Жюстина открыла глаза, но увы, только для того, чтобы с ужасом обнаружить, что с нее ручьями льется кровь.– О Господи! – простонала она, окропляя слезами безжизненное лицо своей госпожи, почти прижатое к ее лицу. – О праведное небо! Итак, мне всегда суждено быть жертвой страданий и ужасов! Забери поскорее мою душу, великий Боже: лучше быть сто раз мертвой, нежели влачить такую жуткую жизнь.Эта мольба вызвала громкий хохот, и утехи продолжились.Д'Эстерваль, выбравшись из зада мадам де Верней, в котором он недолго орудовал, подошел к ее супругу и поинтересовался, почему тот не присоединил жену к свояченице.– Ах, вот как! – рассмеялся Верней, прочищая зад жене того, кто задал ему вопрос. – Стало быть, эта мысль возбуждает тебя всерьез?– Ты же сам видишь, – проворчал Д'Эстерваль, показывая свое копье, взметнувшееся в небо с грозным видом, – уверяю тебя, что страдания этой твари безумно меня воспламеняют. Она так обольстительна, когда рыдает, и я хотел бы, – продолжал распутник, усиленно мастурбируя, – заставить ее помучиться по-настоящему.– Ладно, дружище, – сказал Верней, – я согласен, но только на следующих условиях. Первое: убивая мою жену, ты уступишь мне свою, которая мне очень нравится.– Идет! – воскликнули одновременно Д'Эстерваль и Доротея.– Второе условие заключается в том, что смерть, которую ты приготовил для моей любезной половины, должна быть ужасной… Пусть это произойдет в комнате по соседству с той, где я буду совокупляться с твоей женой и извергаться под вопли твоей жертвы.– Я согласен на все, – объявил Д'Эстерваль, – но также при одном условий. Мне нужна жена, и я хочу заполучить Сесилию: так приятно жениться на девушке, чьи руки запятнаны кровью матери.– Отец – заплакала Сесилия, содрогаясь от этой ужасной перспективы. – Неужели вы принесете меня в жертву?– Несомненно, – сказал Верней, – а твой ужас только сильнее укрепляет меня в этом решении. Я уже подписал договор. Я вам дал честное благородное слово, Д'Эстерваль, и прошу вас воспитать эту девицу как следует.– Ах, черт возьми, – умилился Брессак, – где она лучше узнает, что такое убийство, как не в доме, где каждый день кого-нибудь убивают! Ну а я со своей стороны, – прибавил он, – требую комиссионные с этой сделки.– Что именно?– Я прошу вас, дядя, отдать мне Виктора, вашего сына; я без ума от этого юноши, доверьте мне его года на два-три, чтобы я мог завершить его образование.– В лучшие руки ему не попасть, – сказал Верней, – он похож на тебя, друг мой, и я желаю сыну всего самого лучшего. Главное – обрати внимание на его слабые места, внуши ему наши принципы, закали его душу и заставь его презирать женщин.– Да, лучшего места ему не найти, – печально заметила Жюстина. – Несчастный мальчик! Как мне его жаль…– А я другого мнения, – сердито оборвала ее Доротея, – господин де Брессак, может быть, самый лучший наставник, какого я знаю; я хотела бы иметь десять детей, чтобы всех их доверить его попечению.– Признаться, друзья мои, – сказал Жернанд, – я очень рад, что все вы получили, что хотели, только я один остался с носом.– Нисколько, – возразил Верней, – я хотел отобрать у тебя Жюстину, – но теперь оставляю ее тебе; не печалься – этот предмет стоит всех наших вместе взятых: на свете нет девицы более красивой, более кроткой и добродетельной, чем она. Ты говорил мне о новом браке, и в этом деле тебе будет очень полезна Жюстина, я же отказываюсь от своих намерений в отношении нее, так что, брат, и тебя не обидели.– Но все-таки вы все покидаете меня? – спросил Жернанд.– Да, завтра утром, – ответил Д'Эстерваль.– Ну что ж, – сказал Жернанд, – а я постараюсь поскорее найти новую жену, чтобы мы могли собраться для новых развлечений.На этом они разошлись. Д'Эстерваль с помощью Джона и одной из старух отвел мадам де Верней в комнату, которую отделяла от дортуара Вернея тоненькая перегородка. Но прежде жестокий муж некоторое время шуровал своим членом в ее потрохах, она плакала, а Д'Эстерваль, не имевший никакого желания щадить ее, поглаживал свой твердый, как железо, орган. Верней захватил с собой Марселину и Доротею; Сесилия, Роза, Жюстина и двое ганимедов составили компанию Жернанду.Тщательно подготовленная сцена была ужасна, Брессак и Виктор незаметно пробрались к д'Эстервалю, и к его несказанному удовольствию мать погибла от руки сына. Нам достаточно известен характер этого юного чудовища, чтобы представить себе, с каким рвением и наслаждением он исполнил свою роль. Брессак и Д'Эстерваль по очереди насаживали его на кол, пока он творил чудовищные дела, к которым его поощряли. Несколько часов Вернею не говорили, какое участие принял в этом жестоком убийстве его сын, и скоро мы увидим, как он воспринял это известие. Но сначала расскажем о необычном колпаке, который надели на жертву. Читатель помнит, что похоть Вернея разгоралась от криков несчастной жены, поэтому на ее череп водрузили нечто вроде каски с раструбом, благодаря которой ее вопли, исторгнутые нечеловеческой болью, напоминали предсмертный рев быка.– Черт! Что это такое? – удивился Верней, услышав такую музыку и бросаясь на мадам д'Эстерваль. – Никогда не слышал более сладостных звуков… Какого дьявола они с ней вытворяют, что она так верещит?Наконец крики утихли, их сменили ругательства, свидетельствующие об оргазме д'Эстерваля, не менее громкие и выразительные.– Он кончил, – пробормотал Верней, извергая свое семя в задницу Доротеи, – вот я и вдовец…– Надеюсь, – заметила очаровательная супруга д'Эстерваля, которую, не переставая, ласкала Марселина, – и нам остается горько жалеть о том, что мы не присутствовали при ее кончине.– Возможно, я получил бы меньше удовольствия, – сказал Верней, – потому что наизусть знаю такие вещи… А так я дал волю своему воображению, и оно меня не подвело…– Ах, друг мой, – произнесла новая подруга Вернея, – то, что ты говоришь, мне очень нравится: я без ума от твоего воображения и надеюсь, что мы вдвоем будем творить большие дела.– Да, – откликнулся Верней, – но только с условием, что я буду вам платить… я осыплю вас золотом; может быть, без этого я не испытывал бы к вам никаких чувств. Кстати, помните, дорогая, что эти деньги должны употребляться на распутство, вы будете распалять меня рассказами о злодействах, которые оплатили моими деньгами, чем ужаснее они будут, тем больше новых подарков вы будете получать.– Клянусь своим клитором, – отвечала Доротея, – из всего, что ты от меня требуешь, это условие нравится мне больше всего, и отказаться от этого я не в силах. Деньги для того и существуют, чтобы покупать на них удовольствия.– Я ценю их только как орудие для преступлений и удовлетворения страстей; если бы, к моему несчастью, у меня их не хватало, признаюсь, что я бы пошел на все, чтобы раздобыть их.– Что я слышу! Ты стал бы воровать?– О, я стал бы делать еще худшие вещи.– Как я тебя понимаю, Верней! Я чувствую, как пылают твои чресла; ты снова должен излить сперму.– Давай придумаем что-нибудь новенькое, мой ангел. Ступай в комнату своего мужа: я слышу, что он все еще развлекается там; пусть Джон сношает тебя на трупе моей жены, и вы оба кончите… Джон и ты. Потом ты вернешься, залитая спермой и кровью, я приласкаю тебе зад и чувствую, что эта выдумка доставит мне ни с чем не сравнимое наслаждение. Но запомни… хорошенько запомни одну маленькую формальность, которую ты должна выполнить… Смотри, Доротея, как твердеет мой член при этих словах! Так вот, пока ты будешь вкушать блаженство на гигантском копье Джона, ты должна кричать во все горло: «Верней! Верней! Ты стал вдовцом и рогоносцем! Только что мой муж убил твою жену, а я… я тебе изменяю…» Да, мой ангел, да, ты будешь орать во всю глотку, а потом посмотришь, в каком экстазе я буду от этих слов.– О Верней, какая прелесть! – не выдержала Доротея. – О милый Верней, какое у тебя воображение!– Оно насквозь прогнившее, оно грязное, но чего ты ждала от меня, дорогая? Если разврат погубил меня, пусть вернут меня к жизни его радости.Каково же было изумление Доротеи, когда она обнаружила, что совсем рядом, за стенкой, Брессак и Виктор только что сообща совершили злодейское убийство! Ей дали знак молчать, но вместо Джона в ее задницу вторгся Виктор, и в момент извержения маленький злодей закричал:– Это я, отец… это я убил твою жену, это я наставляю тебе рога!Верней вздрогнул и поспешил в комнату д'Эстерваля, возбужденный как застоявшийся бык. Ему показали тело его супруги, вернее окровавленные останки несчастной женщины, испустившей дух в результате пыток, о которых даже страшно рассказывать. Верней овладел сыном, который, как известно, сношал в этот момент Доротею; Брессак совокуплялся с дядей, Джон содомировал Брессака; Марселина орудовала хлыстом, подбадривая участников этой потрясающей оргии; она стихла только для того, чтобы возобновиться в новых формах и продолжаться до появления дневной звезды, которой предстояло осветить, наконец сцену расставания наших героев "Не изображая событий, о них можно рассказать больше, – пишет Ламетри, – полезнее возбудить любопытство ума, намекая на предмет, частично скрытый от глаз, который нам еще не виден и о котором нам хочется догадаться самим». Таковы мотивы, заставляющие нас набросить вуаль на эпизоды, о которых мы лишь сообщаем мимоходом. (Прим. автора.)

.Нетрудно представить, что расставание сопровождалось самыми горячими заверениями скоро встретиться вновь, каждый дал слово и отправился своей дорогой.Жернанд провел несколько дней в замке новой супруги, затем увез ее в свой. Мадам де Вольмир не могла поехать с дочерью: скрученная подагрой и ревматизмом, она не покидала своего кресла, поэтому Жернанд, завладев девушкой, скоро изолировал ее так же, как и прежнюю жену. Только вместо сумасшествия стали поговаривать об эпилепсии, о том, что за молодой графиней следует строго присматривать, что ей необходим покой; мать несчастной, женщина небогатая и осыпанная милостями Жернанда, не осмелилась проверить, слухи обрели силу фактов, и распутник стал спокойно наслаждаться с новой жертвой теми же удовольствиями, которые свели в могилу предыдущую.В разгаре этих событий и замыслила Жюстина побег и, конечно, она осуществила бы его незамедлительно, если бы не надежда, что ей больше повезет со своей второй хозяйкой, нежели с той, которой ее лишила жестокость этих чудовищ. Мадемуазель де Вольмир, девятнадцатилетняя девушка, еще более красивая и нежная, чем прежняя госпожа, настолько покорила Жюстину, что та решила спасти ее, невзирая на грозящие ей опасности. Прошло около шести месяцев с тех пор, как коварный Жернанд начал приучать к своим омерзительным прихотям это кроткое очаровательное существо, приближалось время года, когда следовало ожидать нашествия всей злодейской шайки, и Жюстина, поколебавшись, открылась своей несчастной хозяйке: она сделала это с такой прямотой, с таким желанием разбить ее оковы, что та поверила ей.Они договорились сообщить матери о жестокости графа. Мадемуазель де Вольмир не сомневалась в том, что женщина, давшая ей жизнь, несмотря на недуг, тут же поспешит на помощь к дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111