Очевидно, ему обещали, что он не попадет на виселицу. Его показания происходят из мозга одного комиссара. Осенью 1940 года еще ни у кого не было мысли о войне против России, если бы мы тогда не были в таком положении. Показания Паулюса— нечто иное, как слова они нужны России в ее мести в отношении Германии».
Генерал-лейтенант Рабе фон Паппенхайм: «Я очень хорошо знаю Паулюса, таких предложений сам он никогда не построит, в отношении речи он всегда был гением. Эта речь заучена им, он повторяет ее, как попугай. Он думает, что таким предательским поступком спасет голову, но вряд ли ему это удастся».
Генерал-лейтенант Войташ: «Если мне когда-нибудь суждено попасть в Германию и встретить Паулюса, то я на старости лет совершу убийство. Показания этого человека оскорбляют и унижают весь офицерский корпус. Это непрости тельно, когда германский офицер, чтобы спасти голову, топит своих бывших товарищей. Весь этот театр — типично русский: одного натравливать на другого, а самому быть смеющимся третьим».
Генерал-лейтенант Штевер: «К сожалению, всегда были такие люди, которые, чтобы спасти собственную шкуру, жертвовали другими. Но хорошо, что в Нюрнберге обвинители не только русские, а люди более дальновидные. Я полагаю, что в этой игре, которую задумал Паулюс, копье обернется против него и он окажется на скамье подсудимых».
Генерал-лейтенант Бернер: «Я полагаю, что Паулюс хотел этим обеспечить себе пост в Германии. Он его будет иметь, но только не долго, так как мы знаем, как поступать с такими людьми, если обстановка когда-либо изменится в нашу пользу. По многим пунктам показаний Паулюса можно судить, каким прививочным материалом сделана ему прививка. Печально, что все еще находятся такие люди, которые предоставляют себя в распоряжение русских. В войну они занимали ответственные посты, но были плохие работники».
Генерал танковых войск Хенрици: «Обычно люди, которые сами имеют нечистую совесть, делают вид, что они всегда были против Гитлера. Почему же Паулюс не сделал выводы тогда, когда плохо обстояло дело под Сталинградом? Потому, что он был слишком труслив и не хотел ставить на карту свою жизнь, вследствие преждевременной капитуляции, так как с такими людьми расправлялись быстро».
Генерал Цандер: «Я ожидал от Паулюса, что он откажется от этих бесславных свидетельских показаний, чтобы не осквернить честь старого офицера и немца».
Генерал-майор Моритц: «То, что сделал Паулюс в Нюрнберге, весьма печально. Я не могу не осуждать подобный поступок Паулюса. Паулюс виноват, как и всякий другой генерал, который добросовестно выполнял приказы ставки, а когда он теперь позволяет использовать себя в качестве свидетеля по обвинению других генералов, то пропадает всякое уважение к нему. Его никто не мог принудить к тому, чтобы он выступил в Нюрнберге. Если бы он был порядочным человеком, то, по крайней мере, отказался бы давать показания».
Капитан Изерентант: «Паулюс — самая большая свинья, которую только до сего времени мне приходилось встречать. Так поступают только совершенно бесхарактерные люди. Своей речью Паулюс доказал, что на нем лежит точно такая же вина, как и на тех, что сидят на скамье подсудимых. Другие имели, по крайней мере, больше мужества, чем он. Когда слушаешь такие вещи, как речь Паулюса, то делается стыдно, что ты немец. Даже для английских обвинителей покажется противной такая бесхарактерность. За одну только эту речь Паулюс заслуживает быть повешенным».
Ротмистр фон Цедлиц: «Сейчас обнаруживается, что весь план агрессии уже заранее был письменно разработан. При этом интересно, что войска, штабы и пограничники, которые должны были вести наступление, об этом ничего не знали. Все это содержалось в строгой тайне для широких масс».
Зондерфюрер Циндлер: «Конечно, мнения о поступке Паулюса могут разделиться. Но если он своим выступлением поможет раскрыть безобразия Генерального штаба, то этому надо только радоваться».
Генерал Вандерслебен: «Я считаю выступление Паулюса объективным и с человеческой точки зрения понятным».
Генерал Лаш: «Я считаю высказывание Паулюса правильным и совершенно справедливым. Паулюс должен был так действовать — в интересах немецкого народа».
Военный судья, майор Зеебот: «В отношении Паулюса надо принять во внимание три вещи, чтобы иметь ясное представление о его личности. Как юрист, я смотрю на вещи несколько иными глазами, чем профан. В чем упрекают Паулюса военнопленные здесь, в лагере:
1. Нарушение присяги.
Паулюс не обязан был больше соблюдать присягу, так как для этого в тот момент не было предпосылок, когда он понял, что Гитлер — преступник.
2. Нетоварищеский поступок.
Образ действий Кейтеля был настолько «неофицерский», когда он, робея перед Гитлером, устраивал процессы над генералами германских вооруженных сил и вешал их, хотя он должен был быть уверен, что они были невиновны. Паулюса нельзя упрекать в нетоварищеском поступке потому, что Паулюс сам поставил себя вне товарищества».
Кроме того, после выступления Паулюса на его имя из различных городов Германии поступило 59 писем, большинство из которых было ему вручено. Так, например, бывший бургомистр Саксонии Хаммермюллер писал:
«Глубокоуважаемый г-н фельдмаршал! Нюрнбергский процесс отчасти осветил перед германским народом и всем миром мотивы и конечные цели только что закончившейся агрессивной войны гитлеровцев и совершенных этими преступниками злодеяний. Весь мир слушал, когда радио передавало Ваши свидетельские показания на этом процессе».
Ассистент медицины из города Детмольда Мюллер написал: «Ваше превосходительство! С напряженным вниманием следя за ходом Нюрнбергского процесса, я только что услышал по радио Ваше имя в связи с вызовом Вас в суд для свидетельских показаний. Та почетная роль, которую Вы взяли на себя в драме, разыгравшейся под Сталинградом, пытаясь убедить Гитлера отказаться от плана захватить и удержать Сталинград, плана, противоречащего здравому смыслу, — эта роль создала Вам особое положение как в глазах врагов, так и друзей».
В одном случае на имя Паулюса была получена анонимка, содержащая угрозу: «Паулюс! Стыдись дышать еще воздухом Германии. Изменник родины!!! Ты, подлец, не годишься на корм псам. Исчезни из нашей истекающей кровью Германии, это наша родина. Мы и сегодня еще верим в нашу Германию, несмотря ни на что! В своем предательстве ты должен будешь еще горько раскаяться. Несмотря ни на что, Германия будет жить».
Из высказываний военнопленных, содержащихся в лагерях МВД СССР, представляют интерес следующие:
Генерал Гольвитцер: «В своих показаниях Паулюс отобразил историческую правду, а эта правда должна найти себе подобающее место в истории. Очень удачно сделано с русской стороны, что Паулюс выступил на процессе. Германская пропаганда в свое время усиленно распространяла слухи о том, что Паулюса нет в живых. Русское обвинение представило прежде письменные показания Паулюса. Защита, очевидно, спросила: „Где же Паулюс?“ — Русские ответили: „Пожалуйста, Паулюс может лично подтвердить свои показания“. Это очень удачный ход русских».
Генерал фон Дреббер: «Выступление Паулюса в качестве свидетеля советского обвинения на Нюрнбергском процессе— это настоящая и очень приятная сенсация. В особенности это приятно для генералов, взятых в плен в Сталинграде. Паулюс — умный человек, и он понимает, что фашизм довел Германию до катастрофы, а поэтому фашистское руководство надо не защищать, а обвинять и этим самым помогать немецкому народу находить новый путь своего развития».
Генерал Зейдлиц: «Все это отдает сенсацией! Испытываешь какое-то странное чувство. Пару лет тому назад мы предлагали Паулюсу самому сделать русским заявление о том, что ему известно из его деятельности в ОКХ, с тем чтобы помочь вскрыть действительных виновников войны. Па улюс, ссылаясь на различные отговорки, отказывался от этого. Он— колеблющийся человек».
Генерал Хиттер: «Паулюс выступает свидетелем советского обвинения в Нюрнберге. Ну и пусть выступает, если он хочет заслужить презрение всех немцев».
Как мы видим, мнения о Паулюсе в очередной раз разделились. И это было неизбежно. По возвращении в Советский Союз через представителей советского командования Паулюс получил письма от членов семьи — и это для него было очень важно. Теперь, после долгого перерыва и до возвращения в ГДР, через руки фельдмаршала пройдут сотни открыток и писем.
2 апреля 1947 года, в ходе рентгено-клинического обследования, у Паулюса были обнаружены очаги туберкулеза легких. Обследование проводили профессора В.Л.Эйнис и Н.Н.Гринчар; ими было рекомендовано лечение в условиях санаторного режима, которое должно создать благоприятные предпосылки к клиническому затуханию болезни.
По мере возможности фельдмаршал готовит свой фундаментальный труд — «Наступление немецкой армии летом 1942 года и битва за Сталинград (Краткий обзор и отдельные эпизоды)».
В июле 1947 года здоровье Паулюса еще более ухудшилось. Советское руководство посчитало целесообразным направить его на полтора-два месяца на лечение в Крым (район Верхней Ореанды), вместе с несколькими его приближенными — генералами Винценцем Мюллером и Вальтером Шрайбером.
Объект МВД УССР, на котором отдыхали эти три генерала, располагался рядом с лагерем для немецких военнопленных, и в этом была реальность того времени.
Подлечившись, Паулюс снова окунулся в рабочую атмосферу. Много читает, пишет, изучает русский язык. Уже в 1948 году он сможет вполне сносно писать по-русски.
В конце марта 1948 года фельдмаршалу объявляют, что в числе первых генералов, в ближайшее время возвращающихся в Германию, его не будет. Кроме того, он был предупрежден, что если в будущем возвращение и состоится, то репатриирован он будет исключительно в советскую зону оккупации. Это объяснялось сложной политической обстановкой в Германии и развязанной в западной прессе кампанией, представляющей Паулюса командующим армией, созданной из немецких военнопленных. По разным оценкам, «армия Паулюса» в разные периоды определялась в 100—500 тысяч человек.
Эта тема время от времени возникала в прессе, призванной напугать западного обывателя возможным использованием ее в будущей войне СССР против стран — бывших участников антигитлеровской коалиции. Позднее «армию Паулюса» «видели» в Китае, где она помогала коммунистам в их борьбе, и так далее и тому подобное. Интересно замечание Берки, внучки Паулюса, которая однажды спросила: «Если дедушка сейчас в Китае, значит, у него есть большая коса?»
Задержкой репатриации фельдмаршал был удивлен. По вопросу о травле Советского Союза из-за созданной в нем якобы «армии Паулюса» он, не понимая провокационного значения этого, склонялся к такому мнению: «Появление в Германии — лучшее доказательство того, что это обвинение ложно». Он давно уже стал заложником большой политики.
Новым и неожиданным для Паулюса были высказывания и требования главного американского обвинителя Тейлора, которые он связывает с угрозами германского защитника во время его выступления на процессе главных военных преступников в Нюрнберге.
Паулюс признает необходимость учитывать современную политическую обстановку и политические требования. Но у него возникают вопросы по следующим пунктам:
а) Можно ли вообще предвидеть, когда изменятся эти политические условия? Неужели его пребывание в плену может и должно продолжаться еще несколько лет?
б) Сможет ли советское правительство отклонить при любых обстоятельствах требование американцев о его выдаче, даже в качестве эксперта или свидетеля, в связи с происходящим в Нюрнберге процессом генералов? Не будет ли советское правительство вынуждено начать против него — Паулюса — следствие в том случае, если американцы будут, например, угрожать прекратить происходящий в Нюрнберге процесс?
Значительное место у Паулюса занимают также его личные и семейные заботы, причем иногда он проявляет смущение, беспомощность и колебания. Среди них:
а) Что должна делать его семья, учитывая его положение? С одной стороны — нападки и травля против него, а с другой стороны — неизвестность в отношении того, сколько его еще продержат в плену.
б) Возможно, что Советский Союз потребует от него, чтобы его семья уже переехала в советскую зону, прежде чем сам он вернется на родину. По его предположению, это будет сделано с целью избежать впечатления, что его задерживают в советской зоне, чтобы заманить туда его семью, если его возвращение вообще связано с этим переездом.
В связи с этим Паулюс много говорил насчет того, приедет ли его жена одна в Берлин, останется ли его дочь-вдова с ребенком в Баден-Бадене, должен ли его сын, живущий в Фирзене (Рейнская область, английская зона) со своей семьей тоже переехать в советскую зону и сможет ли он сохранить за собой дом в Баден-Бадене и т.д.
в) Сообщение семье о том, что жизнь в будущем в советской зоне вызвана необходимостью и его собственным желанием. При этом им было сделано несколько высказываний об особых отношениях в его семье. Мысли об информировании семьи в убедительной форме через советского уполномоченного или через выделенного советскими властями немца.
г) Как будет обеспечена жизнь его семьи до возвращения Паулюса из плена, при переезде ее в восточную зону.
Кроме этих проблем, его не оставляют и множество других комплексов. Первое место среди них занимает, как и ранее, Сталинград. Ожидание нападок со всех сторон, а он считает возможным, что против него и с немецкой стороны будет возбуждено дело, его особенно угнетает. Паулюс испытывает страх перед нападками со стороны своих же соратников, как, например, Зейдлица, Латтмана, Чиматиса и других, которые, находясь в плену в СССР, и сейчас предъявляют ему обвинение; с другой стороны, он боится нападок со стороны реакционных генералов, в том числе и со стороны Шмидта, которому он прежде не мог противостоять с надлежащей твердостью, это он признает сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41