сторонники Любимова — за Эфроса, поклонники Эфроса — за триумф и белого коня Любимова. Но самому надо сидеть тихо-тихо и не принимать никаких решений. Не писать в газеты и не читать их.
— Будет непростительно, Юрий Васильевич, если мы не искупаемся в гейзерах, не сфотографируемся, не поднимемся к вулканам. Неужели мы только и будем говорить об икре, лососях и пр. Мы погибнем в этом меркантильном окружении!
Ну вот и второй день прошел, опять я набираю Москву, и опять она не ответила. Вплоть до того, что загадал: кто из них первой позвонит, с той и буду жить.
27 августа 1988 г. Суббота
Однако надо думать о прозе и помнить, что Распутину «очень жаль», что он видит ее редко.
28 августа 1988 г. Воскресенье
Елизово. Второй день по пять концертов. Вчера выдержал. Да поможет нам Бог! Ни писать, ни читать в закулисье невозможно. Все разговоры про икру и баб.
Алексей Мокроусов — замечательный 22-летний корреспондент. Долго мы с ним говорили, спросил, почему я вожу с собой Петрова-Водкина. Правду я ему не сказал. Дал дневниковые записи о Высоцком, это произвело на него ошеломляющее впечатление.
Ездили на Паратунку — термальные источники, три бассейна.
1 сентября 1988 г. Четверг. День знаний
Видел во сне Горбачева, в украинской косоворотке, с галстуком на голой шее. К чему бы это?
Икра очень пригодится Тамаре, если она соберется в Польшу. Да и просто банок пять Евгении подарить замечательно было бы, окажись она только здесь. Вот и получается, что 60 банок — это не так уж и много.
Написал Денису и Адамсону. Денису послал рассказ летописца о Борисе и Глебе. Написал: «Я хочу, чтобы у вас с Сережей была дружина сыновей и хор дочерей». Мысль же тайная была следующая. У Владимира были сыновья от трех жен. Ярослав изгнал Святополка, который погубил его братьев Бориса и Глеба, а последние были по матери Ярославу не кровные, мать у них была болгарка, а не Рогнеда. Так и Денис с Сережей — братья по отцу и защищать друг друга должны, и родства держаться, и крепить его. Такая тайная мысль об укреплении рода золотухинского. Не будет большим открытием сказать, что, если и от третьей матери родится сын, он будет принят в дружину. Эта информация для Тамары. От дневников ее теперь не оторвать все равно, пусть пытает себя, мучает моими фантазиями, коль такая любопытная и не смиренная.
2 сентября 1988 г. Пятница
В книжном магазине стоит огромный кирпич — «Дневники» Н. Д. Мордвинова. Перелистал, посмотрел. Кому это интересно? Кто его помнит? Кто знает? Зачем он это писал?! Для души, для работы, душа у него трудилась, это правда. Но вот стоит этот исповедальный «кирпич», и я думаю... И мой «кирпич» когда-нибудь вот так встанет на какой-нибудь полке, в далекой, заброшенной Богом дыре. И снова всплывает зацепка: в моем «кирпиче» нет-нет да и промелькнет имя Высоцкого, и уж ради этого «кирпич» мой какой-нибудь чудак купит для своей библиотеки. Будет искать дорогие имена.
5 сентября 1988 г. Понедельник. Самолет!
Ну мыслимое ли дело — шесть тысяч триста семьдесят пять рублей везу я чистыми. И еще икры 61 банка, 10 банок чавычи, 5 банок крабов и 5 упаковок замороженных крабов. Да, не попали мы в долину гейзеров, обидно. Никто нам не сумел помочь. Все вспоминают Брежнева.
— Вот в те времена это было очень просто. Полторы тысячи списали бы, и все, а сейчас — экономия топлива, отчетность...
8 сентября 1988 г. Четверг
Через час мы должны оказаться в Новосибирске. В моей Сибири уже будет вечер.
9 сентября 1988 г. Пятница. Новосибирск
Губенко — интервью... «А вот что касается нравственной атмосферы в театре, то она была действительно из ряда вон заболочена. Экология отношений была запятнана всеми теми болями, обидами, страстями, которые коллектив переживал последние пять-шесть лет. Сейчас, мне кажется, в этом смысле положение улучшается, и это единственное, на мой взгляд, что оправдывает мое присутствие здесь. Ведь дело в том, вы меня поймите правильно, что я влюблен в свою профессию кинематографиста, я знаю все ее слагаемые, я хочу заниматься этим. Мне не раз Любимов предлагал поставить что-нибудь самому, но у меня к этому не лежала душа... Так складывается наш следующий сезон, что пока реальной возможности для этого нет».
Комментарии, как говорится, излишни. Главного режиссера у нас по-прежнему нет.
Пресс-конференция в Новосибирске. Стыд-позор на всю Европу, и виноваты мы. Глупее и завиральнее редко бывает. Они спросили: «Почему вы не привезли „Бориса Годунова“, а мы ответили: „А у вас нет горячей воды, мы приехали работать, а не отдыхать, создайте нам условия“ и т. д. Но ведь у них в квартирах тоже нет горячей воды, чего мы на них-то нападаем. В ответах (Эфрос — Любимов — „Скрипка мастера“) столько лжи, что опять тоска и виселица. Да, мы виноваты, мы плохие, что не сняли Высоцкого в „Пугачеве“, в „Гамлете“, в „Преступлении“. Но теперь мы приобрели хорошую высококачественную технику и снимем наших живых актеров, оставим для потомков. Ну, бред! На х... потомкам мы?!
— Валерий! В прошлый приезд вы убедительно говорили, что вы и Высоцкий друзья. Как же случилось, что вы своему другу не уступили в его просьбе. Я имею в виду «Гамлета». Это как-то не вяжется со словом «дружба».
Господи Боже ты мой! И здесь меня настиг этот вопрос. Лучше бы его задать Любимову, который за два месяца до смерти В. В. заставлял меня в Польше играть «Гамлета». А потом я уступил просьбе Высоцкого и Гамлета не играл. Теперь жалею. Не знал, что такие страсти вспыхнут вокруг такого простого и для театра обычного дела, как второй состав. Он существует даже в космонавтике. Дублеры он называется. К сожалению моему и по своей слабости характера, я дублером Высоцкого не стал, о чем, повторяю, сейчас жалею, потому что уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.
Филатов:
— Дай я отвечу... — И он что-то потом запальное в мою защиту говорил, но сбился на Пугачеву, на скандал в гостинице и смял свое выступление.
А потом мне пришла записка: «Валерий, не обращайте внимания на упреки в Ваш адрес по поводу „Гамлета“. Нас не волнуют внутритеатральные и личные отношения актеров. Мы Вас любим за Ваш талант. Не расстраивайтесь».
По выступлению с «Банькой» — зритель трудный, настороженный. Однако скандеж, аплодисмент плотный. Ленька читал свою сказку превосходно, но вот записка: «Вы почему считаете, что в Сибири не читают журнал „Юность“ и не смотрят телевизор? Зачем повторяться? Неужели больше нечего сказать?»
«Тов. Смехов! Удивлены... Не ожидали, что с таким театром произойдет такая примитивная встреча. Как мы ждали, волновались от предстоящей встречи с вами. Простите, но сегодня вы проявили неуважение к нам, зрителям. К таким встречам надо готовиться... Могли бы заменить встречу спектаклем, но, видимо, не захотели. Настроение испорчено. Потерявшие к вам веру зрители».
Коалиция (Петров, Смирнов, Кузнецова, Комаровская) обвиняет Дупака в чем попало, что он вор, мебель всю увез себе на дачу. Хотят выбрать директором Петрова. Что это? Ночью звонит Дупаку пьяная Кузнецова и говорит мерзости подсудные... До чего дожили? Вслед за ней — Гарик. Они что, доводят его до инфаркта? Кузнецова отказывалась лететь в Новосибирск. Славина на вопрос Дупака «что случилось?» заявила: кочерга не летит. Славина в самом деле залупилась из-за Греции и что Демидова в Италии с Губенко. Боже, Боже... В какой гадючник превратился весь театр. И Губенко еще что-то вякает о том, что экология взаимоотношений стала улучшаться? Да что ты, Коля?! В том-то и дело, что стало хуже. Ни Любимова нет, ни Эфроса — все позволительно, все шавки подняли голову.
И что это за гастрольный буклет — на первой странице замечательный отдельный Филатов? Что он представляет? Какой театр? Свою сказку, театр одного актера? При чем тут Таганка? Какие-то границы есть?
10 сентября 1988 г. Суббота
С матерью поговорил. Слышно замечательно, она одна. Ездили на новой машине, пока сухо, к отцу на могилу, цветы посадили, березу...
Раньше таганская униформа была дешевая — вигоневые свитера черные, потом — кожаные пиджаки, теперь — вареные костюмы, что подороже кожи будут. Может быть, невольное подражание иерусалимскому шефу?
11 сентября 1988 г. Воскресенье
Вчера вечер провел у них — Филатовых-Шацких. Ленька читал свои стихи, а потом рассказывал, цитируя, пьесу по М. Салтыкову-Щедрину. Показывал убийственно смешно. Я хохотал так, что позвонила горничная — нарушаю покой жильцов. Я люблю их, и Леньку, и Нинку. Мне с ними хорошо, хотя я абсолютно не согласен с Ленькой все по тем же злосчастным пунктам: Эфрос, Любимов и пр.
12 сентября 1988 г. Понедельник
Радость еще отчего главная — современная драматургия не подвела. Фраза Любимова запомнилась мне с великой радости первопрочтения совершенно правильно и с тем смыслом, который я хотел услышать, узнать. Вот она: «А что же мне делать, если мне кажется, что Золотухин играет лучше, чем Губенко? Я смею считать себя лучшим специалистом в режиссуре и в работе с актерами, чем вы». У Сережи умер попугай, которого он нашел на улице. Я им говорил: повесьте объявление и отдайте. Не послушались. Сережа из-за него чуть кота не прибил, но кот совершенно ни при чем был. И вот умерла птичка.
Вчера Петр Леонов занес альманах «Современная драматургия». Говорили о гастролях, «Годунове», Любимове, а Петя смотрел на портрет Эфроса, стоящий на моем столе вместе с иллюстрацией Петрова-Водкина и Денискиными фотографиями. Энтузиазм моей защиты Эфроса относится еще и к тому, что всегда хочется встать на защиту слабого. Почему-то так казалось мне всегда. Любимов не нуждался и не нуждается в этом, а Эфрос нуждался. Может быть, я тут ошибся. До меня только что дошло, что передо мной — Обь, что это та дорога, та вода, которая от моего дома течет, от Быстрого Истока, и по ней я могу на Родину уплыть. Это та вода, которая вчера еще омывала Быстроистокскую пристань, те берега, на которых мы родились, выросли и влюбились. Это странное такое чувство и состояние очень конкретное, материальное.
С матерью никогда так долго и хорошо при встрече не разговаривали. Она одна, и я один, и от трубки ее не отнять, не оторвать.
По городу идет шум: приезд прославленной «Таганки» — позорище. Что-то часто поминают Филатова с его телесказками, байками и невразумительными ответами. Что говорят про меня?
Иваненко:
— Две трети труппы разочаровались в Губенко. То, что к нему подходит «фашист», — это все знали. Но чтобы так расходились слова с делом! Он отшвырнул от себя верящих в него людей...
На что они рассчитывали, бедолаги!! Ведь ясно как Божий день — кто бы ни пришел, они играть уже не будут никогда!! Они думали, что Коля — спасение от Эфроса? Господи! До чего же наивные, если не сказать «дурные» люди.
15 сентября 1988 г. Четверг
Это что, Ирбис с дочерью атаку на мою кандидатуру начали:
— Тебе нравится твоя фамилия?
— Да, нравится.
— А Золотухин — эта фамилия тебе нравится?
Подумала.
— Нет.
— Почему?
— Это золото и шелуха.
Сегодня должен прилететь из Германии в Москву Губенко, а 17-го будет здесь. Не радует меня перспектива его приезда, однако он будет здесь один, вне окружения Филатова и Смехова, и я надеюсь о многом поговорить с ним, во всяком случае, прочистить его мозги в отношении моих воззрений и нравственных позиций в театре.
Быть может, дам ему дневники. Быть может. Меня обидело его отсутствие на моих концертах. Он обещал быть на 21 час и не пришел. Провожал Филатова. Они думают, что Филатов — звезда «Таганки». Он — звезда, но в другом созвездии. Но визит этого «немца» неприятен мне — уж очень он деловой и держится вдалеке. Да Бог с ним, что мне до него. Вон какая беда! Драган. Мифический серб, очевидно, в Союзе, и должен появиться в Москве. И Ирбис рвется к нему на свидание. Впервые всерьез я глянул на свое отражение в зеркале и понял, что серб, над которым я смеялся, — это, может быть, неодолимый, серьезный молот. Ах ты батюшки мои! Это же точный мой прогноз. И заметался Валерий Сергеевич, пойманный в ловушку ревности. Поневоле вспомнишь Тамару и посочувствуешь, и пожалеешь. Ах ты мать твою перемать! То-то писем нет, у нее не хватает сердечных ресурсов на двоих.
17 сентября 1988 г. Суббота. Число мое. Новосибирск
Клуб Высоцкого открывает сегодня улицу его имени, просят, чтоб я ввернул 4 шурупа.
Очень хорошая была последняя встреча в «Прогрессе».
В дождь завернул шурупы на доме, с которого начнется улица им. В. Высоцкого. Читал стихи, потом хорошо говорил Дупак. Почему-то не было Веньки, хотя он в городе. И закончились мои гастроли в Новосибирске. Отыграл нормально. Первую половину проиграл, вторую где-то выиграл, но и вправду «последний бой — он трудный самый».
29 сентября 1988 г. Четверг
Третий день в Бобруйске. На первом выступлении вызвала Москва. Я — народный артист РСФСР. Господи! А напугали: вызываем к телефону. Благодарю тебя, Господи! Кажется, отработаю без особых голосовых потерь. Завтра рано утром самолетом в Москву.
1 октября 1988 г. Суббота. Междуреченск
Мама хороша была. 80 лет через полгода, с утра до поздноты опять на ногах, опять сплошные готовки, от плиты не отходила, а мы пили то водку, то коньяк, перешли на брагу и курили. Полный набор убийственных средств. Но об этом мы вспоминать будем добром... Повидались с родней, и это хорошо. Были у отца на могилке, почистили ограду, мать себе место там уготовила, все идет по странному плану, не нами составленному. Черт бы их всех побрал! Зачем я с этой идеей завязал взаимоотношения: кооперативное дело мне не по зубам, я не делец и не руководитель. Тем более в звании «народного».
3 октября 1988 г. Понедельник
Кроме страшных перелетов, концертов и утех всяческого рода, неприкосновение долгое к дневнику объясняется еще и тем, что в него заглядывают и читают и он не принадлежит душе моей как исповедник, как тайный друг и попутчик во всех поворотах жизни. Подсматривают за мной в скважину, постоянно меня разоблачают. И мне тошно.
Почему до сих пор не зарегистрирован наш кооператив? Почему дело уперлось в гаранты? По закону можно без них обойтись. Хорошо, если они есть, а если их нет — не беда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86