Что вы ни сделаете, будет хорошо - это всё, что я могу вам сказать. Она приедет вскоре после получения вами этого письма, так что будьте готовы. Прощайте. Как бы мне хотелось быть среди вас. И прошу Вас, не возвращайте мне Эжени, пока она не пройдёт полный инструктаж. Я предоставляю Вам возможность собрать первый урожай, но знайте, что, в некотором смысле, вы трудитесь и на меня.
Вот видишь, Эжени: совершенно не о чем беспокоиться. Но надо сказать, что жёнушка, о которой идёт речь, весьма дерзкая особа.
ЭЖЕНИ. - Блядь! Ну, раз папа даёт нам все полномочия, надо принять эту тварь, как она того заслуживает.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Иди сюда, поцелуй меня, моё сердечко. Как я рада видеть тебя в подобном состоянии!.. Успокойся, я обещаю тебе, что мы её не пощадим. Ты ведь хотела жертву, Эжени? Вот тебе и жертва, дарованная как Природой, так и судьбой.
ЭЖЕНИ. - Мы насладимся этим подарком, моя дорогая. Клянусь, уж мы её попользуем.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Мне не терпится знать, как эту новость воспримет Дольмансе.
ДОЛЬМАНСЕ, входя вместе с Огюстэном. - Это замечательная новость, сударыни я находился поблизости и всё слышал. Госпожа де Мистиваль приезжает как нельзя кстати. Надеюсь, вы твёрдо решили исполнить все надежды её мужа?
ЭЖЕНИ, обращаясь к Дольмансе. - Исполнить? Превзойти все его ожидания, моя любовь... Пусть земля разверзнется подо мной, если я дрогну, на какие бы ужасы вы ни обрекли эту потаскуху!.. Друг мой, доверьте мне руководство всем этим делом...
ДОЛЬМАНСЕ. - Позвольте вашей подруге и мне взять руководство, а все остальные должны просто следовать нашим указаниям... До чего же наглое создание! Ничего подобного не встречал!..
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Бестактная дура! А не одеться ли нам поприличнее, чтобы её принять?
ДОЛЬМАНСЕ. - Напротив, с первого мгновения, как она войдёт, у неё не должно остаться никаких сомнений, как мы проводим время с её дочерью. Давайте лучше будем в полном беспорядке.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Я слышу шум, это она!.. Смелее, Эжени, помни о наших принципах... О, господи - ну и восхитительная же будет сцена!..
ДИАЛОГ СЕДЬМОЙ И ПОСЛЕДНИЙ
ГОСПОЖА де СЕНТ-АНЖ, ЭЖЕНИ, Шевалье, ОГЮСТЭН, ДОЛЬМАНСЕ, ГОСПОЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ, госпоже де Сент-Анж. - Прошу извинить меня, мадам, за то, что я явилась к вам в дом без извещения о моём прибытии, но мне сказали, что здесь находится моя дочь, а в её возрасте ещё не позволительно путешествовать одной. Я прошу вас, мадам, быть настолько любезной, чтобы вернуть её мне и не гневаться на мою просьбу и поведение.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Ваше поведение исключительно невежливо, сударыня.
Послушав вас, можно подумать, что дочь ваша в плохих руках.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - Честное слово! Судя по состоянию, в каком я нахожу её и вас, мадам, и вашу компанию, я думаю что не слишком ошиблась, полагая, что она в нехорошем положении, будучи здесь.
ДОЛЬМАНСЕ. - Мадам, это весьма значительное вступление. Мне не известно, насколько близко вы знакомы с госпожой де Сент-Анж, но не скрою, что на её месте я бы приказал выбросить вас в окно.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - Что вы имеете в виду - выбросить в окно? Учтите, сударь, я не из тех женщин, кого вышвыривают из окон. Я понятия не имею, кто вы, но по вашим речам и по вашему виду нетрудно догадаться о ваших нравах.
Эжени, следуйте за мной!
ЭЖЕНИ. - Прошу прощения, мадам, но я не могу удостоиться такой чести.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - Что? Моя дочь сопротивляется мне!
ДОЛЬМАНСЕ. - Нет, это ещё хуже - я думаю, что вы, мадам, наблюдаете случай официального неповиновения. Поверьте, вам не следует этого терпеть. Не желаете ли, чтобы я послал за розгами, чтобы наказать этого упрямого ребёнка?
ЭЖЕНИ. - Я весьма опасаюсь, что если вы за ними пошлёте, то они будут употреблены скорее на мадам, чем на мне.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - Нахальная тварь!
ДОЛЬМАНСЕ, приближаясь к госпоже де Мистиваль. - Полегче, моя сладкая, здесь не позволено никаких оскорблений. Мы все являемся защитниками Эжени, и вы можете пожалеть о своей резкости по отношению к ней.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - Как! Моя дочь мне не повинуется, а я не могу заставить её уважать мои права на неё?!
ДОЛЬМАНСЕ. - О каких правах, собственно говоря, идёт речь, мадам? Вы льстите себе мыслью, что они законны? Думали ли вы о ней, когда господин де Мистиваль, или кто бы там ни был, напустил в ваше влагалище несколько капель малафьи, из которых образовалась Эжени? А? Смею думать, что нет. Так с какой стати вы сегодня имеете право требовать от неё признательности за то, что кончили, когда кто-то ёб вашу мерзкую пизду? Знайте, мадам: нет ничего более вымышленного, чем отцовские и материнские сантименты к своим детям, и детские - по отношению к своим родителям. Ничто не даёт оснований, ничто не поддерживает, ничто не порождает такие чувства, которые здесь приветствуются, а там - презираются, ибо есть страны, где родители убивают своих детей, а есть - где дети перерезают горло своим родителям. Если бы взаимная любовь была установлена Природой, то голос крови не был бы вымыслом, и тогда родители, никогда не видевшие своих детей, не знавшие об их существовании, узнавали бы своих сыновей, обожали бы их, а сыновья различали бы своих отцов, бросались бы им в объятия и относились бы к ним с почтением. Что же мы видим вместо этого? Взаимную закоренелую ненависть:
дети, которые, ещё не достигнув зрелого возраста, не могут терпеть своих отцов отцы, которые отсылают подальше своих детей, потому что никогда не могли выносить их рядом с собой. Посему эти так называемые инстинкты - абсурдная выдумка. Своекорыстие изобретает их, обычай предписывает, привычка поддерживает, но Природа вовсе не вкладывала их в наше сердце. Скажите мне, разве животные испытывают подобные чувства? Конечно же, нет. Вот почему именно с них надо брать пример, когда хотят познать Природу. О, отцы! Не тревожьтесь по поводу, так сказать, несправедливости, если ваши страсти и интересы влекут вас на создание этих существ, бытие которых вам неведомо, и которые возникли благодаря нескольким каплям вашей спермы. Вы им ничего не должны, вы живёте не для них, а для себя вы были бы глупцами, если бы вас заботил кто-то, кроме вас самих. А вы, дорогие дети, которые гораздо свободней - если только возможно быть гораздо свободней - от этого родительского почтения, в основе которого лежит иллюзия, вы тоже должны осознать, что ничем не обязаны людям, чья кровь произвела вас на свет. У них нет ни жалости, ни благодарности, ни любви - и пусть они дали вам жизнь, но у них нет никакого права требовать этих чувств от вас. Они трудятся только на себя пусть и устраиваются, как хотят. Величайшей глупостью было бы заботиться о них - никакие отношения не могут заставить вас делать это, никакой закон не указывает, ничто не предписывает. А ежели, случайно, вы услышите внутренний голос - обычай ли вдохновляет его звучание, или он начинает прорезаться под влиянием ваших моральных убеждений - глушите его без всяких сомнений и жалости. Все эти абсурдные сантименты, которые Природа всегда отвергает, а разум - отрицает, есть лишь результат местных нравов, плод географического курьёза, климата!
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - Как! А мои заботы, которыми я её окружала! А образование, которое я ей дала!..
ДОЛЬМАНСЕ. - О! Что касается забот, то они - лишь результат условностей или тщеславия. Вы сделали только то, что предписывают обычаи страны, в которой вы живёте. Так что Эжени не обязана вам ничем. Что же касается образования, которое вы ей дали, то оно оказалось отвратительным, и поэтому мы должны были заменить ей все убеждения, что вы ей втемяшили. Ни одно из них не принесло бы ей счастья, нет ни единого, которое не оказалось бы нелепым или лживым! Вы говорили ей о Боге, будто он существует, о добродетели, будто она необходима, о религии, будто все религиозные культы не есть результат бессовестного обмана и бесконечной глупости вы говорили об Иисусе Христе, будто бы этот мошенник не был разбойником и мерзавцем. Вы внушали ей, что ебаться - грех, тогда как ебля - самое прекрасное в жизни. Вы хотели сделать её высокоморальной, тогда как счастье девушки неотделимо от разврата и безнравственности, тогда как, без сомнения, самая счастливая женщина - это та, что погружена в грязь и похоть, та, что больше всех презирает предрассудки и издевательски высмеивает своё доброе имя. Не пребывайте в заблуждении, сударыня, вы ничего не сделали для своей дочери, вы не выполнили по отношению к ней ни одного обязательства, что налагает Природа. Так что Эжени может отплатить вам только ненавистью.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - Господи милостивый! Моя Эжени пропала, это ясно...
Эжени, моя любимая Эжени, в последний раз внемли мольбе той, что дала тебе жизнь. Это не приказ, это просьба. К несчастью, очевидно, что ты окружена здесь чудовищами. Беги этой опасности, идём со мной, на коленях прошу тебя!
(Она падает на колени.)
ДОЛЬМАНСЕ. - Какая трогательная сцена!.. К делу, Эжени, будьте с ней помягче.
ЭЖЕНИ, (полуголая, как, без сомнения, помнит читатель.) - Вот вам, дорогая матушка, моя задница... Она точно на уровне ваших губ, поцелуйте её, моя сладкая, пососите её. Это всё, что Эжени может для вас сделать...
Запомните это, Дольмансе - я всегда буду вести себя как ваша достойная ученица.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ, (с ужасом отталкивая Эжени.) - Чудовище! Я отрекаюсь от тебя, ты мне больше не дочь!
ЭЖЕНИ. - Добавьте к этому несколько проклятий, коль пожелаете, дорогая маменька, и тогда всё это станет ещё трогательней. Но мне-то будет по-прежнему безразлично.
ДОЛЬМАНСЕ. - Полегче, мадам, полегче. Это оскорбление. С нашей точки зрения, вы слишком грубо отпихнули Эжени, а я ведь уже вам сказал, что она находится под нашим покровительством. За преступлением должно последовать наказание. Будьте добры раздеться догола, дабы получить то, что вы заслужили вашей грубостью.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - Мне раздеться?!..
ДОЛЬМАНСЕ. - Огюстэн, раз она сопротивляется, послужи мадам горничной.
(Огюстэн грубо берётся за дело. Госпожа де Мистиваль старается защититься.)
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ, (госпоже де Сент-Анж.) - О Боже, где я нахожусь?
Сударыня, вы отдаёте себе отчёт, что позволяете так обращаться со мной в вашем доме? Вы что, думаете, я не буду жаловаться?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Я вовсе не уверена, что вам это удастся.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - Господи, да меня здесь убьют!
ДОЛЬМАНСЕ. - Почему бы и нет?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Минуточку, господа. Прежде, чем тело этой красотки предстанет перед вашим взором, будет уместно предупредить вас о состоянии, в котором оно находится. Эжени только что шепнула мне на ушко, что вчера её муж чуть не сломал руку, хлестая её за какую-то мелкую провинность... и Эжени уверяет меня, что вы увидите жопу, которая выглядит как муаровая тафта.
ДОЛЬМАНСЕ, (едва госпожа де Мистиваль оказалась голой.) - Боже мой, это чистая правда. Мне кажется, что я никогда не видел такого истерзанного тела...
Но, господи Иисусе, у неё спереди не меньше следов, чем сзади! Однако... я тут вижу дивную жопу. (Он целует её и тискает.)
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - Оставьте меня, оставьте, или я позову на помощь!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, (подойдя к ней и схватив её за руку.) - Слушай, блядь, я тебе сейчас всё объясню!.. Ты - наша жертва, посланная твоим собственным мужем. Ты должна подчиниться судьбе, потому что ничто тебя не спасёт... Что тебя ждёт? Сама не знаю: может быть, тебя повесят, колесуют, четвертуют, вздёрнут на дыбу, сожгут заживо - выбор пыток зависит от твоей дочери, поскольку она будет распоряжаться твоей жизнью. Ты настрадаешься, блядь! Но прежде, чем мы прикончим тебя, ты пройдёшь через бесчисленное количество всевозможных унижений. И я предупреждаю, что кричать бесполезно - в этих стенах можно зарезать быка, и никто не услышит его мычания. Твои лошади и твои слуги уже отосланы. Так что повторяю, моя красотка, твой муж разрешил нам делать то, что мы делаем. Ты попала в ловушку только по своей глупости, и выбраться из неё невозможно.
ДОЛЬМАНСЕ. - Надеюсь, теперь мадам полностью успокоилась.
ЭЖЕНИ. - Слишком много чести, давать ей такие объяснения.
ДОЛЬМАНСЕ, (продолжая щупать и шлёпать её по ягодицам.) - Поистине, в лице госпожи де Сент-Анж вы имеете добрую подругу... Где теперь отыщешь такую искренность? Сколько прямоты в её тоне, когда она к вам обращается!..
Эжени, подойдите-ка сюда и выставьте свой зад рядом с материнским, я хочу сравнить ваши жопы. (Эжени повинуется.) Видит Бог, что ваша прекрасна, моя дорогая, но и жопа мамаши ещё совсем недурна... пока... через пару минут я позабавлюсь, ебя вас обеих... Огюстэн, подержи-ка мадам.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - Господи помилуй, это же насилие!
ДОЛЬМАНСЕ, (продолжая выполнять задуманное и начиная выжопливать мамашу.) - Вовсе нет, нет ничего проще!.. Глядите, вы его едва почувствовали!..
Ясно, что ваш муж частенько ходил этой дорожкой. Твой черёд, Эжени... Да, не сравнить... Ну, вот, я доволен, мне просто хотелось размяться, чтобы войти в форму... ну а теперь установим нужный порядок. Прежде всего, сударыни, вы, Сент-Анж и вы, Эжени, извольте вооружиться искусственными хуями, чтобы по очереди всаживать их ей изо всех сил то в пизду, то в жопу. Шевалье, Огюстэн и я, действуя нашими собственными членами, будем сменять вас в нужный момент. Начну я, и как вы можете догадаться, я опять засвидетельствую почтение её жопе. В течение наших игр, постепенно, каждый волен решить для себя, какой пытке он хочет её подвергнуть, но имейте в виду, что её страдания должны нарастать постепенно, чтобы не убить её раньше времени... Огюстэн, милый мой мальчик, выеби и тем утешь меня ведь я обязан ебать в жопу эту старую корову.
Эжени, позвольте мне целовать ваш прекрасный зад, пока я ебу вашу мамочку, а вы, мадам, приблизьте ваш, чтобы я мог его потискать... по-сократовски.
Когда ебёшь в жопу, ты должен быть окружён стеной из жоп.
ЭЖЕНИ. - А что вы собираетесь делать с этой сукой, друг мой, когда вы начнёте изливать сперму?
ДОЛЬМАНСЕ, всё это время играя хлыстом. - Самое естественное, что может быть:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27