Господи!
В этой позе я смогу распоряжаться обеими вашими жопами: я буду ласкать - у Эжени и сосать - у её прекрасной подруги. Так... восхитительно... В каком дивном согласии мы все находимся!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, млея. - О Боже, я умираю... Дольмансе, как прекрасно держать ваш хуй, когда я кончаю!.. Я хочу, утонуть в его малафье, дрочите его!
Сосите меня! О, божественная ебля! Ах, как я люблю притворяться блядью, когда мой сок течёт вот так!.. Всё, больше не могу... Вы оба меня изничтожили...
В жизни не испытывала столько наслаждения.
ЭЖЕНИ. - Я так рада быть тому причиной! Но ты только что произнесла ещё одно незнакомое слово. Что означает выражение блядь? Прости, но я ведь нахожусь здесь, чтобы учиться.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Так, моя милая, называют общедоступных жертв мужского разврата, всегда готовых покоряться, либо следуя своему темпераменту, либо ради выгоды. Счастливые и достойные уважения особы, которых клеймит общество, но которых венчает вольность, и которые значительно более необходимы обществу, коему они изо всех сил служат, чем ханжи - эти женщины жертвуют уважением, в котором столь несправедливо им отказывает общество.
Да здравствуют те, в чьих глазах этот титул является почётным! Эти поистине милые женщины являются единственными настоящими философами! Что касается меня, дорогая, вот уже двенадцать лет, как я тружусь, чтобы заслужить эти лавры. И я уверяю тебя, что если я не работаю блядью, то всегда представляюсь ею. Скажу больше, я обожаю, когда меня так называют во время ебли - это оскорбление лишь воспаляет моё воображение.
ЭЖЕНИ. - Моя милая, я думаю, что тоже не огорчилась, если бы меня звали блядью, хотя, надо признаться, что я ещё не заслужила этот титул. Но разве добродетель не порицает подобный проступок? Разве она не корит нас за такое поведение?
ДОЛЬМАНСЕ. - Ах, покончите с добродетелями, Эжени! Принося жертвы псевдобожествам, найдём ли мы среди них хотя бы одну, что стоит мгновения удовольствия, которое мы вкушаем, гневя добродетель? Полно, моя сладкая, добродетель - всего лишь химера, чей культ состоит исключительно из непрестанных умерщвлений плоти, из бесчисленных бунтов против внушений темперамента. Разве могут быть естественными такие побуждения? Станет ли Природа устремлять наши желания на то, что её оскорбляет? Эжени, не позволяйте дурачить себя женщинам, которые зовутся добродетельными. Их страсти не похожи на наши, но тем не менее находятся под их влиянием и зачастую даже более презренны... Честолюбие, гордость, личные интересы, а чаще всего лишь чувственная немощь владеют ими, и как правило, это просто вопрос телесной онемелости, безразличия - это существа без желаний. Я спрашиваю, обязаны ли мы уважать их? Ни в коем случае. Добродетельные женщины руководствуются в поступках или в своём бездействии исключительно себялюбием. А раз так, то разве лучше, мудрее, справедливее приносить жертвы эгоизму, нежели своим страстям? Что касается меня, то я считаю, что страсти представляют собой значительно большую ценность, и тот, кто прислушивается только к их голосу, без всякого соменения, мудрее ведь это единственный голос Природы, а всё остальное - лишь глупость и предрассудок. Одна капля малафьи, упавшая с этого члена, Эжени, куда драгоценнее для меня, чем самые возвышенные деяния добродетели, которую я презираю.
ЭЖЕНИ - (Во время этих рассуждений спокойствие до некоторой степени восстанавливается женщины, облачившись в свои сорочки, полулежат на канапе Дольмансе сидит рядом в большом кресле.) Но существуют различные добродетели. Что вы думаете, например, о набожности?
ДОЛЬМАНСЕ. - Что может значить эта добродетель для неверующего? Да и кто способен иметь религиозные убеждения? Давайте же исследуем всё по порядку, Эжени. Не называете ли вы религией договор, связывающий человека с его Творцом, и который обязывает человека с помощью поклонения свидетельствовать признательность за жизнь, полученную от этого высшего создателя?
ЭЖЕНИ. - Лучшего определения дать невозможно.
ДОЛЬМАНСЕ. - Отлично! Если доказано, что человек обязан существованием только непоколебимым планам Природы, если, стало быть, доказано, что он такая же древность на земном шаре, как и сам шар, что человек, подобно дубу, зерну, минералам в недрах земли, имеет единственную цель размножаться, то тогда размножение обусловлено самим существованием земного шара, который не обязан своим существованием кому бы то ни было. Если доказано, что этот Бог, которого дураки считают творцом, единственным создателем всего окружающего, есть лишь извращение человеческого разума, лишь призрак, созданный в мгновение, когда разум заходит в тупик если доказано, что существование этого Бога невозможно и что Природа пребывает в постоянном движении, получая от себя то, что идиоты приписывают щедрости Бога если предположить, что есть это вялое существо, то оно было бы, конечно, самым смехотворным из всех существ, поскольку оно оказалось бы полезным только один раз, и потом миллионы столетий находилось бы в презренном бездействии и неподвижности. Если предположить, что оно существовало, как нам описывают религии, то оно было бы наигнуснейшим существом, поскольку это был бы Бог, допускающий зло на земле, тогда как его всемогущество могло бы его предотвратить. Если, говорю я, это было бы доказано, а, безусловно, всё так и есть на самом деле - будете ли вы, Эжени, верить, что набожность, которая связывает человека с этим глупым, никчёмным, жестоким и презренным Творцом, является столь необходимой добродетелью?
ЭЖЕНИ, (госпоже де Сент-Анж). - Вот оно что! Вы хотите сказать, дорогая подруга, что существование Бога это - иллюзия?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Вне всякого сомнения, самая прискорбная.
ДОЛЬМАНСЕ. - Чтобы уверовать в неё, нужно прежде потерять рассудок. Плод ужаса одних и слабости других, этот гнусный фантом, Эжени, бесполезен земному устройству, и он неминуемо навредил бы ему, потому что Божья воля должна быть справедливой, и она никогда не смогла бы сочетаться с несправедливостью, присущей законам Природы. Он должен был бы постоянно утверждать добро, тогда как Природа должна его желать лишь для компенсации зла, которое служит её законам. Также было бы необходимо, чтобы Бог непрестанно оказывал своё влияние, и Природа, один из законов которой постоянное действие, стала бы конкурировать с Богом и оказалась бы с ним в вечном противоречии. Но мне могут ответить, что Бог и Природа едины. Это абсурд. Вещь созданная не может быть равной существу, её создавшему.
Возможно ли, чтобы карманные часы были часовщиком? Хорошо, могут они продолжить: Природа это ничто, а вот Бог - всё. Ещё одна глупость! В мире необходимы две вещи: творящая сила и сотворённое существо. Теперь наша единственная цель - выяснить, что это за творящая сила, ответить на этот главный вопрос.
Если материя действует, движется с помощью неведомых нам способов если движение присуще Природе если, короче говоря, материя, благодаря своей энергии, может творить, производить, сохранять, поддерживать, держать в равновесии на бескрайних равнинах вселенной все небесные тела, находящиеся перед нашим взором, и чей равномерный, неизменный ход наполняет нас благоговением и восторгом, к чему, в таком случае, выискивать инородную силу, раз активность присуща самой Природе, а она - не что иное, как материя в действии? Неужели вы предполагаете, что ваша божественная химера что-нибудь прояснит? Я ручаюсь: никто не докажет мне существования Бога. Предположим, что я заблуждаюсь насчёт внутренних свойств материи, тогда передо мной не более, чем просто трудность. А что делаете вы, предлагая мне вашего Бога?
Вы предлагаете мне ещё одного бога. И как вы хотите, чтобы я принял за причину того, что я не понимаю, то, что понимаю ещё меньше? Уж ли не с помощью методов христианской религии я должен исследовать... сумею узреть вашего ужасающего Бога? Тогда, давайте же взглянем, как христианство изображает Бога...
Что вижу я в Боге этой гнусной секты, кроме непоследовательного дикого существа, создавшего сегодня мир, в устройстве которого он завтра раскается?
Что я увижу в нём, кроме слабосильного существа, которое не способно заставить человека подчиняться его законам? Человек побеждает Бога, хоть и создан им, и может оскорбить Бога, заслужив тем самым вечные муки! Что за слабак, этот Бог!
Как он мог создать всё, что нам известно, и не суметь сделать человека по своему образу и подобию? И тут вы ответите, что если бы он создал человека именно таким, то человек не имел бы заслуг перед своим творцом. Какая пошлость! И почему так необходимо, чтобы человек имел заслуги перед своим Богом? Если бы человек был создан абсолютно добрым, он никогда бы не смог творить зла - только тогда работа была бы достойна Бога. Предоставлять человеку выбор - значило искушать его и необъятное могущество Бога давало ему полную возможность предвидеть результат. Получается, Бог с наслаждением обрёк на страдания существо, которое он сам создал. Как страшен этот ваш Бог!
Настоящее чудовище! Найдётся ли преступник, более достойный нашей ненависти, нашей безжалостной мести! И всё же, неудовлетворённый столь грандиозно завершённым делом, он топит человека, дабы обратить его, он сжигает его, он его губит.
Но всё это не может изменить человека ни на йоту. Более могучее существо, чем этот злодейский Бог - Дьявол, как и прежде, сохраняя свою власть, всегда бросающий вызов своему творцу, с помощью соблазнов успешно сбивает с пути стадо, которое направляет к себе Всевышний. Ничто не может преодолеть обращённую на нас силу этого демона. Представьте себе жуткого Бога, которого вы проповедуете: у него есть сын, единственный сын, порождённый весьма странным образом. Ибо, поскольку человек ебётся, он повелел, чтобы его Бог тоже ебался, так что Бог отделил от себя соответствующую часть и отсылает её с небес вниз. Быть может, вы воображаете, что это божественное создание явилось в небесных лучах, посреди ангельского кортежа, на виду у всей вселенной?
Вовсе нет: именно на груди еврейской шлюхи, именно в обыкновенном свинарнике было возвещено, что явился Бог, который спасёт землю! Вот оно, достойное происхождение, предписываемое этой выдающейся личности! Но у него благородная миссия - выведет ли он нас из заблуждений?
Давайте всмотримся в него. Что он говорит? Что делает? В чём состоит его высокая миссия? Какую тайну он собирается раскрыть? Какой догмат он нам предписывает? В каких деяниях, наконец, засияет его величие?
Сначала я вижу туманное детство несколько, без сомнения, развратных услуг, оказанных этим распутником жрецам Иерусалимского храма затем исчезновение на пятнадцать лет, во время которого мошенник будет отравлять себя всякими измышлениями египетской школы, которые он занесёт в Иудею. Едва он там вновь появляется, как начинает бредить, будто он - сын Бога, равный отцу своему. К этому союзу он присоединяет ещё одного призрака, называя его Святым Духом. И эти три лица, клянётся он, должны быть лишь одним лицом!
Чем больше эта бессмысленная тайна поражает разум, тем уверенней наглец говорит, что великой заслугой будет принять её на веру... и грозит карой за отказ.
Этот недоумок уверяет, что для того, чтобы спасти всех нас, он, хотя и Бог, облёкся смертной плотью, войдя в тело человеческого ребёнка. И ослепительные чудеса, которые он намерен сотворить, вскоре убедят в этом весь мир! На непристойном ужине мошенник и впрямь якобы превращает воду в вино на десерт он кормит нескольких разбойников каким-то провиантом, заранее припрятанным его сторонниками. Один из приятелей притворяется мёртвым, а наш самозванец его воскрешает. Затем он удаляется на гору и там, лишь перед двумя-тремя дружками, делает трюки, которые заставили бы покраснеть от стыда самого скверного шута наших дней.
Кроме того, яро проклиная тех, кто не уверовал в него, этот мошенник сулит рай всем болванам, которые согласятся ему внимать. Он ничего не пишет, потому что он невежда, очень мало говорит, потому что он глуп, ещё меньше делает, поскольку он слаб. В конце концов, выведя из терпения должностных лиц своими бунтарскими выходками, шарлатан сам распинает себя на кресте, предварительно заверив сопровождающих его прохвостов, что каждый раз, когда они станут его призывать, он будет сходить к ним, и они будут его поедать.
Его пытают, и он смиряется с этим. Его дражайший папаша, этот великий Бог, о котором он дерзнёт сказать, что тот спускается к нему, не оказывает сынку помощи в эту тяжёлую минуту. Вот он вам, негодяй, с которым обращаются, как с последним из бандитов, достойным вожаком которых он был.
Собираются его прихвостни: Мы пропали, - говорят они, - все наши надежды погибли, если мы не придумаем какой-нибудь хитрости. Напоим стражу, охраняющую Иисуса, затем выкрадем его тело, пустим слух, что он воскрес - это надёжный трюк. Если поверят в наш обман, возникшая религия распространится, и она покорит весь мир... За дело! Так они состряпали свои делишки. У скольких мерзавцев наглость вытесняет достоинство! Труп похитили дураки, женщины и дети вопят во всё горло: Чудо!. Однако в этом городе, запятнанном кровью Бога, никто не хочет в него верить, не происходит ни одного обращения. Более того, происшествие кажется настолько ничтожным, что о нём не упоминает ни один историк. Только ученики самозванца надеются постепенно извлечь выгоду из обмана.
Эта деталь исключительно важна, и давайте хорошенько запомним её. Они выжидают несколько лет, прежде чем воспользоваться своей махинацией. В конце концов, они воздвигают шаткое сооружение своей отвратительной доктрины. Люди падки на любую новизну. Опасаясь императорского деспотизма, мир соглашается с необходимостью революции. Этих врунов слушают всё охотнее, и они достигают быстрых успехов. Такова история всех заблуждений.
Вскоре алтари Венеры и Марса заменяют на алтари Иисуса и Марии публикуют жизнеописания самозванца этот пресный вымысел приходится по вкусу глупцам Иисусу приписывают высказывания сотни вещей, которые никогда не приходили ему в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27