Тут людей просто ослепляет омерзение, но когда человек все равно уже мертв, какая разница, цел он или разрублен на куски… Более того, люди слишком легко забывают, какие мучения должен был при этом испытывать сам убийца.
– Ладно, дамы и господа, с вами хорошо, но мне пора…
– Но ведь еще так рано, Альфонсо…
– Это Клер. Альфонсо встает.
– Все можно понять на этом свете…
– А вот я как раз не согласен и никак не пойму, к чему все эти объяснения. Ну, к чему докапываться до каких-то причин, что это даст? И вообще не надо ничего объяснять. Давайте-ка лучше довольствоваться фактами, уликами. И все дела.
– Ну уж нет, Робер, тут я не согласен, по-моему, в любом случае все-таки лучше попытаться понять, представить себе обстановку, обстоятельства, по возможности проникнуть в них как можно глубже, пусть мы так и не поймем всего до конца, но надо же принимать во внимание…
– Вы правы, месье Лами, понять другого – это огромное счастье, вполне реальное, и стремление к нему так естественно, что наш долг не лишать этого никого – ни публику, ни судей, ни даже самих преступников.
– Нет, сударь. Всего не понять. А потому в какой-то момент нужно сказать себе: стоп… И перестать понимать. Иначе, опять-таки, куда это может нас завести?
– Робер, поверь, ты неправ.
– Я согласен с месье Пьером, вы, Робер, действительно неправы.
– А вот я полностью разделяю мнение месье Лами.
– Прошу тебя, Робер…
– Подумать только, а я-то, дурак набитый, и слышать ничего не хотел, находит же такое…
– Что с тобой, Робер, ты же у нас человек благородный, всегда готов понять любого и вдруг несешь такое, что это на тебя нашло? Мне очень жаль, Робер…
– Да поймите же вы наконец, ведь для всех нас это вопрос жизни и смерти. Люди в департаменте Сены и Уазы живут сейчас в постоянном страхе. Ну, представьте себя хотя бы на месте бездомных бедолаг, которые денно и нощно шатаются по дорогам нашего департамента!
– Робе-е-ер!..
– Что?
– Да так, ничего…
– Я так и не понял, что хотел сказать мне тогда Альфонсо.
Он снова сел и замолк.
– Никогда не знаешь, что может взбрести тебе в голову. Никто не может сказать: вот уж такого-то мне не набедокурить ни при каких обстоятельствах. Помню одно преступление, это был сельскохозяйственный рабочий из предместья, славный парень, с какой стороны ни погляди. Вот однажды вечером копает он себе спокойно на каком-то поле картошку, и случись пройти мимо одной женщине. Он знал ее уже давно… Может, просто приспичило переспать, а может, был влюблен не на шутку, поди знай… Короче говоря, она отказалась пойти с ним в лес. И он убил ее. Так вот, следует ли карать за такое преступление с такой же суровостью, как и за любое другое убийство?
– Пьер оборачивается в сторону Альфонсо.
– И какой же был приговор?
– Суд счел, что у этого человека было помрачение рассудка. Так что наказание было не слишком-то строгим. Если мне не изменяет память, он получил всего десять лет.
– Вообще-то, если подумать хорошенько, причина большинства преступлений – не что иное, как сама возможность…
– Вот послушайте внимательно, это Пьер начинает свою речь…
…совершить их. Представьте себе, что вы день и ночь живете бок о бок… ну, скажем… с какой-то адской машиной, что ли… стоит вам только нажать на кнопку, как она тут же сработает. И рано или поздно вы все равно нажмете. Или, к примеру, живешь себе год за годом под одной крышей с другим человеком, и вот в один прекрасный вечер тебе в голову вдруг закрадывается какая-то странная мыслишка. Поначалу даже не придаешь этому значения, говоришь себе, раз уж такая идея взбрела тебе в голову, выходит, ты и вправду способен на это – ясное дело, без малейшего намерения сделать такое. Потом начинаешь думать: а ведь другой-то на твоем месте уже давно бы решился, само собой, будь и у него на то достаточно веские причины. А потом, пройдет еще немного времени, и ты все чаще и чаще говоришь себе: всегда есть причины сделать это, всегда, и другой бы на твоем месте, не такой…
– …слабак, что ли?
– На Пьера иногда находило, и тогда он любил произносить всякие речи. Думаю, тут ему просто захотелось покрасоваться перед полицейским, какой он весь из себя умный.
– … да-да, именно не такой слабак, другого слова не подыщешь, тот бы не струсил. Вот, так все и начинается. В конце концов эта мысль приходит к вам все чаще и чаще, а потом уже больше не покидает ни на минуту, все время тут как тут. Разбухает, разбухает, заполняет собой весь дом, и сколько ни борись с ней, все равно ничего не получается. А потом вдруг глядишь – все уже позади, все свершилось.
– Что это он там несет?
– Это Клер. Она обращается к Альфонсо.
– Да невесть что…
– В общем, наступает день, и вы все-таки совершаете это. Дело сделано. А что потом – это уже другая история.
– Что это тебя понесло?
– Кажется, тут Альфонсо рассмеялся.
– А понесло потому, что у меня тут возникла одна идейка. Кстати, этот господин думает точно так же. Впрочем, ты тоже. Вот мне и пришла охота произнести это вслух.
– Да прекратите вы, что вы, в самом деле…
– Да нет, лучше уж сдохнуть, чем такое…
– Я выхожу из-за стойки, направляюсь к Пьеру. Мы все в тот вечер вели себя точно легавые. Я настаиваю, чтобы он сказал вслух, что имел в виду, то есть выдал нам мысли легавого.
– Сейчас я сам попытаюсь объяснить, что он имел в виду. Он считает, что история, которую вы только что услышали, про этого сельскохозяйственного рабочего, убившего какую-то женщину… так вот, нечто в этом роде и произошло у нас в Виорне.
– Пьер не отвечает. Я не отстаю.
– Выходит, вот почему уже неделя, как ты и носа сюда не кажешь, угадал?
– Да нет, не угадал.
– Мы все ждем. Пьер не произносит больше ни слова. Полицейский снова переходит в наступление:
– Если я правильно понял, вы уверены, что господин Альфонсо знает, кто это сделал, и просто не желает сказать… Так, что ли?
– Да, именно так я и думаю.
– Все головы поворачиваются в сторону Альфонсо. Клер вскакивает с места. А вот Альфонсо, тот даже ухом не повел.
– Что это с тобой, Пьер? Ты что, рехнулся, что ли?
– Ты уж извини, Робер.
– Что это тебе взбрело в голову?
– Да так, Робер, видно, просто чересчур газет начитался… Мне вдруг показалось, будто Альфонсо что-то от нас скрывает, а сразу смириться с этим духу не хватило…
– Значит, поэтому ты так долго не показывался?
– Да нет, вовсе не поэтому.
– Тогда почему же?
– Это вас не касается.
– Альфонсо поднимается со стула, направляется в сторону Пьера. Никогда еще мне не приходилось видеть его в таком гневе.
– Ладно, Пьер, пусть даже у меня и есть кое-какие догадки насчет этого убийства, неужели ты и вправду хочешь, чтобы я сказал это ему? Да что это с тобой? Ответь же мне, Пьер, не молчи.
– Просто мне вдруг очень захотелось узнать, как все было на самом деле. Ничего не мог с собой поделать, вот и все.
– Позвольте-ка мне угостить вас еще разок? Прошу вас, господин Робер.
– Зря вы, сударь, так тратитесь на нашу выпивку. Тут, знаете ли, от такого не отказываются.
– Делайте, что я сказал, о чем разговор…
– Пьер выглядел подавленным. Альфонсо заметно успокоился. Подошел к Пьеру, положил ему руку на плечо. Клер даже не шелохнулась, так и стояла, переводя взгляд с одного на другого.
– Послушай, всем известно, что ты никогда не спишь и вечно слоняешься по лесу. Всем известно, что ты знаешь всех в округе, живешь в лесу, а никто не разубедит меня, что все это произошло именно в лесу. Вот мне и подумалось: уж у кого-кого, а у тебя-то должны же быть на этот счет хоть какие-то догадки. И потом, конечно, тут и легавый меня попутал, очень уж обаятельный попался тип.
– Ладно, Пьер, хватит.
– Договорились.
– Но господин Альфонсо так и не сказал, ошибся господин Пьер в своих догадках или нет?
– Все снова уставились на Альфонсо.
– А что Клер, ничего?
– Нет, насколько мне помнится, сделала какое-то движение, но уже в сторону легавого.
– Да бросьте, я все это выдумал. Оставьте вы его в покое.
– Но у меня и в мыслях не было допрашивать господина Альфонсо. Так что не волнуйтесь. Это я просто так, к слову.
– Шел бы ты домой, Альфонсо.
– Нет, не пойду.
– Это Пьер, он опять за свое.
– Может, хоть ты что-нибудь скажешь, а?
– Сами найдут, без меня справятся. Не так ли, сударь?
– Раз вы так говорите, господин Альфонсо, стало быть, знаете не хуже меня, что преступление совершено именно здесь, в Виорне, разве не так?
– В ночь с седьмого на восьмое апреля?
– И именно в лесу, неподалеку от вашего дома, в пятидесяти метрах от виадука, прямо на краю откоса, ведь так?
– Альфонсо не отвечает. Смеется. Потом все долго молчат. И наконец Альфонсо отвечает:
– Да, вы правы. В лесу, в полусотне метров от виадука. Я слышал крики.
– Клер встрепенулась. Почти вплотную подошла к легавому. Про нее все как-то забыли.
– Это было вовсе не в лесу.
– Все, баста, я сыт по горло вашими намеками. Или говорите, что у вас на уме, или молчите. К чему заводить все эти разговоры, а потом замолкать на полуслове. Хватит, не то я закрываю лавочку.
– Что это ты там несешь, Клер? Эй, Кле-ер! Очнись, Клер!
– Это было вовсе не в лесу.
– Да не слушайте вы ее, сударь, она сама не знает, что несет, видно, совсем рехнулась, на сей раз окончательно и бесповоротно, может, вам этого и не понять, но уж я-то знаю свою жену, поверьте, она не в своем уме…
– Кажется, вы собирались мне что-то сказать, мадам, я не ошибся?
– Пьер хватает Клер и оттаскивает ее подальше от легавого. Она вырывается и снова возвращается к легавому. Легавый очень спокоен, улыбается.
– Так вы хотели мне что-то сказать, мадам?
– Да, хотела.
– Тут в разговор встревает та девица, видно, настал ее черед.
– Это нелегко произнести вслух, то, что собирается сказать вам эта дама, не так ли, мадам?
– Вы ведь хотели поделиться с нами чем-то насчет вашей кузины, Марии-Терезы Буске, не так ли, мадам?
– Это было как гром с ясного неба.
– Подумать только!
– Выходит, вы ее знали?..
– Но… откуда?..
– Мы всех знаем.
– Но Мария-Тереза Буске… она ведь уехала, сударь, с чего это вы о ней?
– Все, Пьер, я закрываю!
– Нам ведь некуда спешить, не так ли, мадам?
– Я ведь уже сказал, Пьер, если ты не уймешься, я закрываю лавочку!
– Не кипятитесь, сударь, ничего вы не закроете. А вы, мадам, подойдите-ка сюда, ко мне, поближе, еще ближе, пойдемте со мной.
– Пьер, Пье-ер, ты слышишь, все, я закрываю!
– Альфонсо не проронил ни звука. Он не сводил глаз с Клер.
– Да что это на вас нашло? Ведь Мария-Тереза уехала в Кагор, она сама вам об этом скажет. Ну же, Кле-ер!
– И каким же, по-вашему, манером, мадам, покинула нас Мария-Тереза?
– Зря вы это, сударь, она вам все равно ничего не ответит, она всегда так, от нее слова не добьешься, когда ей задаешь прямые вопросы, оставьте вы ее, пусть сама заговорит. Эй, Кле-ер! Вот видите, теперь она уже ни за что не ответит. И потом, не понимаю, зачем вам все это надо? Насколько мне известно, Мария-Тереза уложила свои вещички и села на автобус, что идет до Аустерлицкого вокзала. Просто проснулась утром и решила, а почему бы ей не проехаться в родные места, вот и все, обычное дело, сударь…
– А вы видели, как она уезжала?
– Послушай, Пьер, пойми ты, ведь никто из нас не знал, что она уехала, вот мы и удивились, но уж ты-то наверняка видел, когда она уезжала… Так и скажи… А то вот и я тоже все думаю, что это ее совсем не видать, интересно, куда же это она подевалась, наша Мария-Тереза…
– Эй, Пьер… да скажи же ты наконец.
– Зря вы сомневаетесь, сударь, вот увидите, она непременно вернется из Кагора. Ведь правда, Клер? Видите, она опять ничего не отвечает, вот беда, ну что с ней поделаешь… эх, если бы знали… Но мне-то она сказала… они простились на пороге дома. И Клер дождалась, покуда не отъехал автобус. Ну скажи, ведь правда, Кле-ер?..
– Альфонсо! Альфонсо!.. Альфо-о-онсо!..
– Это Альфонсо совсем было собрался уйти. Клер зовет его.
– Альфо-о-онсо-о-о-о!..
– Мадам, я пришел сюда ради вас. Не бойтесь. Скажите нам то, что вы хотели сказать.
– Клер! Кле-е-ер!…
– Это Пьер пытается помешать ей говорить.
– Кле-е-е-ер!..
– А потом никто уже больше не проронил ни единого слова.
– Это было вовсе не в лесу, я убила Марию-Терезу Буске в погребе в четыре часа утра.
– Мы знали, что убитая была Мария-Тереза Буске, но не были уверены, кто из вас троих убийца. На обрубках тела жертвы были углем написаны слова: «Кагор» и «Альфонсо». Газетам было запрещено писать об этом. Мадам, вам придется пройти вместе с нами.
– А Пьер Ланн, он никогда не говорил с вами о своей жене?
– Нет, никогда, думаю, ни с кем. Но мы с Альфонсо, уж мы-то знали.
– О чем?
– Что рано или поздно она окончательно свихнется и в конце концов Пьеру все равно придется с ней расстаться… Если подумать, все произошло так, будто мы сами отдали ее в лапы полиции.
– И больше она ничего не сказала?
– Нет, ничего. Покорно дала себя увести. Она была буквально зачарована этим человеком. Когда говорила, то не сводила с него глаз, точно это он ей все диктовал, слово в слово.
– Послушать вас, создается впечатление, будто сами вы не до конца поверили в признание Клер, я не прав? Если вы по каким-то причинам предпочтете не отвечать на мои вопросы, это ваше право.
– В таком случае, я воздержусь от ответа.
– Знай вы раньше, что она виновна, попытались ли бы вы, Робер Лами, защитить ее от полиции?
– Предпочитаю не отвечать.
– Считаете ли вы, что, знай Альфонсо, что она виновна в этом убийстве, он бы защитил ее от полиции?
– Да, считаю.
– Но ведь в тот вечер Альфонсо почти ничего не сделал, чтобы не дать ее в обиду, разве не так?
– Вы же слышали, один раз он сказал, что уходит домой, а она задержала его, возразив, что еще рано. И еще раз – уже в конце – она позвала – «Альфонсо!» – так, будто звала на помощь. Тогда он уж было совсем направился к двери, снова пытался уйти.
Хотя вы правы, он мог бы сделать и больше. Мог бы силой увести ее оттуда, ему бы она не противилась. Но он этого не сделал. А раз он этого не сделал, стало быть, ничего не знал, не знал, что ее могут арестовать, по-моему, логично, разве нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15