Как это ни грустно, но, по словам комиссара, потерпела крушение и наша надежда на подводные лодки, так как строительство торговых флотов обоих союзных государств идет нарастающими темпами. Улучшение охраны морских караванов союзников повлияло на частоту поражений немецких субмарин.
Переход вооруженных сил Германии к оборонительным операциям обусловлен, в первую очередь, тем, что она ис черпала как людские, так и материальные ресурсы. Иначе обстоят дела в Красной армии. Наличие достаточных резервов, а именно так, по его словам, обстоят здесь дела, учитывая развитие наступления на многих участках фронта, в то время как силы союзников еще практически не задействовались, приводит к одному и тому же выводу: война для Германии уже проиграна.
Совершенно ясно, что просто взять и выйти из состояния войны Германия, находясь под руководством Гитлера, не сможет. Но если Гитлер будет оставаться у власти, то это будет означать и дальнейшее продолжение войны, а вместе с тем — и дальнейшие бессмысленные жертвы, как людские, так и материальные. Поэтому скорейшее окончание войны выгодно как советскому народу, так и немецкому.
Такой объем информации меня просто смутил. Может быть, она и соответствует истине. Но кто из нас ее сможет проверить? И вообще, я не совсем понимаю: чего добиваются от меня эти комиссары?
5 сентября 1943 года. Сегодня разговаривал с комендантом дачи. Говорили очень долго, бесперерывно примерно 4часа. Комендант нарочно избегал затрагивать вопросы актуальной политики и вел разговор о военном искусстве, но я его скоро перебил и внезапно спросил: «Можно ожидать, что остальные генералы тоже прибудут сюда?» Он ответил, что имеется в виду разместить их вблизи Москвы. Тогда я снова спросил: «А полковник Адам?» Он ответил: «Наверное, и он с ними приедет». Затем я сказал коменданту, пытаясь повернуть разговор на актуальную тему, что я не хотел бы присутствовать на конференции «Офицерского союза», и начал объяснять причину.
Я сказал, что, будучи здесь, уже яснее вижу создавшееся положение. Поступки генерала фон Зейдлица и других, по моему убеждению, нельзя называть нечестными, так как я убедился, что они действуют, исходя из идейных, а не грязных мотивов.
Потом я задал второй вопрос: правильно ли действуют Зейдлиц и другие? Ведь он, как солдат, всю свою жизнь действовал только тогда, когда в его распоряжении имелись жесткие данные, которые позволяли ему свободно взвешивать все «за» и «против». Он привык к такой методике работы — предварительно взвешивать эти «за» и «против», а затем набрасывать план последующих действий.
Здесь же он, военнопленный, не может располагать всеми данными, поэтому должен избрать бездействие, чем действовать, опираясь на ряд предположений и непроверенные факты. Ведь предположения — это не факты.
Да, фон Зейдлиц и другие генералы имеют, может быть, способность видеть в предположениях факты. Я же, как солдат, должен отклонять действия, базирующиеся на предположениях. Будучи здесь, мы не можем знать — имеет или нет Германия какие-либо другие выходы из настоящего положения, которые могут быть для нее вполне подходящими.
Комендант ответил, что мои намеки на другие выходы из положения — то есть на какие-то комбинации с Англией и Америкой — не имеют ни зернышка реальной почвы, ибо эти страны не вошли в комбинации с Гитлером, когда его авторитет был еще не затронут и он со всей военной машиной обрушился на Советский Союз. Нельзя же ожидать, что такие реальные политики, как англичане и американцы, могут пойти на комбинации с Гитлером в настоящее время, когда его авторитет потерпел на военном поприще, как во внешней, так и во внутренней политике, очевидный крах.
Это доказывает хотя бы тот факт, что Гитлер вынужден был назначить Гиммлера на новый пост, чтобы искусственно держаться еще у власти. В этой фазе политического развития Гитлер не может быть партнером для комбинаций с англичанами и американцам.
На меня большое впечатление произвел приведенный пример с Гинденбургом, а именно то, что Гинденбург, видя положение, долго не рассуждал, а настаивал на том, чтобы Вильгельм II2 ушел в отставку и освободил путь для спасения Германии. И нельзя сказать, что Гинденбург был плохим солдатом и неверным генералом династии Гогенцоллернов. А ведь Гогенцоллерны — это не Гитлер.
Затем я сказал: у меня создалось впечатление, что русские думают, что документ, который был подписан всеми генералами в лагере № 48, был составлен и подписан по моей инициативе. Но это — ошибка, я не проявлял инициативы в составлении этого документа. Ведь там имеются генералы, которые старше меня возрастом, такие, как Хейц, Штреккер, Ренольди — они всегда очень определенно высказыва ют свое собственное мнение.
Я объяснил, что только присоединился к этому мнению. Это не говорит о том, что я не стою на их точке зрения, но, в любом случае, инициатива от меня не исходила.
9 сентября 1943 года. Странно, но я кое-какие услуги уже оказал Советскому Союзу, будучи преподавателем в военной академии в Берлине. Я имел в своей аудитории ряд русских генералов, которые слушали мои лекции по тактике и военным операциям. Это были генералы Егоров, Дубовой или Дыбенко, Белов и Яковенко. Яковенко был военным атташе в Берлине, он приходил ко мне, обедали вместе. Я был несколько раз приглашен на приемы в советское посольство, знаю лично посла Сурица и его жену.
События в Италии Германию не застали врасплох. Германия предвидела это положение уже давно, так что события на Восточном фронте надо понимать как стоящие в связи с новым положение в Италии. Вероятнее всего, что все имеющиеся в Германии оперативные резервы (60 дивизий) она не смогла бросить на Восток, что и стало причиной отступления за Днепр. Зато Германия сосредоточила свои силы на Балканах и в Италии.
Следующую фазу войны можно будет назвать фазой развертывания и сосредоточения сил на Западном фронте, потом можно ожидать передышку — только весной 1944 года начнутся решающие бои на Западе.
Совершенно понятно, что предпринимаемое Советами наступление такого огромного масштаба изматывает силы Красной армии, и это будет сказываться на Днепре.
10 сентября 1943 года. Сегодня опять разговаривали с комендантом. Он спросил, как я отношусь к Гитлеру и к Советскому Союзу. Я ему ответил, что русскую разведку очень ценю, но удивляюсь, что она до сих пор не установила, какие у меня были высказывания и действия в прошлом в отношении СССР, а также как я отношусь к фюреру. В ответ он рассмеялся.
12 сентября 1943 года. Вчера вечером и сегодня утром состоялось «организованное собрание» немецких солдат лагеря (около 40 человек) под лозунгами: «Долой войну! Долой Гитлера! Назад домой!» Это было предпринято в целях давления на меня.
На собрании выступили с докладами о необходимости борьбы за скорейший мир в интересах Германии (полковник Штейдле и генерал Зейдлиц).
Потом солдаты избрали из своей среды делегацию из пяти человек, которой было поручено довести до моего сведения информацию о настроениях солдат и принять руководящее участие в борьбе за «Новую Германию».
Я принял «делегацию» в присутствии полковника Адама и генерала Роденбурга и, решив воздержаться от резких высказываний, занял в беседе с ними примирительную позицию. Я не отвергал целей, изложенных в манифесте немецкого Национального комитета, но ставил под вопрос пути к этим целям. Я подчеркивал, что над этим вопросом много думаю и к окончательному решению еще не пришел. Кроме того, я боюсь, что резкое выступление может привести к разложению немецкой армии и к междоусобной войне.
И потом, как они не понимают, что в случае согласия с их требованиями я, таким образом, подниму руку на сыновей, которые находятся на фронте.
На прощание «делегаты» подчеркнули, что они будут добиваться своей цели в контакте с другими примкнувшими к движению генералами, если я в ближайшее время не приму положительного решения. На это я им ответил просто: «Очень тяжело».
15 сентября 1943 года. Если бы на моем месте здесь был генерал фон Рейхенау, то он давно решился бы на этот шаг. Только я не знаю, смогу ли я помочь этим немецкому народу.
24 сентября 1943 года. Чувствую себя здесь плохо. Я нахожусь в одном доме с генералами, которые стоят на других позициях, но я чувствую, что они от меня ожидают решения. Я человек иного склада, чем генералы, эти проблемы очень серьезны.
Трезво рассуждая, я не могу еще решиться, так как расцениваю общее положение несколько иначе, чем генералы. Поэтому складывается обстановка, которая является для меня неприятной: ко мне обращаются, мне задают вопросы, а я вынужден почти постоянно отмалчиваться.
Они, наверное, полагают, что я человек ограниченный, что я солдат в простом смысле этого слова. Я боюсь, что хорошие отношения ко мне некоторых генералов могут явиться актом снисхождения. И я, и генералы, находящиеся в Войково, часто обсуждали все вопросы, которые сейчас стали актуальными. Зря думают, что мы такие люди, которые хотят отсиживаться здесь до конца.
Все проблемы, которые подвигли генерала фон Зейдлица и других на этот путь, мы все время здесь, в плену, обсуждаем. Эти проблемы меня особенно глубоко тревожат, не меньше, чем генерала фон Зейдлица и остальных, но я убежден, что еще не настал час моего окончательного решения.
Я не вижу, чтобы положение германской армии было катастрофическим, и именно это обусловливает позицию как генералов из лагеря, так и мою собственную. Не странно ли мое положение? Все видят, что генералы во главе с фон Зейдлицем и генералы из лагеря питают ко мне доверие. Несмотря на то что фон Зейдлиц и другие генералы отошли от меня, они приходят ко мне и обсуждают открыто все проблемы движения.
Откровенно говоря, общение с генералами фон Зейдлицем и Латтманом меня интересует, хотя создалось очень странное, необычное «сожительство».
25 сентября 1943 года. Полная неизвестность по существу действительного положения в Германии, о настроениях немецкой армии и населения.
Представляю себе, что среди солдат действующей армии я бросил лозунг прекращения войны. Одни солдаты пойдут в плен, другие начнут требовать отступления, третьи будут против первых двух — в результате возникнет междоусобная война. Где гарантия, что Красная армия не будет бить тех, других и третьих и я, вместо спасения армии, полностью ее не уничтожу?
Меня интересует также, как будет действовать Красная армия и будет ли она наступать в глубь Германии, если наша армия отойдет на старую границу, а на Западе откроется второй фронт.
27 сентября 1943 года. Сегодня генерал фон Зейдлиц рассказал о выступлении Геббельса, который призывает немецкий народ к спокойствию и выдержке, так как правительство ищет пути для выхода из создавшегося тяжелого положения. Сказанное фон Зейдлицем мне импонировало. «Вот видите, — сказал он, — я говорил, что правительство само найдет уже пути для развязки этого положения».
Сегодня днем мне передали немецкий перевод выступлений Рузвельта и Черчилля. Вечером, за ужином, мы начали разговор об этих выступлениях, и я задал всем вопросы: «Как мы и другие страны истолковываем слова Рузвельта об уничтожении прусского милитаризма? Неужели Рузвельт и Черчилль подразумевают под этим понятием уничтожение генералов, которые являются носителями прусского милитаризма? Растолкуйте мне, что такое прусский милитаризм». Каждая армия, в том числе — и Красная, воспитывается в духе победы над врагом.
28 cентября 1943 года. После завтрака я гулял один, а фон Зейдлиц, Ван Гоовен и Тренкман были вместе. Через некоторое время фон Зейдлиц подошел ко мне.
И снова мы вернулись к обсуждению выступлений Рузвельта и Черчилля. Генерал фон Зейдлиц взволнованно, в повышенном тоне, обратился ко мне: «Что вы прикидываетесь, это свинство надо выжечь, уничтожить (прусский милитаризм). Я скоро выступлю перед миром и докажу, какие грязные люди наши фюреры. Я сам очевидец и свидетель грязных спекуляций Геринга: он тащит миллионы марок в свой карман за счет государства. Я собираю теперь материалы от всех офицеров, которые были в окружении этих мерзавцев — Гитлера, Геринга и прочих.
Немецкий народ должен знать все. Кто смеет называть нас изменниками? Только трусы. Я считаю святой обязанностью выступить перед германским народом и сказать ему правду, назвать этих мерзавцев и освободить народ от этой дряни. Вы, фельдмаршал, говорите «Присяга, измена ро дине», — к черту такие фразы, речь идет о народе. Это главное».
Я ему заметил, что армия сохранила чистые руки, на что Зейдлиц ответил: «Неправда, армия способствовала и не протестовала, на армии лежит вина, что она допускает существование этих мерзавцев. Россия хочет содружества с нами, мы должны использовать это положение, а нас называют изменниками. Что это значит? Это было бы смешно, если бы не было так грустно». Веселый был разговор…
30 cентября 1943 года. Меня исключительно серьезно занимает вопрос о судьбе Германии. Нельзя не признать, что я не верю в победу немецкого оружия. Скорее всего, эти события завершатся революцией, если не удастся ее предупредить окончанием войны путем переговоров. В этом случае политический курс Германии предстоит полностью изменить.
При окончании войны следует избежать хаоса в ведении переговоров. Однако подобные переговоры можно вести и с сегодняшним правительством Германии.
Но, с другой стороны, Германия еще достаточно сильна и не так скоро может быть поставлена на колени. Хотя отступление за Днепр означает потерю значительной территории, однако, с другой стороны, оно означает укрепление обороны путем сокращения путей подвоза и укрепление переднего края, ввиду сильных естественных препятствий.
Расстояние до границы империи еще велико, и путь к ней затруднен еще целым рядом естественных препятствий. Следовательно, если предположить, что германская армия не пала духом и хорошо вооружена, то борьба на Востоке может еще долго продолжаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41