Еще психиатры прошлого века демонстрировали истеричных больных, впадавших в гипноз от неожиданного резкого звука. Одни из них теряли чувствительность к боли, другие обретали фантастическую внушаемость – до появления синяков и кровоподтеков на месте, по которому якобы ударили палкой, у третьих каменно затвердевали или податливо гнулись мышцы. Происходило то же, что достигается на разных стадиях глубины гипнотического сна, внушенного обычным образом – утомлением глаз, монотонными раздражителями, приказанием спать, спать, спать.
Теория, считающая гипноз разлитым торможением, послужила плодотворной основой для новых исследований, объяснения старых фактов и накопления новых. Но всеобъемлющих теорий не бывает, и висящие сегодня в воздухе вопросы убедительно свидетельствуют: гипнотические процессы несравненно сложнее. Вот пример.
Издавна известно, что под гипнозом испытуемому можно внушить, что он ребенок. Старухе за шестьдесят сказали, что ей восемь лет, после чего велели открыть глаза и написать на бумаге свое имя, фамилию и слово «отъезд». Крупными детскими каракулями, даже не вспомнив об очках (без которых уже давно не обходилась), она написала «Люба Мальцева», а слово «отъезд» написала через «ять» – как принято было в те времена, когда ей действительно было восемь лет и она училась.в первом классе. После пробуждения она написала то же самое, но уже с твердым знаком, попросив очки, и совершенно другим – взрослым почерком. У других испытуемых за внушением детского возраста следовало полное изменение речи, интонации, походки, поведения и рисунка – до невозможности выговорить букву «р», если внушался соответствующий возраст. Что за механизмы работают в подобных случаях? Чередованием торможения и возбуждения этот феномен не объяснить. Других гипотез пока нет. Человеку средних лет внушают, что он старик, и дрожащая походка, замедленность реакций и слабая подвижность подтверждают перевоплощение. Но тому же человеку говорят, что он теперь дитя, и грамотнейший инженер начинает делать в письме детские орфографические ошибки или болтает с непосредственностью ребенка.
А гипноз задавал новые, совершенно удивительные загадки. Усыпленному легко внушить так называемые отрицательные галлюцинации: сказать, к примеру, что в комнате нет стола, и он не будет видеть этот стол, станет убежденно спорить, что его нет. Однако, обходя комнату, он аккуратно обогнет этот стол. Но ведь надо узнавать предмет, чтобы не воспринимать именно его! Отключается некая неведомая система толкования истинного положения предметов – и только в отношении указанной вещи.
Разрушение живой ткани от реального ожога понятно и объяснимо. А ожог, внушенный словами, лишь утверждением, что к телу поднесен огонь? Нервная система оказалась способной не только управлять обменом веществ, но и убивать, разрушать живые клетки. Внушение мнимого ожога с появлением на указанном месте омертвевшей, как бы действительно сгоревшей ткани – одна из глубочайших, если вдуматься, загадок живых существ.
Еще один эксперимент. Человеку внушили под гипнозом, что тело его больше не ощущает боли, ибо вся чувствительность ушла из него в стакан с водой, который больной держит в руке. И человек безболезненно переносил уколы иглой, страшно вскрикивая лишь в момент, когда иглу макали в воду.
Так называемое послегипнотическое внушение. «Пробудившись от сна, – говорит экспериментатор, – вы ровно через час не сможете двинуть левой рукой». Проходит указанное время (организм отсчитывает его!), и только что нормально владевший обеими руками человек в замешательстве смотрит на свою оцепеневшую левую руку. «Вы обругаете меня», – сказал врач. Через час больной начинает ерзать, мяться, вдруг выпаливает: «Баран! – и тут же смущенно извиняется. – Я не мог не сказать, была настоятельная потребность», – говорит он, оправдываясь, в ответ на расспросы. Где записался во время гипноза этот нелепый приказ, обретающий неодолимую власть над уже бодрствующим сознанием? Неизвестно.
Свой вклад несомненно внесет в теорию гипноза биология активности. Когда человеку (даже в бодрственном состоянии) внушается идея, в которую он бесповоротно верит – например, обещание какой-то определенной будущей ситуации, – мозг послушно рассылает приказы, подготавливающие картину, которую он ожидает. Очевидно, именно такой процесс происходил в организме казненных, о которых рассказывалось выше. Подобные же случаи тысячекратно описаны историками дикарских цивилизаций. Если австралиец, например, узнавал, что шаман в гневе на него рисовал на земле его силуэт и перечеркивал рисунок крест-накрест (что означало смертельное проклятие), он начинал чахнуть и вскоре умирал. У отсталых племен такие события наблюдались и в наши дни. Но зато так же работает мозг и на выздоровление. Об этом – отдельно.


* * *

В летописях и священных книгах, а впоследствии и в книгах вполне документальных или научных встречаются рассказы об исцелениях. Все они имеют одну и ту же сюжетную канву. Некто – безразлично, мужчина это, женщина или ребенок любого пола, – испытал сильное эмоциональное потрясение – испуг, волнение, нервную встряску. Следом за этим у него развивается болезнь. Это может быть слепота, немота или глухота, парализованные ноги или руки, перебои и боль в сердце, острые головные боли, а то и приступы судорог. Порой это случается и при отсутствии пережитой катастрофы – от мнительности, вызываемой лишь верой в то, что болезнь наступит (мозг как будто готовит картину болезни, если разум уверен в ее неотвратимости). И она не медлит с появлением. Затем родные или близкие обращаются к лицу, которое издавна славится исцелениями. В древности это были жрецы, потом священники или монахи, впоследствии – уже лет двести – врачи. Впрочем, немедленное или очень быстрое выздоровление приносили (есть они еще и сейчас) предметы неодушевленные – святая гробница (обязательно прославленная предыдущими исцелениями), святая вода из чудодейственного колодца (непременно с рекламной известностью былой пользы), какая-нибудь икона (уже заслужившая известность и окруженная легендами), просто, наконец, местность, куда направляется широкий поток страждущих, встречая на своем пути восторженных, вернувших здоровье или ощутивших облегчение. Так всемирно известен Лурд, где сто лет назад истеричной девочке Бернадетте Сабиру явилось видение; так сотни верующих излечивались на могиле добродетельного парижского дьякона Пари; так ежегодные толпы паломников тянулись в Киево-Печерскую и Троице-Сергиевскую лавру. Общий молитвенный экстаз, разжигающий веру в чудо до предельного накала, слова кого-нибудь из посвященных (обычно в категорической, приказной форме: «Встань и иди, твои ноги работают!», «Прозрей!», «Ты теперь слышишь!», «Тебе легче, боли уже не мучают тебя!»), и чудо действительно совершается. Широко оповещаемые о каждом из них, толпы жаждущих еще более верят и надеются.
Контроль сознания, скептическое отношение разума, всяческие сомнения должны в это время непременно выключаться. Те, кто не верил, никогда не получал облегчения. Такого же состояния добиваются сегодня под гипнозом: врач, получающий власть над заторможенным мозгом, так же неподсуден отключенному сознанию, как некогда жрец – сомнению верующего. И буднично, без фанфар и рекламы совершаются в кабинетах врачей строго обдуманные чудеса. Череда больных проходит через такие кабинеты, погружаясь в гипнотический сон и освобождаясь от грозных и явственных симптомов болезней, которых у них на самом деле нет.
Врачи лечат и добиваются успеха, а между тем их знание того, что же происходит на самом деле, настолько мало, что в этом страшно сознаться. Считается, что от сильного потрясения в мозгу временно затормаживаются, выключаясь из общей работы, нервные центры, ведавшие исчезнувшими функциями: движением рук или ног, зрением, слухом или речью. И слова врача, безотказно принимаемые спящим мозгом, растормаживают эти группы нейронов, снова запуская их в работу.
Когда же болезнь наступает от мнительности, считается, что сработали механизмы самовнушения, пробудившие признаки воображаемой болезни. Мозг, который «придумал» организму расстройство, заботливо готовит симптомы, рассылая по каналам управления соответствующие приказы. Так, дочь, ухаживавшая за матерью, больной раком желудка, внушив себе, что тоже заболевает, начала обнаруживать все признаки болезни, виденные ею у матери: тошноту, рвоту, исхудание. Больной, уверенный, что расстроил себе сердце, начинает ощущать боль, учащение пульса, перебои или мучительные его толчки. И только опытный диагност бывает порой способен отличить такую сочиненную болезнь от подлинной, требующей не гипнотического, а лекарственного вмешательства.
Если вдуматься, в подобных случаях тоже работает слово – таким же образом, как при внушении мнимых ожогов, кажущегося холода, явственных галлюцинаций. У меня болит сердце, говорит себе такой больной, и какие-то механизмы безотказно повинуются этим словам, полностью заменившим действительные жизненные потрясения, способные выбить сердце из колеи. И опять слова врача, податливо и послушно воспринимаемые мозгом с отключенным сознанием, ликвидируют эти самопредательские команды, возвращая искусственно расстроенный орган в систему нормального управления.
Значит, мозг способен не только расстроить работу каких-либо частей организма (а ему подчинено все полностью), но и вернуть орган заболевший в рабочее состояние? Очевидно, это так, осторожно ответит специалист, еще не понимающий, к чему клонится вопрос.
А доводилось ли в таком случае науке наблюдать такое самостоятельное целительное влияние мозга на какую-либо болезнь, хоть на одну из тысяч, поражающих жителей планеты? Конечно, ясно, что всякое выздоровление без лечебного вмешательства – это уже и есть следствие борьбы самого организма, борьбы, в которой нервная система играет еще темную для науки, но далеко не последнюю роль. Нет, я говорю о случаях, когда механизм влияния мозга хоть чуточку поддавался наблюдению. Такие случаи известны? Да! И какие яркие!


* * *

В поисках средства от ревматизма, безжалостно калечащего суставы, поражающего мышцы и клапаны сердца, врачи не могли пройти мимо странных случаев самоизлечения. Стоило порой ревматику переболеть желтухой, поголодать, испытать какую-либо нервную встряску – и суставы его снова двигались, как смазанные; исчезала боль и самая память о ревматизме, который только что безуспешно лечили. Когда начинается наблюдение глазами, уже готовыми увидеть, картина явления всегда расширяется. Обнаружилось: загадочное исцеление прогоняло еще порой и экзему, и астму, и лихорадку, даже туберкулез. Подозрение пало на гормоны. Система управления этими связистами далеко не ясна, в этой области можно уверенно предсказать еще многие сотни открытий. Известна только исходная схема: крохотная железа гипрфиз, надежно спрятанная в основании мозга, прямо под гипоталамусом, полностью подчинена его приказам. Но сама железа – тоже верховный правитель, рассылающий гормоны в подчиненные ей области – железы внутренней секреции. Источники эти почти неисчерпаемы. Уже свыше сорока гормонов, обязанных своим происхождением одной только надпочечной железе, известно сейчас биохимикам, и это еще не последний итог. В запутанной многозвеньевой цепи управления телом гормоны, выделяемые по приказу мозга, в свою очередь тоже влияют на него; в этой сложной системе глубокомысленный вопрос Козьмы Пруткова – «где начало того конца, которым оканчивается начало?» – звучит не каламбуром, а постановкой проблемы: известен ряд психических срывов, порождаемых зафальшивившим гормональным оркестром. Многие виды раковых опухолей обязаны лживым приказам курьеров, исказивших программу обмена веществ в тканях. Но вернемся к ревматизму.
Из надпочечников был выделен гормон, щедро выбрасываемый в кровь при первом натиске болезни, да и не только болезни. При ударе, ожоге, потрясении курьер, названный кортизоном, разносил по организму какие-то команды, предписывающие срочно ликвидировать болезнь, ибо все оборонные силы нужны для отражения нового натиска. Неизвестно, каким образом гасит кортизон пламя разнообразных болезней, – возможно, и сам он служит лишь переносчиком приказа, – важно лишь, что, победно применяемый в клиниках (сейчас используется его искусственная, значительно усиленная модель), он одновременно служит и целям дальнейшего поиска. Теперь лишь остается напомнить, что это мозг ведает моментом усиленного производства загадочного целительного гормона и выбросом его в кровь. Так было подсмотрено у мозга одно из звеньев его всевластного управляющего режима.
Уже тридцать лет назад стали широко известны и заслужили Нобелевскую премию работы физиолога Селье. В словаре исследователей появилось резкое, как удар хлыста, слово «стресс», что означает напряжение. Стресс – это состояние организма, вызванное острым и сильным воздействием внешней среды, когда от организма требуется стремительная мобилизация внутренних оборонных сил. Этот сбор по тревоге организует нервная система. Физическая нагрузка, психическая травма, нашествие болезни – Селье показал, что во всех этих случаях работает аппарат гормонов по схеме: мозг (оценка ситуации) – гипофиз (посылка в железы побудительного гормона – сигнализатора) – железы внутренней секреции (быстрая мобилизация организма).
С категорическими выводами Селье спорят, считая, что предложенная им схема очень узка, что она – лишь часть оборонных систем тела. Это правдоподобно. Но в процессе изучения сильных нагрузок исследователи натолкнулись на способности мозга организовать вмешательству врага такой отпор, что древние легенды о неуязвимости стали выглядеть не сказками, а эпизодами реальных биографий.
Известно, что большая доза адреналина убивает подопытного зверька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38