» (Моррису явно представляется, что обнаженная самка примата с самого начала демонстрировала таким образом свои прелести самцу-тугодуму, как это делает шимпанзе.) И Десмонд Моррис сам отвечает на свой вопрос: «Ответ бросается в глаза так же очевидно, как сами женские груди. Эти приметные полушария, конечно же, копии мясистых ягодиц, а четко очерченные красные губы рта — копии срамных губ… как тут не подумать об имитации, когда самки нашего вида наделены подобием второго комплекта ягодиц и срамных губ…»
Моррис здесь явно поторопился — губы есть не только у женщин, и ассоциация мужских губ с обращенными кверху частями женской анатомии никак не проходит.
Возникает вопрос, почему и Моррис и Элейн Морган так держатся за позу совокупления «лицом к лицу», называемую еще «миссионерской». (Это выражение появилось потому, что миссионеры осуждали у первобытных племен позу «со спины».)
Моррис пишет: «В обширном исследовании, охватившем около двухсот различных цивилизованных обществ в разных концах мира, было установлено, что для них не характерно совокупление „со спины“».
Я не очень верю этому исследованию. Вспоминаю посещение музея то ли в Боготе, то ли в Лиме, где целый зал был отведен под множество маленьких эротических статуэток инкского периода, изображающих половой акт. Ни в одном случае не воспроизведена поза «лицом к лицу»! И у всех совокупляющихся в «антимиссионерской» позе партнеров выражение лиц необычайно серьезное, словно речь идет о культовом действе. Древние японцы и китайцы явно не облекали способы размножения покровом тайны; то же можно сказать о других азиатских народах — вспомните щедро декорированный храм в Кхаджурахо с его многочисленными изображениями важнейшего для выживания людей акта. Вариант «со спины» показан здесь по меньшей мере так же часто, как «лицом к лицу». Поскольку монголоиды и индийцы составляют изрядный процент населения земного шара, не вижу причин превозносить второй вариант до такой степени, чтобы женщина оказалась вынужденной прибегать к физиологическим эксцессам, описанным Моррисом.
Десмонд Моррис полагает также, что все эрогенные зоны помещаются на теле впереди, а потому включаются при контакте «лицом к лицу». Но примату с такими чувствительными пальцами, как у человека, — притом с достаточно длинными руками — доступна вся поверхность тела.
Что положение «лицом к лицу» определяет гораздо более сильный личный контакт, не подлежит сомнению, и другую позу, конечно же, можно считать более примитивной или первичной, но ведь речь-то как раз об этом! Что до полушарий зрелых грудей, то они помещаются там, где помещаются, просто-напросто для того, чтобы на заре истории рода человеческого отпрыск, как мне представляется, мог получить тепленькое молочко на воде или под водой.
Кстати, Элейн Морган тоже размышляет о «миссионерской» позе: «… практически у всех наземных млекопитающих принята поза „со спины“ и практически у всех млекопитающих с водным образом жизни принята „фронтальная“ поза». (Неверно для выдр, бобров, капибар и многих других видов!)
Однако наши далекие предки, думается мне, никогда не были всецело зависимы от водной среды, как это произошло с дюгоню или моржом (кстати, последний совокупляется на суше «со спины»), и в моем представлении они не были связаны с морем.
Элейн Морган останавливается также на анатомических изменениях, касающихся органа совокупления нашего пращура. У Homo sapiens не только очень большие груди, мужчина к тому же наделен куда более длинным членом, чем человекообразные обезьяны, включая весящего двести килограммов самца гориллы. «Он стал длиннее по той же причине, по какой вытянулась шея жирафа, чтобы достать то, что иначе было бы недосягаемо», — пишет Морган. Дескать, проблема самца заключалась в том, что влагалище переместилось вглубь, «вероятно, для лучшей защиты от соленой воды и царапающего песка».
Мысль глубокая, однако я вижу причину более существенную для рода человеческого, чем опасность царапин.
Совершенно очевидно, сколь уязвимо звено, связующее поколения друг с другом. Если сперматозоиды не достигнут цели или будут повреждены, жизнь не сможет продолжаться. Сразу наступит конец. Вода, особенно пресная, — среда, способная снять с дистанции весь рой маленьких передатчиков жизненной эстафеты. Передача спермы в подлинном смысле слова — жизненно важный процесс. Вот почему влагалище уходит вглубь, и пенис приспосабливается к этому.
Когда у самки шимпанзе наступает течка, она и впрямь всячески «заигрывает» с самцом, а чаще с несколькими самцами. Приблизившись к партнеру, она издает странный крик, как бы страшась овладевшей ею примитивной силы, и поднимает кверху седалище. Самец без особой страсти в несколько секунд исполняет свой долг. Вот и все, после чего «возлюбленные» как ни в чем не бывало могут и дальше уписывать зелень. А сперматозоиды — без всякого риска завершать свое плавание.
Что касается человека, то роль эмоций несравненно выше. Не буду, как это делает Десмонд Моррис в своих суждениях о сексуальном механизме, отводить целую главу сердцебиению, кровяному давлению, покраснению кожи, учащенному дыханию, набуханию органов; укажу лишь на одну особенность нашего вида. Насколько известно, у самок других приматов, даже у человекообразных обезьян, не бывает того, что мы называем оргазмом.
Наш водяной гоминид счел бы предосудительным походя совершать половой акт, подобно обезьянам. И вряд ли совокупление происходило в воде, как предполагает Элейн Морган. Акт совершался на суше и чаще всего во мраке, когда прекращался поиск пищи.
Почему я считаю, что сексуальные контакты были приурочены к ночи? Потому что человеку присущ один рефлекс, на который мы реагируем, как правило, лишь подсознательно, даже инстинктивно.
Окулисты используют атропин, чтобы расслабить мускулатуру зрачка и заставить его расшириться. Вы спросите, причем тут секс?
В одном исследовании мужчинам и женщинам показывали фотографии женских лиц. Некоторые снимки, в целом одинаковые, были ретушированы так, что зрачки выглядели расширенными, как от атропина. Испытуемые мужчины однозначно отдавали предпочтение этим фотографиям как наиболее привлекательным, «сексапильным». А вот женщинам больше нравились узкие зрачки; глаза с большими зрачками казались им «неприятными». Из чего можно заключить, что в таких глазах им виделось вожделение, и этот «лесбиянский» признак вызывал инстинктивный отпор. Как бы то ни было, вся группа испытуемых, не задумываясь почему, явно считала широкие зрачки знаком сексуального интереса. Но расширенные зрачки связаны, кроме того, и с ночной активностью. Мне представляется очевидным, что комбинация секс — темнота указывает на то, что вечер был «часом секса» также и для господина и госпожи Икспитек.
Так что, по всей вероятности, ночь с самого начала была отведена плотской любви, что служило еще одной гарантией сохранности спермы, которой не грозило противозачаточное средство в виде пресной воды.
Еще один фактор — новое (для приматов) проявление социальности как следствие ночного общения. Мужчина оставался с женщиной, они вместе сохраняли тепло и познали неведомое другим приматам сильное чувство надежности и телесного контакта. Так было положено начало широкому спектру нежности и доверия, отличающему щедро наделенного эмоциями современного человека.
Вернемся, однако, в мир плиоцена. И представим себе мысленно группу наших икспитеков, рассредоточенную вдоль илистых или песчаных речных отмелей.
Члены группы трудятся в бурой воде, то и дело погружаясь в нее до самого носа, в котором автоматически срабатывает «запорный клапан»; чувствительные пальцы ощупью отыскивают лакомую добычу. Окунуть все лицо, нырнуть — лишь еще один шаг к все той же цели, к желанной трапезе. Ухватив поживу, одетую в твердый панцирь, он или она выходят, как уже говорилось, на берег и разбивают раковину камнем или палкой. Толстые губы и довольно крупный мясистый язык высасывают содержимое — действие очень важное для будущего гоминидов особенно потому, что от развития мускулистого языка зависит способность говорить, формировать различные звуки.
И снова в воду, к стае, где дети все более уверенно плавают возле родителей. Младшие держатся за длинные волосы матери, дети постарше отваживаются сменить эту опору на шевелюру кого-нибудь из других взрослых поблизости, иногда сами ухитряются извлечь что-нибудь съедобное из ила. Одна из женщин пододвигает своего детеныша к груди; проголодавшийся отпрыск другой смело ныряет и находит сосок под водой, пока мамаша продолжает проверять крабьи норки, используя тонкие палочки для поиска лакомых обладателей острых клешней.
Плавающие на поверхности реки плоды тоже входят в меню, и вот уже вся стая собралась около подходящего дерева. Кто-то взбирается вверх по стволу и сбрасывает вниз то, что не поспевает съесть, как это делают все обезьяны. И все время, пока стая поглощена поиском пищи, двое-трое взрослых, заняв подходящие наблюдательные пункты, внимательно обозревают окрестность.
Вот один из них насторожился, выпрямился во весь рост, всматривается… Увидев опасного врага, возможно, какую-то из саблезубых кошек, резкими лающими криками предупреждает стаю. Нашему слуху эти звуки могли бы напомнить смех; в них больше человеческого, чем в стаккато лангуров!
Все глядят на сторожа, который показывает в сторону опасности и вперемешку с сигнальными криками подражает голосу хищника. Поняв, в чем дело, члены стаи реагируют, бросаясь либо в воду, либо на берег.
Бросаясь? Да, мы видим, что они работают длинными задними ногами совсем не так, как шимпанзе. Последние могут развить приличную скорость, галопируя на своих длинных руках и коротких ногах, но когда вышагивают с полной охапкой фруктов, как это показано в юбилейном фильме Национального географического общества США, в котором большое внимание уделено исследованиям Джейн Гудолл, походку их не назовешь иначе, как весьма неуклюжей. Обезьяна раскачивается всем телом, словно флюгер, под углом свыше тридцати градусов к направлению движения. Костяк шимпанзе приспособлен для хождения на кончиках суставов, и большой палец ноги все еще заметно противопоставляется другим пальцам. Носить охапки плодов — необычное и для выживания шимпанзе необязательное занятие; плоды вполне доступны на ветках, где растут порознь. А вот гоминиду, наверное, требовалось крепко сжимать в руках добычу, выходя из воды на берег, где он разбивал панцирь краба или раковину. Если же приходилось плыть, держа что-то в руках, то как раз сказывалось преимущество длинных ног, работающих «по-лягушачьи». Недаром у лягушек длинные мускулистые задние конечности, служащие, как мне думается, прежде всего для плавания, а прыжки — вторичная функция.
Наша ступня всецело приспособлена для прямохождения. О том, что такая эволюция может происходить довольно быстро, говорит тот факт, что у двух родственных видов (точнее, даже подвидов) горилл — горной и равнинной — строение ступней сильно различается. Первая много ходит, в основном опираясь на задние конечности, и большой палец ступни сильнее обращен вперед, чем у ее равнинной родственницы. Другими словами, ступня горной гориллы больше похожа на человечью. Это вовсе не следует понимать как указание на близкое родство, просто перед нами пример конвергентного развития, когда орган формируется средой и ее требованиями, независимо от родства. Конечности китов напоминают плавники, это же относится и к ихтиозаврам и к рыбам, как современным ихтиозавру, так и к нынешним.
Дайана Фосси, много лет изучавшая в горах Вирунга вымирающих горилл, заметила «аномалию» у некоторых членов группы 5 (нумерация исследовательницы). А именно, у самки, получившей имя Маркиза, и ее потомства отмечалось сращение пальцев ног, так называемая синдактилия. Большой палец все сильнее обращался вперед, и вообще все пальцы были почти равными по длине. Что это — и впрямь аномалия или же эволюция сделала еще один шаг по направлению к человеческой ступне, более подходящей для крутых склонов среды обитания горных горилл?
Ну, а наш икспитек, чем было вызвано его прямохождение? Почему у нас, в отличие от всех человекообразных обезьян, короткие руки и длинные ноги?
Среди человекоподобных приматов самые длинные руки у азиатских гиббонов. Они играючи перелетают с ветки на ветку с легкостью, какой могут позавидовать самые искусные цирковые акробаты. Однако если обратиться к их далекому предку из рода плиопитеков, чей скелет дошел до нас почти в полной сохранности, оказывается, к нашему удивлению, что у него руки были короче ног!
Стало быть, весьма возможно, что уже у нашего икспитека были короткие руки и длинные ноги.
Что могло вызвать эволюцию в сторону прямохождения? Вопрос кардинальный, ведь прямохождение стало предпосылкой умелости наших рук, свободных от необходимости опираться на землю или хвататься за ветки. А на последней стадии нашей эволюции появилась возможность пристроить вверху надлежащей конструкции череп и мозг.
Мы уже приводили выдвинутую Десмондом Моррисом мотивировку прямохождения и бега «безволосой обезьяны». Кстати, что за странная мысль — якобы для охоты требовался быстрый бег? Какое из современных «первобытных» племен настигает добычу стремительным бегом? Да ни одно! На самом деле, прямохождение ставит нас по быстроте на одно из последних мест среди млекопитающих! Где столь малая скорость может быть эффективной? Отвечаю: в среде, в которой ни то, чем кормится добытчик, ни хищники не превосходят его быстротой. То есть в воде.
Поскольку как от проплиопитека, так и от рамапитека, этих кандидатов на звание пращуров человека, до нас дошли лишь осколки челюсти и черепа, нам остается гадать, как давно начался полуводный образ жизни. Правда, окаменелости рамапитека найдены на обширной площади, — в Индии, Китае, Европе и Африке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32