Он протянул Манштейну лист бумаги, на котором был напечатан призыв прекращать сопротивление, складывать оружие и сдаваться. Текст был подписан неким комитетом «Свободная Германия». Манштейн понимал, что после всех тягот окружения и тем более вчерашней неудачи многие его солдаты уже сдаются, как поодиночке, так и целыми подразделениями.
— Господин генерал! — как будто угадав его мысли, сказал адъютант. — Многие начали сдаваться. У солдат нет веры в победу. Среди них идут крамольные разговоры. Они даже начали ругать фюрера. Что же делать?!
Манштейн тяжело опустился на стоявшую у стола табуретку. Наверху громыхнул взрыв. Земля вздрогнула. Опять с потолка посыпался песок, попавший генералу за шиворот. Манштейн поежился. Все было мерзко и безнадежно. Он был подавлен и зол. Плохо, что он сам отправил дивизию СС «Тотенкопф» в прорыв. Эйке смог бы поддержать дисциплину среди своих солдат. А они, в свою очередь, смогли бы террором навести порядок и в других частях окруженной группировки. Но почти половина дивизии «Тотенкопф» полегла при выходе из окружения. А сам Эйке пропал, лично полетев осматривать с воздуха маршрут выхода своих частей. По непроверенным данным, его самолет был сбит, а обгоревшее тело группенфюрера захоронено на каком-то сельском кладбище.
Манштейн поднял взгляд на адъютанта и произнес:
— Паникеров — вешать! Тех, кто будет распространять пораженческие настроения или попытается сдаться русским — вешать на месте. Вешать без суда! Я наделяю всех офицеров полномочиями полевых трибуналов. Вешать публично на видных местах, а на шеи таблички за что. Это приказ! Отправьте посыльных к командирам всех частей. С кем еще есть телефонная связь, пусть свяжутся по телефону.
— Так точно, господин генерал!
— Идите, выполняйте... — Манштейн мрачно посмотрел на карту.
Кольцо окружения сжималось. Связь с подразделениями терялась, и лишь в половине случаев виноваты были обрывы телефонного кабеля. Командиры гибли, подразделения сдавались в плен или уничтожались. Наконец, генерал решился. Он не спеша снял свой мундир, подошел к стоявшему в углу платяному шкафу и достал обычную солдатскую форму. Надев ее, он положил в нагрудный карман удостоверение личности на имя фельдфебеля артиллерии Меера Брода, в которое была вклеена его фотография. Затем генерал взял автомат МР-38, четыре запасные обоймы, пару гранат и ранец с продовольствием. Немного подумав, он связал свой генеральский мундир в узел и, прихватив и его, направился к выходу из убежища.
Штаб располагался в перелеске рядом с руинами какого-то поселка. Снаружи у выхода лежал недавно убитый близким разрывом снаряда часовой. Его напарника нигде поблизости видно не было. По-прежнему грохотали разрывы снарядов. Чуть поодаль на березах висели двое солдат с фанерными табличками на шеях «трус». Генерал осмотрелся и побежал, пригибаясь и прячась от осколков снарядов и комьев земли в воронках. Больше всего он сейчас боялся встретить не русских, а своих же. Он уже успел пожалеть об отданном приказе вешать пораженцев. Теперь и его самого могли повесить как дезертира или же просто убить свои же солдаты, обозленные этим приказом.
Где-то в паре километров трещала автоматная и пулеметная стрельба. Иногда слышались выстрелы противотанковых пушек. Значит, очередная русская атака. Атаки не были особо яростными. Встретив сопротивление, русские дальше не лезли, понимая, что окруженным войскам все равно некуда деваться. Целью таких атак было постоянно держать окруженные войска в напряжении, изматывать морально. Похоже, что русские и не собирались предпринимать окончательный штурм, рассчитывая на капитуляцию окруженных и огонь своих гаубиц.
Манштейн, прислушиваясь к звукам боя, выбирал наиболее безопасное направление на слух. Конечно, лучше было бы пробираться ночью или даже под утро. И генерал решил дождаться темноты в каком-нибудь укромном месте. Он развернул карту, чтобы посмотреть, где находятся позиции противника, и, пройдя еще километр, забрался под подбитый бронетранспортер в ожидании ночи.
Когда стемнело, Манштейн выбрался наружу. Теперь нужно было где-то закопать генеральский мундир и документы. Озираясь по сторонам, он двинулся к видневшемуся неподалеку перелеску. Но в темноте он обо что-то споткнулся и упал. Приглядевшись, генерал увидел труп какого-то офицера. Его, похоже, убило взрывом авиабомбы, оставившей неподалеку довольно большую воронку. Тело офицера особенно не пострадало, зато голову совершенно ужасно изуродовало крупным осколком. Часть черепа была вообще снесена, а все лицо превратилось в сплошное кровавое месиво. По росту и комплекции офицер был очень похож на самого Манштейна.
Манштейн развязал узел, а затем, преодолевая отвращение, раздел труп и натянул на него свой мундир. В нагрудный карман он вложил свое удостоверение, а в боковой карман пару своих писем. Теперь его явно не будут разыскивать, и, даже попав в плен к русским, есть шанс сойти за простого солдата, избежав трибунала и расстрела или даже виселицы в качестве военного преступника. Генерал встал и, вытирая измазанные в грязи и крови руки, оглядел труп. Одетый в генеральский мундир покойник лежал на открытом пространстве и был хорошо виден. Как только наступит утро и станет светло, его обнаружат и будут считать, что фон Манштейн-Левински погиб. Генерал усмехнулся и, подняв с земли автомат, зашагал в темноту.
1 июля 1941 года. Берег реки Вьюшка.
Взгляд из люка танка Т-34М.
После того как в воздухе начали господствовать русские истребители, появились пикирующие бомбардировщики Пе-2. Они прошли двумя волнами куда-то в глубь немецкой обороны. За ними на малой высоте пронеслись штурмовики Ил-2. «Илы» атаковали позиции противника на опушке видневшегося в двух километрах за рекой леса.
— Батальон, по машинам! — услышал Иван вдали крик комбата и крикнул своим экипажам: — Рота, по машинам!
По радио поступил приказ заводить моторы и двигаться через реку вслед за тяжелыми танками и пехотой. Взревели моторы тридцатьчетверок. Где-то позади загрохотали гаубичные батареи. Перед опушкой леса засверкали разрывы снарядов. Над верхушками деревьев в нескольких местах поднялись столбы черного дыма. Вероятно, горела какая-то подбитая немецкая техника.
Пехота перешла речку вброд и, пригнувшись, побежала через луг. Через брод пошли тяжелые танки КВ-1, поддерживая пехотинцев огнем. Несколько КВ-3 продолжали стоять на возвышенности и стрелять с максимальной дистанции по замаскированным в кустарнике на опушке леса немецким танкам и самоходкам. Вскоре настала очередь тридчатьчетверок. Рота капитана Терехова первой прошла через реку и колонной двинулась за тяжелыми танками. Два KB слишком рано попытались съехать с дороги и увязли, превратившись в неподвижные огневые точки. При наступлении это было не особо страшно — должны были подойти тягачи и вытащить их. Хотя вытаскивать 47-тонный KB было делом нелегким, учитывая, что даже для вытаскивания среднего Т-34 приходилось использовать по два трактора.
Когда пехота приблизилась к опушке леса, ее прижал к земле огонь немецких пулеметов. Пехотинцы залегли, поджидая танки. Миновав топкий луг, KB и тридцатьчетверки развернулись в цепь и пошли вперед. Позади послышалось раскатистое «Ура!». Это за танками вновь пошла в атаку пехота. Замаскированные в лесу немецкие орудия подбили несколько русских машин. Не полагаясь лишь на противотанковые 37-мм и 50-мм орудия, противник использовал в обороне и выведенные на прямую наводку дивизионные пушки. Уже зная о непробиваемости лобовой брони тяжелых KB, немецкие артиллеристы предпочитали стрелять по тридцатьчетверкам, а если по KB, то, в основном, по гусеницам. Когда танки и пехота достигли немецких позиций, противник побежал, бросая пулеметы и орудия. Бой перекинулся в лес, разбившись на множество скоротечных стычек.
В лесу танк капитана Терехова выскочил на достаточно большую поляну, где стояли восемь тяжелых 150-мм полевых орудий SiG-33. Батарея вела навесной огонь, а стволы орудий были подняты почти вертикально. Стрелок сразу начал поливать поляну из курсового пулемета.
— Леха, дави пушки! — крикнул Иван механику-водителю.
Танк развернулся и помчался через поляну. За ним из леса показались еще две тридцатьчетверки. Расчеты орудий бросились бежать, стараясь укрыться за деревьями. Было видно, что появление русских танков является для них полной неожиданностью. Сминаемые пушки скрежетали под гусеницами, не умолкали пулеметы. Через несколько минут с батареей было покончено. Танки двинулись дальше, преследуя отступающего противника.
Для немецких танковых частей бой в лесу превратился в настоящий ад. Немецкие танки обладали существенно меньшей скоростью и проходимостью, чем русские. Да и при отступлении пришлось подставлять корму. Отдельные подразделения пытались организовывать очаги обороны, маскируя танки и самоходные орудия в укрытиях и открывая огонь чуть ли не в упор, подбивая русские машины с ближней дистанции до того, как те замечали противника. Но это уже было агонией, так как такие очаги обороны держались не долго. Русские их быстро уничтожали, заходя с тыла или фланга, а то и прямо в лоб.
К середине дня удалось с боями пройти более пяти километров, отбросив противника почти на тот же рубеж, откуда он начинал свое наступление. Но если тогда немцы, быстрее стянувшие силы для прорыва, имели численное превосходство, то теперь уже русская армия имела подавляющее превосходство над противником. Но все равно предстоял прорыв линии обороны, ранее возведенной немцами в период стабилизации фронта.
Солнце стояло в зените. Капитан Терехов вылез из танка и посмотрел на свою боевую машину. Танку досталось основательно. Разбиты обе фары. На броне вмятины от снарядов. Ящик для имущества, приваренный на надгусеничной полке, превращен в решето. Но в целом машина исправна и может продолжать бой. Появился командир батальона и приказал замаскировать танки и приступить к ремонту и обслуживанию техники. Командиров рот он взял вместе с собой на командно-наблюдательный пункт командира полка, расположенный на вершине находившегося неподалеку небольшого холма.
— Здравия желаю, товарищи офицеры! — произнес командир полка, когда командиры рот и батальонов построились перед ним.
— Здравия желаем, товарищ подполковник! — бодро ответили офицеры.
Они стояли на склоне холма, в сотне метров от командно-наблюдательного пункта, укрытые от противника кустарником. Чуть ниже по склону солдаты копали штабную землянку и ход сообщения.
— Молодцы! Герои! Хвалю! — сказал командир полка. — Как вчера ночную атаку отбили! А сегодня как немцев по лесу гоняли! Молодцы!
Затем подполковник развернул карту, которую держал в руках, и продолжил:
— Дальше вам предстоит весьма нелегкая задача. Впереди хорошо подготовленная линия обороны. Минные поля, противотанковые рвы, надолбы. Кто из вас воевал в финскую, знает, что это такое. Наша дивизия будет участвовать в прорыве вражеской обороны. Прорывать, конечно, будем после подготовки. Сначала разведка все выяснит. Подтянем артиллерию. И тогда начнем. Сейчас вы с моего КНП посмотрите на вражеские укрепления. Но сначала я покажу их вам на карте...
Офицеры окружили подполковника, и он продолжил объяснять:
— Вот тут и тут — минные поля. Предположительно, еще и здесь. Надолбы увидите в бинокль и сами. Здесь позиция противотанковых орудий. Здесь тоже, но здесь — «колотушки», 37-мм. Они не так опасны. Вот так идут траншеи первой линии, вот это ДЗОТы. Эти два видны неплохо. Выглядят, как холмики такие... А вот эти три хорошо замаскированы. Все ДЗОТы нужно будет подавить или хотя бы блокировать, чтобы расчистить дорогу пехоте. Все ясно?
— Так точно, товарищ подполковник!
— Вот и хорошо. Вторая линия траншей у немцев примерно вот здесь. Там тоже возможно наличие ДЗОТов. Кроме того, позади первой линии траншей в обороне стоят танки в укрытиях. Для каждого танка подготовлено две-три сменные позиции. Все позиции хорошо замаскированы. Ожидается применение новых танков с более мощными орудиями. В общем, берите бинокли, и я даю вам полчаса, чтобы с моего КНП изучить передний край вражеской обороны.
Офицеры, пригнувшись, прошли по ходу сообщения на командно-наблюдательный пункт. Оттуда, с вершины холма, открывался изумительный пейзаж. Но сейчас офицеров-танкистов интересовала не красота русской природы, а уродовавшие ее подобно ранам или нарывам вражеские укрепления, протянувшиеся сплошной полосой на много километров.
Иван поднес к глазам бинокль. Километрах в трех стояли сплошные ряды вкопанных в землю толстых бревен. Между ними как будто бы специально оставлены проходы. Но как уже выяснили разведчики, там минные поля. Небольшие холмики, позади рядов надолбов — вражеские ДЗОТы. Нелегко будет прорывать такую оборону. Ну, ничего! На Карельском перешейке линию Маннергейма прорвали, значит, и здесь прорвем. Благо лето — нет сугробов и мороза. Да и укрепления у немцев земляные и деревянные, а не бетонные ДОТы и гранитные надолбы, как у финнов. Но артиллерия значительно мощнее, да и противотанковые пушки, в отличие от финнов, имеются в приличном количестве.
3 июля 1941 года. Берлин.
Штаб-квартира СС на Принцальбрехтштрассе, 9.
Руководитель РСХА обергруппенфюрер Рейнгард Гейдрих поднимался по ступеням парадной лестницы главной штаб-квартиры СС на Принцальбрехтштрассе, 9. Он был мрачен и задумчив. Его лицо, как всегда, было спокойно, но руки, мявшие перчатки, выдавали волнение. Эта беседа с рейхсфюрером СС Гиммлером, для которой он приехал, была результатом долгих размышлений. Он обдумывал эту проблему уже давно. А последнюю неделю — постоянно. И даже сейчас он еще не был до конца уверен, что стоит говорить о задуманном с Гиммлером.
Еще давно, в конце 1930-х, в кругу ближайших друзей Гейдрих заявил: «Если Гитлер начнет совершать ошибки, то долг СС — его остановить».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36