— Просто необходимо, — Данилов вынул из кармана галифе серебряную фигурку Наполеона и поднес ее к лицу Игоря.— Тот самый? Где взяли?— У Дробышевой.— Так. Значит, вышли.— Вышли. Теперь нам нужен Гомельский и Гоппе. От них сюда нитка тянется. А у нее, у нитки этой, два конца. На одном Музыка, на другом Шантрель. Они-то думают, что мы их здесь трясти будем, и постараются при случае в Москву уйти, а там ты.— Как думаете, Иван Александрович, подход к Гомельскому есть?— Есть.— Кто поможет?— Костров.— Мишка?! Где же он?— Скоро будет здесь. Глава пятаяМосква. 11—12 августа Начальник — Ну, Муравьев, знаю, слышал о ваших делах, — начальник МУРа встал, пошел навстречу Игорю. — Жаль Полесова. Очень жаль. Редкой души человек и прекрасный работник. Похоронили его?— Да. Прямо там, на кладбище. Все, как положено, оркестр, цветы, памятник. Только ему это все равно.— Ему да, а нам нет. Делу нашему не все равно, как хоронят людей, отдавших за него жизнь. Ты мне эти разговоры брось.— Он мой друг…— И мой, и Серебровского, и Муштакова, Парамонова. Мы все друзья. Ну, ладно, садись, поговорим, — начальник нажал кнопку звонка. В дверях появился Осетров. — Где Муштаков?— В приемной.— Проси.— А, Игорь Сергеевич, — улыбнулся, входя Муштаков, — значит, мы с вами работать будем?— Да.— Ну и прекрасно, — Муштаков уселся в кресло, аккуратно поддернув выглаженные брюки. — Можно докладывать?— Давай, — начальник закрыл ладонью глаза, — начинай.— Видите ли, Игорь Сергеевич, — Муштаков сделал паузу, словно обдумывая следующее предложение, поглядел на Игоря, — данных у нас немного. Согласно нашей сводке-ориентировке, относительно Гомельского были предупреждены все сотрудники милиции. Девятого августа постовой заметил похожего человека на Тишинской площади и немедленно сообщил в 84-е отделение милиции. Оперуполномоченный Ларин, приехавший туда, также опознал Гомельского. Он довел его до Большого Кондратьевского и там потерял. Ларин работник опытный, на следующий день он опять был на площади. В одиннадцать часов Гомельский появился вновь и опять исчез на углу Большого Кондратьевского.— Там проходные дворы, — сказал Игорь.— Теперь все дворы проходные, заборы-то сломали на дрова, — начальник опустил руку, — ты продолжай, Муштаков.— По оперативным данным, нам стало известно, что Гомельский часто бывает именно в этом районе и даже посещает пивную.— Это которую? — поинтересовался Муравьев.— Знать надо, — усмехнулся начальник, — она там одна.— Да я этот район не очень…— Придется изучить. Ну, какие у тебя соображения. Муравьев?Игорь помолчал немного. Вопрос начальника застал его врасплох.— Мы придумали два варианта. Первый — установить дежурство и арестовать Гомельского.— Ишь ты, — начальник иронически поглядел на Игоря, — один думал или с Даниловым вместе? А если Гомельский туда больше не придет? Тогда что?— Тогда на него должен выйти Костров.— Где он? — Начальник встал.— У меня дома сидит.— Что ж ты раньше мне не сказал? — Он поднял трубку телефона: — Машину! — И повернулся к Муравьеву: — Едем к тебе в гости. Костров Из окна комнаты был виден двор. Совсем крохотный, с чахлыми акациями. Дома обступили его со всех сторон, образуя неровный квадрат. Они были старые, облезлые, в некоторых местах штукатурка отвалилась, обнажая дранку, уложенную крест-накрест. Окна первых этажей находились почти у самой земли, на подоконниках стояли горшки с цветами, лежали худые жуликоватые коты.Мишка знал, что двор имеет несколько выходов в Большой Кондратьевский, на пустырь и еще один — на Большую Грузинскую улицу. Удобный оказался дворик, ничего не скажешь. Для всех удобный. Только те, кто знает об этих выходах, даже не догадывались, что закрываются они очень легко, и тогда из этого дворика никуда не выйти.Мишку привезли сюда ночью. По легенде, придуманной ему Муравьевым, он домой показаться не мог, так как его еще с сорок первого ищут; а здесь он у подруги — Игорь все предусмотрел, даже это. Хозяйка квартиры Зоя, высокая брюнетка с яркими, чувственными губами, посмотрела на Мишку, прищурясь, и спросила:— Это значит, он теперь мой любовник?— Он, — кивнул головой Муравьев.— Ну что ж, — Зоя оглядела Мишку с ног до головы, — парень он вполне ничего. Только глаза диковатые.— Какие есть, — буркнул Мишка.— Ну вот, видите, Игорь, — Зоя развела руками.— Миша, — Муравьев положил руку на плечо Кострова. — Зоя наш сотрудник, но об этом во дворе никто не знает. Все считают, что она в клубе работает администратором. Понял?— Я-то понял. Только урки тоже не дураки.— Ты что, боишься?— Это ты бойся. Мне чего, я опять на фронт, а тебя — в постовые, и будешь на Тишинке щипачей ловить.— Ты это брось…— Я же слово Данилову дал, что сделаю, и поэтому из-за вашей глупости вовсе не хочу Ивана Александровича подводить.— Да я тебе точно говорю, что ее никто не знает. Она у нас по очень секретной линии работает. Ее даже наши сотрудники знать не должны.— Ладно, там видно будет.— В квартире три комнаты, дверь в одну из них обоями заделана, там постоянно будут находиться два наших сотрудника. Тебе надо Гомельского сюда заманить.— Это понятно, но как?— Он золото скупает и камни. Но помни, что не только скупает, а может и… В общем, вы с Зоей ими торговать начнете.— Туфтой.— Зачем? — Игорь достал из кармана коробку, выложил из нее на стол кольца, серьги, броши. — Здесь есть и настоящие. Зоя знает, какие можно давать в руки, а какие только показывать издали. Помни, ты пробрался сюда из Куйбышева, там со Степкой Ужом и Утюгом вы взяли ювелирный. Где Утюг и Степка, ты не знаешь, возможно, в Ташкент подались.— А на самом деле?— Там, — Игорь показал на стену, — убиты в перестрелке оба. Так вот, ты забрал долю и по документам сержанта Рыбина, вот они, пробрался в Москву. Все понял?— Значит, могу ходить в форме?— Можешь.— И медали носить?— Носи на здоровье. Твою жену предупредили. Если кто к тебе придет, его поведут, потом потеряют. Причем, поведут в открытую.— Получается, что хата моя вся в «мусоре». Так выходит?— Так. А теперь давайте детали оговорим.Проговорили они почти до утра. Мишка должен был найти знакомых перекупщиков, предложить и продать им кольца и золотые диски, но главное — сказать, что есть бриллиантовая осыпь и просить за нее деньги большие. Осыпь надо показывать только издали, чтобы, не дай бог, не заподозрили. Правда, осыпь была подделкой редкой. Она лежала еще в музее Московской сыскной полиции. Делал ее известный ювелир Кохнер специально для подмены настоящей. Подлинник носила княжна Белосельская, за которой ухаживал один гвардейский офицер. Когда однажды на балу ей стало плохо, он подсыпал княжне в бокал с лимонадом порошок, а затем подменил осыпь. Княжна пришла в себя и ничего не заметила. Приехала домой, сняла осыпь, смотрит — одна веточка погнута, видимо, «гвардеец» торопился очень, когда пристегивал, руки дрожали. Вызвали ювелира, тот и заметил. Мошенника арестовали, он указал на Кохнера, у которого осыпь и нашли. А подделка осталась в музее, рядом с первым автогенным аппаратом для вскрытия сейфов и кистенем извозчика Чугунова. Позже она перекочевала в музей криминалистики МУРа.Первое московское утро началось для Мишки неспокойно. Он нервничал, почти не мог есть. За стол сели все: кроме него еще Зоя и два оперативника. Мишка только чай выпил, а до картошки с консервами даже не дотронулся.— Это ты зря, Михаил, — сказал рассудительный Самохин, — есть надо. Иначе перегоришь, на одних нервах тебе не продержаться.Мишка кивнул головой, молча взял вилку, поковырял в тарелке и положил.— Не хочется, — вздохнул он, — это пройдет. У меня и раньше так было, когда в разведку ходил, потом пообвык.— А ты считай, что опять в разведку идешь, — сказала Зоя.— Не могу, там враги…— А здесь друзья, выходит? — прищурился Самохин.— Нет, Самохин, тоже враги. Только на фронте самим собой остаешься, а здесь врагом становиться надо.— Это ты прав. Противно. Потерпи уж, Миша, пожалуйста.— Ну, заканчивайте, — сказала Зоя, — мне еще посуду помыть надо.— Мы скоро, — Самохин глотнул горячего чая и тут же, открыв широко рот, начал судорожно втягивать в себя воздух.— Не торопись, не торопись, — засмеялась Зоя.Все просто. Женщина торопится на работу, а ей еще по хозяйству управиться надо. Просто, обыденно. И именно эта обыденность понемногу успокоила Мишку. А что, в самом деле, особенного? Начинается для него, старшего сержанта Кострова, новое дело. Да не такое уж оно новое. Когда в сорок первом он внедрился в банду Широкова, тогда оно действительно новым было. А теперь ходи по рынку, строй из себя удачливого урку да смотри в оба. Если что — он сам не прост. На ремне у него наган в кобуре, а в кармане галифе браунинг. Восемь патронов в обойме, а в них восемь никелированных пуль. Ну, попробуй подойди. А стрелять он научился. Еще как! Разведрота не такому научит. Ну, а на самый крайний случай есть у него нож. Нажмешь медную кнопку на ручке, и выбросит пружина жало стилета. Нож этот Мишка у убитого шарфюрера из диверсионной группы СС взял. Сначала завалил его в лесу под Рогачевом, а потом взял. Дважды пользовался он им и всегда наверняка. Мишка вдруг почувствовал, что хочет есть. Это было удивительно, и он пошел на кухню. Зоя из чайника обмывала тарелки, сложенные в раковину.— Ты чего? — повернулась она к Кострову.— Ты уж меня прости, понимаешь, есть захотел.Зоя поглядела на Мишку и по-доброму улыбнулась.— Ну, слава богу, успокоился.— Вроде того.— Садись, я как знала — отложила тебе. Погреть?— Не надо.Мишка уселся за кухонный стол и прямо из сковородки начал есть необыкновенно вкусную картошку и застывшие мясные консервы. Потом он допил остывший сладкий чай и вынул папиросу.— Ну вот, теперь полный порядок, — сказал он довольно. Муравьев С утра он дозванивался до майора Королева: сначала тот был у руководства, потом сам проводил совещание, затем его опять вызвали к руководству.— Вы передайте, пожалуйста, Виктору Кузьмичу, что его Муравьев из МУРа разыскивает по срочному делу, — попросил Игорь секретаря отдела.— Хорошо, — ответил любезный женский голос, — я доложу.«Вот так-то, брат, „доложу“, — подумал Игорь, вешая трубку, — начальству не передают, а докладывают».Он только что вернулся из дому, куда заезжал буквально на час. Нужно было переодеться и взять кое-что из вещей. Когда он подошел к дверям квартиры, то увидел щуплого человека со связкой ключей в руке. Тот, наклонившись, копался в замке.— Что вам надо? — спокойно спросил Игорь. Человек обернулся и, увидев милицейскую форму, почтительно захихикал.— Я, понимаете, из домовой конторы. Площадь эвакуированных на учет берем.— А кто позволил в квартиру лезть без спроса?— Пустая она, товарищ начальник, а есть люди, желающие занять.— В ней живу я.— Нет, пустая. В ней Муравьева Нина Петровна проживала. Сейчас она в эвакуации, а сынок на фронте.— Сынок — это я. И если я еще раз вас увижу…— Извиняйте, извиняйте.Человек исчез, словно растворился в полумраке лестницы. Муравьев вошел в квартиру и позвонил в домоуправление, рассказал о странном визите.— Так, — ответил домоуправ, — интересно. Действительно, есть распоряжение Моссовета о временном вселении в свободные квартиры. — Он помолчал немного и добавил: — В общем, вы не волнуйтесь. За сигнал спасибо. Мне уже подобные поступали, да я думал… Вы сами в милиции работаете, поэтому знаете, всякие люди бывают. Еще раз спасибо за сигнал.Игорь повесил трубку и подумал о том, как быстро повылезала из щелей всякая нечисть. Как умело маскировалась она до войны, платила взносы в МОПР и Осоавиахим, ходила на собрания, ждала своего часа. Но нет, их время не пришло и не придет никогда, для этого он и служит в уголовном розыске.Муравьев открыл шкаф, достал из него синий костюм, тот самый, который сшил перед войной. На работе мать премировали талоном на отрез, и она взяла бостон специально для сына. Шил костюм знакомый мастер и, конечно, сделал все как надо. Всего один раз надел его Игорь, когда ходил с Инной в Большой театр на «Красный мак». Господи, давно же это было, как будто совсем в другой жизни! Он надел голубую шелковую рубашку, повязал полосатый галстук, натянул пиджак и подошел к зеркалу. Да, он казался себе необычным, просто отвык за два года от штатского костюма. Почти все время Игорь ходил в форме или в обыкновенной зеленой гимнастерке без петлиц.Впрочем, тот, другой человек в зеркале, Муравьеву понравился. Костюм на нем сидел хорошо, даже с долей этакой небрежности, которая придает элегантность. Жаль только, что орден надеть нельзя. Он был бы кстати на этом костюме: темно-синий бостон, а на нем рубиновая звезда.Игорь еще раз поглядел на себя в зеркало и начал собираться.Машина ждала его прямо у крыльца подъезда. Когда он открыл дверцу, шофер, недовольно оторвавшись от газеты, рыкнул:— Куда лезете, не видите, что ли? — Но тут же смущенно улыбнулся, замотал головой: — Вот это да. Игорь Сергеевич, быть вам богатым — не узнал.— Ну что ж, это неплохо.Приехав в управление, Игорь сразу же стал звонить Королеву. Майора не было, и Муравьев сидел в своей комнате, ожидая звонка. Пока все складывалось крайне неудачно. Ему необходимо было ехать на Тишинку, а проклятый телефон молчал. Игорь начал уже со злостью поглядывать на аппарат, словно именно он был виноват в том, что Королев никак не освободится. Конечно, можно было бы встать и уйти, но Данилов категорически приказал передать майору письмо и на словах добавить, что очень ждет результата.А управление жило своей обычной жизнью, и Муравьев уловил ее сразу по возвращении. Она состояла из знакомых ему привычных забот. В кабинет заходили ребята из его отделения и рассказывали о новостях. Заглянул начхоз и сказал, что он, Игорь, поставлен на довольствие. Потом явился комендант и начал по ведомости сверять номер табельного оружия, числящегося «за оперуполномоченным первого отделения тов. Муравьевым И. С.».— Все ждешь? — в комнату вошел Борис Парамонов.— Как видишь.— Завтракал?— Нет пока.— Я тоже не успел. Давай сообразим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24