– Не могу сказать, чтобы это ни разу не приходило мне в голову… но не более того. Я не из тех мужчин, кому нравятся приключения такого сорта.
– Приключения такого сорта?..
– Я хотел сказать, с женщиной, которая работает у меня в доме и к тому же кузина моей жены. Думаю, вам уже говорили, что с Марией-Терезой все было очень просто, никаких проблем.
– Да, мне говорили, будто ее по вечерам часто видели в лесу с португальцами. И что, неужели у нее ни разу не было ни одной постоянной связи?
– Да нет, какие уж там постоянные связи… При ее-то немоте и глухоте…
– А с Альфонсо?
– Вряд ли, хоть и не берусь утверждать наверняка.
– Если бы вас спросили, какую роль сыграли вы в жизни Клер Буске, что бы вы на это ответили?
– Признаться, никогда не задавал себе подобного вопроса.
– Конечно, этот вопрос не имеет большого смысла. Но все равно ответить-то можно.
– Я не знаю, какую роль играл в ее жизни. Понятия не имею.
– А что бы с ней стало, если бы вы на ней не женились?
– О, не я, так нашелся бы кто-нибудь другой. Она ведь и вправду была на редкость мила. И жила бы точно так же. Уж в чем в чем, а в этом-то я абсолютно уверен. И точно так же охладила бы пыл любого мужчины, который бы оказался на моем месте. Скорее всего, рано или поздно ее бы бросали, но она быстро находила бы замену. Это уж точно. Помните, я говорил вам, что она солгала мне насчет кое-каких фактов своего прошлого?
– Да, помню.
– Так вот, я имел в виду именно это: что до нашего знакомства у нее было полно любовников.
– Сразу после того, как она пыталась наложить на себя руки?
– Да, это продолжалось два года. Я понятия об этом не имел, узнал только после женитьбы.
– Она солгала вам? Или просто никогда не заговаривала об этом?
– Разумеется, она никогда не заговаривала со мной об этом, с чего бы ей затевать такой разговор, но потом я как-то сам задал ей вопрос, но она все отрицала. Понятия не имею, почему…
– Выходит, вам случалось говорить с ней о ее прошлом?
– В тот раз да. Это случилось пару недель спустя после нашей женитьбы. А потом… больше уже никогда.
Так вот, отвечу на ваш вопрос: кто-нибудь другой… да что там, многие другие на моем месте думали бы, будто, женясь на ней, выступают в роли этаких спасителей и якобы именно в этом-то и заключается их роль в ее жизни… Само собой, единственная, какую им суждено в ней сыграть…
– А самому вам такие мысли никогда не приходили в голову?
– В худшие минуты – да. Я даже делился этим с другими женщинами. Но я лукавил. Знал, что нет никакого смысла спасать человека, которому глубоко наплевать, спасут его или нет. И потом, от чего бы, интересно, я мог ее спасти? Что мог бы дать ей? Я без всякого предубеждения отношусь к шлюхам или женщинам, зарабатывающим себе на жизнь как придется.
Даже если бы на ней так никто и не женился, она бы до самой старости продолжала спать с кем попало и до одури работать в своей молочной лавке. Ну, и что бы от этого изменилось в ее жизни? Теперь мне кажется, что хуже бы ей не стало.
– А может, так для нее было бы даже лучше?
– Ах, знаете, такая жизнь или любая другая, какая ей разница, она всем была довольна. Ничто не могло ее изменить – и рано или поздно все закончилось бы этим кошмаром, жила бы она со мной или с кем-то другим, все равно преступление было неминуемо, в этом я абсолютно уверен.
Даже с этим полицейским из Кагора, уверен, у нее не было ни малейшего представления, как именно ей хотелось бы жить вместе с ним, иначе говоря, какой образ жизни она предпочла бы всем остальным.
– Виорнцы, местные лавочники, соседи, все в один голос говорят, что между вами никогда не было никаких размолвок или ссор.
– Это правда, ничего такого между нами и близко не было. А что они еще говорили?
– Говорили, что у вас действительно были связи с другими женщинами, даже здесь, в Виорне. Но что ваша жена относилась к этому совершенно спокойно.
Скажите, а до того, как в доме появилась Мария-Тереза Буске, она все-таки хоть что-то делала по хозяйству?
– Делала, но, понимаете, без всякой охоты. Убиралась она очень чисто. Но стряпуха из нее всегда была никудышная.
– А после приезда Марии-Терезы она уже вообще ничего не делала по дому?
– С каждым годом все меньше и меньше.
– Но все-таки что именно?
– Через день ходила за покупками. Убирала свою комнату. Только свою. Всю жизнь, каждый день, старательно, до малейшей пылинки. Даже чересчур. Долго приводила себя в порядок, мылась, одевалась, причесывалась. Это занимало у нее каждое утро никак не меньше часа.
Многие годы любила подолгу гулять – здесь, в Виорне, или в Париже. Ходила в Париже в кино. Или отправлялась поглядеть, как Альфонсо рубит дрова. Смотрела телевизор. Стирала свои вещи, не хотела, чтобы это делала Мария-Тереза.
Кто знает, чем она еще занималась? Сидела в саду, а потом… Мы ведь ее почти не видели. Все выходные я проводил за домом, в огороде, а сад, он у нас по другую сторону, ближе к улице, Мария-Тереза, та вечно или на кухне, или шатается по Виорну. Встречались мы только по вечерам, за ужином. Клер приходилось звать раз по десять, не меньше, пока она наконец соблаговолит выйти к столу. Правда, последние годы, особенно последние месяцы, с весны, она вообще почти не выходила из сада, сидит себе там на лавочке целые дни напролет и ничего не делает, ровным счетом ничего. Знаю, в это трудно поверить, но так оно и было.
– А Мария-Тереза, она хорошо готовила?
– На мой вкус, она была отменной стряпухой.
– И что же, ее кухня нравилась вам больше, чем где-нибудь на стороне?
– Да, мне часто приходилось есть в ресторанах, так что было с чем сравнивать. Дома меня кормили лучше всего.
– Ваша жена, она тоже была довольна стряпней кузины?
– Думаю, да. Во всяком случае, она ни разу не выразила ни малейшего неудовольствия.
– Ни малейшего? Вы в этом уверены?
– Уверен. А почему вы об этом спрашиваете?
– Мария-Тереза Буске никогда не брала отпуска?
– Вы неправильно поняли, она ведь жила у нас в доме не в прислугах, и, приди ей охота уехать на пару недель, она была вольна делать все, что хочет.
– Однако она никогда этого не делала?
– Нет, никогда. Ведь это она была у нас настоящей хозяйкой. Дом был в полном ее распоряжении. Она решала, что подавать на стол, что починить по дому. Уехать значило для нее оставить свой дом на попечение этой неряхи Клер.
– Выходит, ваша жена Клер двадцать один год питалась стряпней Марии-Терезы Буске?
– Да. А почему вы об этом спрашиваете? Она действительно хорошо готовила, просто отлично, это была отменная кухня, разнообразная и здоровая.
– И что, неужели между двумя женщинами тоже никогда не возникало никаких ссор?
– Похоже, нет. Само собой, я не могу утверждать это наверняка, они ведь целыми днями оставались вдвоем, а иногда, как я уже говорил, и по несколько дней кряду, но, честное слово, не думаю, чтобы между ними возникали хоть какие-то размолвки.
– И все-таки припомните хорошенько.
– Пытаюсь. Да нет, пожалуй, и вправду ничего такого не было.
– А как она о ней говорила?
– Нормально. Помнится, как-то раз она позвала меня и показала на нее пальцем издалека, из дверей кухни. Ее разбирал смех. Сказала: «Глянь-ка, со спины она точь-в-точь молодой бычок». Мы посмеялись, но вполне добродушно, без всякого злого умысла. Это была чистая правда. Мне это тоже часто приходило в голову, когда я смотрел на Марию-Терезу.
Порой, когда они были помоложе, я частенько заставал их вдвоем за столом, они играли в карты. Особенно зимой. Да нет, думаю, они отлично ладили друг с другом. Никаких ссор… Да иначе и быть не могло… Ведь для моей жены все всегда было лучше не придумаешь. Если бы между ними случились хоть какие-то разногласия, пусть даже давным-давно, сами понимаете, это было бы первое, что я сообщил бы на следствии.
– Но, согласитесь, такие отношения между людьми, живущими в одном доме, случаются довольно редко.
– Знаю. Может, было бы даже лучше, если бы они все-таки время от времени ссорились, что ли…
– Вы действительно так думаете?
– Да. Но знали бы вы, как трудно повздорить с Клер, вызвать ее на ссору, изобразить, будто вы вне себя от злости… она сразу все чувствует и только смеется, вот и все.
– А как по-вашему, можно было что-нибудь сделать, чтобы предотвратить случившееся?
– Вряд ли. Да и какой смысл теперь думать об этом? Все равно уже ничего не вернешь.
– Выходит, у вас в доме царило безмятежное спокойствие?
– Между этими двумя женщинами, которые так хорошо ладили между собой, я, наверное, чувствовал себя словно в тихой колыбели. Повсюду, кроме собственного дома, я дурно спал, мне казалось, будто там слишком много говорят, что там грязно. Казалось, в доме не было ни одной живой души. И в то же время все было в порядке – прибрано, еда на столе. Я привык к ним двоим. У меня такое ощущение, будто я только что пробудился от какого-то долгого-долгого сна.
– Вы вот тут сказали, что Мария-Тереза присматривала за Клер, и добавили: деликатно, по-хорошему.
– Да, особенно в последнее время, без этого было не обойтись. Клер делала глупости, совершала какие-то несуразные поступки, это становилось опасно. Мария-Тереза сообщала мне обо всем. Когда я приходил домой, то отправлял ее к себе в комнату или в сад – и все сразу становилось на свои места. Самое лучшее было оставить ее одну.
– А когда вас не было дома?
– Это делала Мария-Тереза.
– И все это никак не нарушало покоя в доме?
– Нет. Мы считали, что он бы нарушился, если бы мы не пресекали ее причуд.
– Каких, например?
– То что-то испортит, сломает, то сделает какую-нибудь глупость. Разом сожжет в камине целую кипу газет… Ломала вещи, часто била посуду или просто выбрасывала в мусор. Иногда прятала какие-нибудь вещи по углам, закапывала в саду – например, свои часики, свое обручальное кольцо, – хоть она и клялась, будто потеряла, уверен, они где-то в саду. Потом могла что-нибудь разрезать. Помню, один раз она раскромсала свои одеяла, каждое на три лоскутка одинаковой длины. Правда, достаточно было не оставлять без присмотра спички и ножницы, и все было в порядке.
– А если Марии-Терезы не было в доме?
– Если не было меня, она никогда не оставляла ее в доме без присмотра. Некоторые комнаты запирались на ключ – кухня и наши спальни. Она могла рыться повсюду. Но стоило принять все меры предосторожности – и все шло спокойно. Я сказал вам правду: в доме царил покой, и они отлично ладили друг с другом. Клер никогда не возражала, если ее отсылали в сад, тут же послушно уходила.
– А что она искала, когда рылась у вас в комнатах?
– Вот это было настоящим безумием. Она искала то, что называла «особыми следами», якобы их нужно было непременно уничтожить. Это была полная загадка.
– Спокойней всего вы чувствовали себя тогда, когда она была в саду, не так ли?
– Да, разумеется.
– А по ночам ничего не запиралось на ключ?
– Думаю, иногда, особенно в последнее время, Мария-Тереза запирала кухню. Но не уверен. Может, она просто запирала ее, когда проводила ночи с португальцами.
– А она когда-нибудь приводила их к себе в спальню?
– Думаю, бывало и такое. Стоило мне подняться к себе в комнату, и меня уже не интересовало, что происходит там, внизу. Я считал, что Мария-Тереза вольна приводить к себе кого захочет и когда захочет.
– Вы ничего не слышали в ночь убийства?
– Во всяком случае, никаких криков. Мне только послышалось, будто где-то скрипнула дверь. Кажется, я тогда подумал, что, должно быть, это вернулась Мария-Тереза или кто-то из них двоих бродит по дому. И снова заснул. Моя комната на третьем этаже. Так что снизу до меня не доносилось почти никаких звуков.
– Теперь вы оставили свой дом?
– Да. Живу в гостинице. Взял номер в доме для приезжих, что неподалеку от вокзала.
– Вы по-прежнему заходите в «Балто»?
– Нет, мне вполне хватает бара гостиницы.
– А почему вы там больше не показываетесь?
– Хочу порвать с прошлым, даже с тем, что в нем было хорошего, даже с Робером Лами.
– Вы думали о том, как будете жить дальше?
– Продам дом. И уеду жить куда-нибудь в другое место.
– А как складывались у Клер Ланн отношения с местными жителями, скажем, владельцами лавок, продавцами, с ними она тоже ладила?
– Да, вполне. Здесь тоже никогда не было никаких осложнений. Я уж говорил вам, через день Клер ходила за покупками. Нет, все было спокойно.
– Она сама решала, что нужно покупать?
– Нет, Мария-Тереза составляла ей список.
– Робер с Альфонсо были вашими лучшими друзьями?
– Вернее сказать, это были люди, которых мы предпочитали всем остальным. Л сама она особенно выделяла Альфонсо.
– Не припоминается ли вам за последние годы ничего такого, что бы пусть отдаленно, но могло служить предвестником этого преступления?
– Да нет, абсолютно ничего, я и сам уже пытался вспомнить. Ничего такого не было.
– Скажите, а вам ни разу не приходило в голову, что она способна совершить то, что совершила?
– Вы ведь уже задавали мне этот вопрос, когда завели речь о попытке покончить с собой.
– Ошибаетесь, это вы первым заговорили об этом, речь у нас тогда действительно шла о попытке самоубийства. Я спросил, уверены ли вы, но так и не дождался ответа.
– Что ж, отвечаю: нет, у меня и в мыслях никогда не было, чтобы она была способна на такое. Ни разу. Если бы кто-нибудь задал мне подобный вопрос, я бы просто посмеялся в ответ, вот и все.
– И все-таки подумайте хорошенько.
– Да нет, не хочется. Знаете, стоит только как следует постараться, можно вспомнить что угодно – или вообще ничего. Так что лучше уж промолчать.
– Она была безразличной, но ведь не жестокой же, правда?
– Напротив, в молодости она отличалась на редкость мягким, ласковым нравом. Думаю, в глубине души такой она и осталась.
– Но вы не уверены?
– Для полной уверенности я уделял ей в последнее время слишком мало внимания.
– А как относилась к ней Мария-Тереза?
– Думаю, она была к ней по-настоящему привязана. Хоть и занималась ею куда меньше, чем мной. Клер как-то не располагала людей заботиться о себе. Понимаете, любые знаки внимания скорее заставляли ее замыкаться в себе, чем доставляли удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15