— Возможно, это и к лучшему, — сказал Селиванов. — Ваша “Инга” мне никогда особенно не нравилась. Однодневка. Впрочем, боюсь, что вам сейчас не до отвлеченных разговоров. Где бы нам присесть?
— Пойдемте на кухню, — предложила Катя. — Кофе хотите?
— Весьма, — немного невпопад ответил майор, протискиваясь на кухню вслед за Катей.
— Извините, у меня беспорядок, — сказала Катя, беспомощно посмотрев на гору грязной посуды, громоздившуюся в мойке, и порадовавшись тому, что успела хотя бы убрать со стола следы “кофепития” втроем. О Славике она упоминать тоже не хотела. — Я не успела...
— Понимаю, — кивнул Селиванов. — Полагаю, вам будет удобнее рассказать все по порядку.
Катя подробно изложила майору подредактированную версию имевших место событий, старательно вымарав из нее и историю с фотографиями, и Славика с его пистолетом и “крайслером”, и, уж конечно, то, что Верка вышла навстречу своей смерти в той самой куртке, что висела сейчас прямо под майорской фуражкой. По этой версии получалось, что, проводив Верку, Катя стала смотреть в окно, чтобы помахать подруге рукой... “Нуну, — подумал майор Селиванов. — С шестнадцатого этажа...” “Возьми себя в руки, дура! — прикрикнула на себя Катя. — Шестнадцатый этаж!” ...То есть, не помахать, конечно, а просто посмотреть вслед. Когда Волгина не вышла из подъезда через десять минут, Катя забеспокоилась, решив, что Верка застряла в лифте...
— Ваш лифт часто застревает? — перебил ее Селиванов, что-то строчивший в блокноте.
— Не знаю, — пожала плечами Катя. — Я ни разу не застревала.
— А почему вы решили, что гражданка Волгина именно застряла в лифте?
— А что еще я должна была решить? Что у нее кошачий роман на лестнице? Простите...
— Это вы меня простите. В самом деле, когда не знаешь, что произошло, можно предположить все, что угодно. Итак?..
— Лифт был исправен, Верки... Волгиной в нем не было. Я спустилась вниз, увидела приоткрытую дверь подвала, растоптанный патрончик с губной помадой...
Она замолчала. Майор покряхтел, зачем-то подергал себя за ухо и спросил:
— А вы не заметили, у нее... у нее ничего не пропало?
— Сумочка, — сказала Катя и зачем-то добавила: — И плащ.
Ей вдруг стало невыносимо тошно от этого вранья, которое она наворачивала горами, в то время как Верку Волгину везли по городу в черном пластиковом мешке, а ее якобы пропавший плащ по-прежнему валялся там, куда его бросила Верка, даже ничем не прикрытый. Между прочим, подумала она, если майор невзначай заглянет в комнату, объясняться мне придется долго и, скорее всего, не здесь.
По просьбе майора она подробно описала сумочку и плащ, подписала протокол, и майор, не переставая извиняться и призывать не падать духом, скрылся за дверью. Катя проследила из окна за отбытием милицейской машины. “Ручкой ей помаши, идиотка”, — подумала она и обессиленно опустилась в кресло. На полу возле кресла обнаружилась вчерашняя бутылка из-под виски — пустая, и остатки Катиного джина, до которого они с Веркой вчера так и не добрались. Катя медленно свинтила колпачок и вылила джин в рот прямо из горлышка, как воду. За стеной опять пронзительно завизжала, вгрызаясь в бетон, электродрель деятельного соседа. Катя взяла бутылку за горлышко и швырнула ее в то место, откуда доносился звук. Брызнули осколки. Визг на секунду прервался, но тут же возобновился с новой силой.
— Замолчи, сволочь! — выкрикнула Катя.
Электродрель немедленно перестала визжать, и тут же в стену звонко ударил молоток. Тогда Катя легла на тахту и, повернувшись на спину, стала смотреть в потолок.
Предыдущий день прошёл в пустых хлопотах. Валерий Панин перевернул вверх дном все места, которые любил осчастливливать своим присутствием его давнишний недруг, но тщетно — Банкир как сквозь землю провалился, что подтверждало самые худшие подозрения Студента, форсированный двигатель “порша” с аппетитом жрал дорогой бензин, от улиц, светофоров, дверей и залов дешевых забегаловок и дорогих игорных домов рябило в глазах, целый день сменявшие друг друга рожи исподволь слились в некий собирательный образ — жующую харю с маленькими глазками и настороженно-хитрым выражением, но Банкира нигде не было, и никто его не видел со вчерашнего дня. Валерий подозревал, что некоторые из тех, к кому он обращался со своим вопросом, попросту врали, но ущучить их он был не в состоянии, а действовать силой не хотелось, да и было чересчур рискованно — дважды он замечал за собой милицейский “хвост”, но оба раза ему удавалось стряхнуть наблюдателей, пользуясь своим подавляющим превосходством в лошадиных силах. Тем не менее, хоть и весьма неуклюжая, слежка нервировала, и Валерий решил, что этого Селиванова хвалили не зря: что-то такое он заподозрил, несмотря на представленное ему железное алиби. С другой стороны, это мог быть и не майор вовсе, а все тот же Банкир, решивший, наконец, довести дело до логического завершения.
Когда, уже поздним вечером, “хвост” приклеился к нему в третий раз, Валерий решил, что с него довольно. Пора было раз и навсегда выяснить, кто же это так сильно интересуется его времяпрепровождением. Он сбросил скорость и повел машину туда, где, как он знал, возводился новый микрорайон. Место это было глухое, уединенное, несмотря на то, что всю ночь напролет над растущими, как грибы после дождя, корпусами светили прожектора, мигали голубые огни электросварки и истерично трезвонили звонки башенных кранов. Строителям, работавшим на ярко освещенных пятачках, было глубоко наплевать, что творится — за забором стройплощадки, а если бы кого-то и заинтересовал посторонний шум, ему было бы очень непросто разглядеть что бы то ни было в кромешной темноте, окружавшей островок света со всех сторон. Микрорайон возводился на отшибе, жителей в нем не было, а следовательно, не было ни случайных прохожих, ни милицейских патрулей. С тех пор как над корявым морем вздыбленной, изорванной и перемешанной колесами самосвалов глины поднялись первые этажи, окрестные группировки повадились съезжаться сюда для разборок.
Сидевший рядом со Студентом совсем еще молодой спортивного вида паренек в щегольской спортивной куртке и со стандартным “ежиком” на голове, заметил и верно оценил маневр водителя. Он беспокойно поерзал на сиденье и несколько раз нервно кашлянул, но, бросив косой взгляд на неподвижный профиль Студента, полностью сосредоточившегося на управлении машиной на темной, разбитой огромными колесами панелевозов дороге, воздержался от комментариев. От Панина, одна ко, не ускользнули все эти телодвижения. Он коротко глянул на своего пассажира, усмехнулся уголком рта и спросил:
— Ну, что случилось? Понос пополам с бронхитом? Знаешь, как это вместе называется?
— Как?
— Медвежья болезнь, вот как.
— Это как?
— Да очень просто. Если медведя неожиданно сильно напугать, у него начинается сильнейший сифон, просто ураган какой-то. Бежит он, а за ним целая дорога остается из этого дела. Такой сильный понос, что медведь от этого помереть может. С ума сойти, да?
— Да, — согласился стриженый. — А ты-то откуда знаешь про это дело? Ты что, на медведей охотился?
— Нет, — покачал головой Панин, — не охотился.
— А, — понимающе покивал стриженый, — опять свистишь.
— Серый ты, Серый, — сочувственно сказал Панин.
— Опять ты... — обиделся тот. — Ну, вот откуда ты про медведя знаешь, если ты не охотник?
— Ты слыхал когда-нибудь, что Земля круглая?
— Причем тут Земля? Это каждый дурак знает.
— И это притом, что в космос дураков пока что не пускают — не тот уровень развития техники.
— Ну, ты сравнил. Про Землю я, помнится, в школе учил. А про медведя... Ну, учили конечно, помню: муравьев жрет, в берлоге спит, а вот как он по-большому оправляется — такого точно не проходили.
— Вот я и говорю — серый ты. Серый. Ты книжки читаешь?
— Мне что, больше делать нечего?
— То-то и оно. А там, между прочим, про все на свете написано, и притом весьма доступным языком.
— Ну, не знаю... Я как-то неделю дома сидел... Помнишь, я летом брюхом маялся? Попалась мне одна книженция. Что-то такое про гармонию семейных отношений. Читал я ее, читал... Ну лабуда же!
— Конечно, лабуда, — серьезно кивнул Панин, не отрывая взгляда от дороги. Впереди уже замаячили ярко освещенные прожекторами корпуса с черными провалами незастекленных окон и шевелящиеся руки башенных кранов.
— Ну вот, а ты говоришь — книжки, — победоносно заключил Серый и, развернувшись всем корпусом, стал смотреть назад, на маячащие в отдалении сдвоенные фары преследователей.
— Ну, что там? — не оборачиваясь, спросил Панин.
— Похоже на “БМВ”. Ты не в курсе, мусора на “бээмвэшках” ездят?
— Они сейчас на чем угодно могут ездить, — успокоил его Панин.
— И что делать будем?
— Что, живот пучит? Поглядим по обстановке.
— Ага, поглядим... А зачем ты тогда в микрагу едешь?
— А чтобы глядеть никто не мешал. Погоди, ты не помнишь, в бульдоговой шараге на “БМВ” кто-нибудь катается?
— Думаешь, они?
— А ты что думаешь? Шпалер у тебя с собой?
— С собой, только...
— Что, патронов нет?
— Не то... Ты... Я знаю, ты смеяться не станешь, только я не хочу... это...
— А, понятно. Гражданин Серый хочет сказать, что не чувствует в себе таланта к мокрым делам. Я правильно тебя понял?
— Валера, ты пойми...
— Да нет, я тебя понимаю. Только ты мне скажи: зачем тогда ты его с собой таскаешь? Положи в карман кирпич — и дело с концом, а то песка насыпь, кирпич ведь тоже оружие. Я ведь, если честно, тоже по мокрому ни разу не работал, да и не собираюсь, если эти козлы меня не заставят. А тебя, если хочешь, могу высадить, и даже никому не стану об этом рассказывать. Ну, как? Думай быстрее, подъезжаем.
Серый засопел.
— За падло меня держишь?
Студент снова быстро повернул к нему голову и фыркнул в нос:
— Детский сад... Тебе сколько лет, Серый?
— Совершеннолетний... Гляди, гляди, догоняет!
Четыре круглых огня, маячивших позади, начали приближаться с опасной скоростью.
Они ныряли вверх-вниз и беспорядочно мотались из стороны в сторону на ухабах.
— Вот фраера, — спокойно сказал Панин, — машины им не жалко.
— Слушай, Студент, — сказал Серый, — а что вы с Банкиром не поделили?
— Тебе это действительно интересно? — вопросом на вопрос ответил Студент. Он заметил, что последний вопрос Серого был задан сквозь стиснутые челюсти — его напарник опасался, что стучащие зубы выдадут его мандраж и, хуже того, вызовут насмешку. — Сейчас немного неподходящий момент для экскурса в историю, но на досуге я тебе расскажу все, кроме того, о чем предпочту умолчать.
— Во завернул, — уважительно произнес Серый. Длинная и нарочито витиеватая фраза явно отвлекла его внимание от переживаний, связанных с настигающей их машиной, позволив слегка расслабиться. Он вынул из-за пазухи револьвер и лихо крутанул барабан.
— Ого, — сказал Панин, — красивая игрушка. Только не спеши ее показывать — могут и отобрать, особенно, если мы с тобой ошиблись, и это все-таки легавка.
Он немного увеличил скорость, и фары в зеркальце заднего вида стали уменьшаться. Корпуса новостроек приблизились и через минуту надвинулись вплотную, нависнув над юрким блестящим “поршем”, не так похожие на будущее человеческое жилье, как на его руины. Навстречу, тяжело переваливаясь с ухаба на ухаб, с ревом и храпом пер здоровенный “КрАЗ” с бетономешалкой.
— Учись, пока я жив, — сказал Серому Панин и еще увеличил скорость.
Разминувшись с грузовиком, он резко принял влево, скрывшись от преследователей за широкой кормой этого заляпанного цементной жижей бронтозавра, ударил по тормозам, мгновенно и безжалостно, с хрустом, от которого Серого передернуло, переключил передачу и тут же дал полный газ. Двигатель взвыл, и оскорбленный таким насилием “порш” устремился задним ходом вслед за бетоновозом. Догнав медленно ползущий грузовик, Панин съехал на обочину и спрятался за огромным, тяжело мотающимся из стороны в сторону горбом бетономешалки как раз в тот момент, когда машина преследователей поравнялась с “КрАЗом”. Черный “БМВ” проскочил мимо, на полном ходу огибая большие рытвины и не обращая внимания на мелкие, разбрызгивая глинистую воду из луж.
— Чистый цирк, — не скрывая восхищения, сказал Серый.
— Это еще не цирк, — обнадежил его Студент, снова тормозя и переключая передачу.
“Порше” снова выбрался на дорогу и пристроился в хвост “БМВ”, быстро сокращая разделявшее их расстояние.
— Затаись, — сказал Серому Студент, — сделай вид, что тебя здесь нет. Когда я выйду из машины, пересядешь за руль. Пушку держи наготове, но без необходимости не стреляй. Все понял?
— Вроде бы, — пожал плечами Серый. — А что ты затеял?
— Посмотреть, кто это, и попросить, чтобы они от меня отстали — по возможности, вежливо. Когда-то семья и школа потратили уйму человеко-часов на то, чтобы научить меня решать спорные вопросы при помощи слов — иначе говоря, методом убеждения.
Те, кто сидел в “БМВ”, наконец, разобрались в ситуации и уразумели, что тот, за кем они следили, неожиданно оказался у них в тылу. Черный блестящий автомобиль резко затормозил и остановился, развернувшись поперек дороги и загородив проезд. В профиль он был до странности похож на большую акулу.
— Быстро сообразили, — похвалил Студент, — молодцы. Все, замри.
Он остановил машину метрах в пяти от “БМВ” и, не глуша двигатель, выбрался из кабины. Серый заметил, что в руке у него зажат пистолет. Выпрямившись, Панин засунул руку с пистолетом в карман кожанки и неторопливо пошел в сторону перегородившей дорогу машины. Пройдя примерно половину разделявшего их расстояния, он остановился.
В “БМВ” приоткрылась дверца. Серый, уже успевший перебраться на водительское место, весь превратился в зрение, но из машины никто не вышел. Вместо этого в темноте салона холодно блеснул вороненый ствол, и оглушительно ахнул выстрел, сопровождаемый таким языком дульного пламени, какие Серый видел разве что в кино. Панина отшвырнуло назад, как тряпичную куклу, и он упал спиной в грязь, даже не успев вынуть из кармана руку с пистолетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46