Немного анатомии

Лобные доли являются органом цивилизации – основой человеческого отчаяния и его надежд на будущее.
Xолстед (физиолог)

B укромной глубине мозга есть область небольшая, но жизненно важная – пожалуй, будет справедливо назвать ее центром биологических устремлений. И если я всюду избегал мудреных латинских названий сотен мозговых провинций, тут без названия не обойтись. К недавно вышедшей капитальной монографии об эмоциях приложен список работ (только основных, самых содержательных) об этой стороне жизни мозга. Список этот – почти из тысячи книг, и большая часть из них посвящена гипоталамусу. Гипоталамус. Крохотная область сосредоточила в себе управление всеми жизненно важными внешними стремлениями организма: утоления голода и жажды, борьбы нападающей и спасения бегством, продолжения рода и оценку происходящих событий. Это именно сюда от многочисленных (и во многом еще неизвестных) внутренних приборов-датчиков поступают сведения о холоде, голоде, жажде, боли, необходимости удовлетворить инстинкт продолжения рода, завершении выработанной модели действия. Это, раздражая гипоталамус, крыса барабанит по рычагу в жажде ощутить удовольствие, а электрод, вживленный в другую его часть, приведет ее к голодной смерти среди кучи еды. И наоборот – совершенно сытое животное будет жадно есть, страдая от пресыщения, но не в силах остановиться – раздражается центр голода, и сигналы о сытости слабей, чем стремление пожирать пищу. Кошка выгибает спину, часто дышит, выпустила когти, взъерошила шерсть, пытается укусить соседок или человека – искусственно возбужден центр ярости. Электрод, чуть передвинут – и умиротворенное, расслабленное животное довольно всем на свете, почти засыпает, ласкается и мурлычет. Дикие, неприручаемые крысы становились ручными, как котята, при раздражении этих отделов гипоталамуса.
Надо привести весь организм в состояние, соответствующее устремлению, – работает он же. У гипоталамуса в подчинении находится миллионная армия связных, их бригадир всегда под рукой – это буквально: прямо под гипоталамусом расположена главная, верховная железа – гипофиз. Повинуясь распоряжению гипоталамуса, гипофиз рассылает гормоны (сложные химические агенты, шифр включения) по своим подчиненным – железам внутренней секреции. Те, подчиняясь мгновенно и безусловно, выбрасывают в кровь требуемые вещества – сахар, адреналин и другие, многие из которых неизвестны.
Так работает аппарат эмоций. Точки удовольствия и наказания, положительных и отрицательных оценок во множестве расположены под корой, в так называемой лимбической системе мозга, к изучению которой только в последние годы ученые приступили вплотную. (Кстати, приятно отметить, что зон радости у мозга гораздо больше – из сотен исследованных точек только пять процентов оказались зонами наказания, а тридцать пять – зоны одобрения. Остальные нейтральны.) Но эти зоны – только промежуточные пункты, им принадлежит средняя часть шкалы, по которой оцениваются жизненные ситуации. При их раздражении крыса все же оторвется, чтобы поесть и поспать, обезьяна не полностью потеряет рассудок от счастья или боли. Структуры эти связаны с гипоталамусом, которому принадлежит решающее слово, право категорических и самых сильных оценок и побуждений.
Силы эти, полностью вырвавшись из-под контроля разума (или пройдя лазейки, оставленные для них разумом), превратили бы человека в животное. И расстройства, при которых чувственные влечения берут над рассудком верх, опрокидывая его ослабевшие или сломанные барьеры, известны врачам по проявлениям слепого буйства, непобедимого отчаяния, голодной жадности, неуемной сексуальности, звериного эгоизма. Вырвавшись частично, они порождают многочисленные расстройства психики, уже в свою очередь властно диктуя свою волю рассудку – и он на чувство страха готовно нанизывает мысли о преследовании и убийстве, на боль – бредовые идеи воздействия, на радость – мысли о величии, значении и могуществе.
Связи разума с эмоциями многообразны и разносторонни – не только в деловом, но в буквальном, анатомическом смысле.
Лобные доли, нависающие над глазами отделы мозга, так отличающие человека от животного, – область, где связи эти наиболее ярко выражены. Здесь эмоции и рассудок, постоянно находясь в творческом контакте, окончательно утверждают модели поведения, поступки и действия, здесь высокие договаривающиеся стороны обсуждают степень своего участия в каждом движении человеческой личности – физическом и духовном.
Давние интуитивные догадки об этом многочисленных ученых обрели в тридцатых годах нашего века реальное подтверждение. Было так. На неврологической конференции физиолог Джекобсон сообщил о своих странных экспериментах с обезьянами. Несколько его подопытных шимпанзе отличались тем, что, не сумев выполнить предложенное задание, впадали в ярость или очень тосковали. Обычно веселые и жизнерадостные, обезьяны становились угрюмыми и злыми. Это было проявление характера – и у людей широко известны нервные характеры, не переносящие своих, и не только своих, ошибок и срывов (благодушием сатирики давно назвали наше расположение духа при зрелище чужих неудач; но есть люди, которых и чужие промахи и просчеты приводят в неестественную ярость). Неизвестно, чем руководствовался ученый, лишивший тогда обезьян обеих лобных долей, – очевидно, это был просто очередной плановый эксперимент с поведением.
И произошло чудо. Обезьяны обрели ангельский беззаботный характер. Они стали вновь ручными и постоян– но ласковыми, игривыми и веселыми. Ошибки уже не раздражали их (хотя теперь они совершали их несколько чаще); постоянно счастливые, они будто сменили свою прежнюю обезьянью личность.
Эстафету у психофизиолога принял хирург: он решил испробовать операцию на угрюмых, мрачных и замкнутых шизофрениках – безнадежно больных, уже давно не контактных с миром людях. У двадцати человек были рассечены нервные волокна, соединяющие лобные доли с глубинными областями мозга, – лобные доли исключались из совместной работы.
Чудо повторилось. Не то чтобы полностью исчезли бредовые идеи и болезненные ощущения, – нет, пропали угнетающие эмоции, больные вернулись в мир, стали доступны и общительны. Успокоились буйные, повеселели тоскливые, стали контактны с врачами и друг с другом, выйдя из темницы своих переживаний, волнений и страхов.
Операция лоботомии, совершенствуясь в технике проведения, прошла по клиникам мира.
Но за, чудо надо платить, природа ничего не устраивает даром, лобные доли нельзя было безнаказанно исключить. У исцеленных очень многое изменилось в личности, характере и отношении к миру. В худшую сторону: к потере нескольких высших человеческих черт. Они теряли инициативу, становились вялыми и апатичными, будущее нисколько не заботило их, неудачи не огорчали, а удачи не радовали, многие становились несдержанными и грубыми, а нерешительность и безразличие стали непременным свойством этого нового характера. То, что они умели до болезни (если это был набор не очень сложных действий), они еще были в состоянии делать, но научиться новому уже почти не могли, ибо главное при обучении – оценка результата своих действий – отсутствовало начисто. Примитивные, привычные движения сохранялись у всех, но, как подопытная собака, лишенная лобных долей, способна была, проголодавшись, жевать опавшие листья, так на человеческом уровне изменялось поведение бывших больных. В оценке своих действий они недалеко уходили от людей, у которых просто пораженные лобные доли исключали контроль поступков (пастор произносил шутливую речь над еще раскрытой могилой друга).
Эмоции, побуждающие к деятельности и оценивающие ее, были отрезаны от разума, моделирующего поступки. Где-то в глубине еще сохранялись древние связи: люди хотели есть и пить, исправно выполняли работу, могли общаться с окружающими. Но собственных целей, каких-либо чисто человеческих стремлений уже не было. Творческие проявления отсутствовали полностью. Ни один юрист, инженер, врач, педагог не вернулся к своей прежней работе.
Эта слишком дорогая цена заставила ученых через несколько лет отказаться от операции по блокаде лобных долей. Надо было искать новые пути возвращения человека к людям.
А накопленные врачами факты сегодня начали поднимать специалисты по вычислительным машинам. Им давно уже было известно устройство, применяемое в машинах, состоящих из нескольких отсеков. По мере сложности предлагаемой задачи устройство это включало в работу один отсек за другим. Не похожую ли работу выполняют лобные доли? Ведь не зря же их повреждение так пагубно сказывается на лицах умственного труда и на тех, кто учится. И еще один отсек, очевидно, включают они в работу – область эмоциональной обработки поступающей в мозг информации и рождающихся в нем моделей действия. Психолог Лурия, один из ведущих исследователей лобных долей, приписывает именно им окончательную доработку и реализацию «сложных программ целенаправленного поведения», а кроме того, и «сличение выполненного действия с намерением». Не потому ли лобные доли составляют именно у человека почти треть всей массы мозга?

Очередное отступление

Нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо.
Эпикур

Философ Эпикур имел прямое отношение к положительным эмоциям – он советовал их культивировать. И к отрицательным – есть заблуждение, что он советовал их избегать. Но это обидная неправда.
Несмотря на то что описание относится к четвертому веку до нашей эры, биография Эпикура излагается вполне современными словами. Он родился в довольно бедной семье, где, кроме него, было еще трое братьев (впоследствии, естественно, все эпикурейцы). Отец его был военный, а мать ходила по домам: читала заклинания, изгоняя злых духов, и совершала жертвоприношения. Малолетний Эпикур, не философствуя пока за отсутствием начального образования, ходил с матерью, держась за ее подол и наблюдая будничную изнанку поклонения богам. Возможно, тогда и зародилось в нем первое сомнение в их существовании. Он писал впоследствии: «Если бы бог внимал молитвам людей, то скоро все люди погибли бы, постоянно моля много зла друг другу».
В тридцать шесть лет он купил в Афинах дом с садом и основал собственную школу. Многочисленные жизненные невзгоды, опасности и лишения, зрелище суеты и подлости, обманов, войн и раздоров привели его к изумительной мысли, которой он щедро поделился с желающими: «Следует смеяться и философствовать».
На воротах его сада было написано: «Гость, тебе здесь будет хорошо; здесь удовольствие – высшее благо». С тех пор его учеников и друзей так и называли – философами из садов.
Последователи обожали Эпикура – налицо был культ не поклонения, а уважения и любви. Это признавали даже враги (их было достаточно), а уж они откопали бы что-нибудь компрометирующее.
Почти с тех пор и распространилось убеждение, что эпикурейцы признают лишь удовольствия, особенно телесные. Так стали обзывать равнодушных эгоистов, плотоядных и беззаботных жизнелюбов. И якобы образец такой жизни – сам Эпикур, пьяница, сластолюбец и обыватель. О, как это несправедливо! Впрочем, зачем эмоции, если существуют факты.
Он написал за свою семидесятилетнюю жизнь около трехсот трудов. Главный его труд – о природе – насчитывал тридцать семь объемистых книг. К сожалению, все написанное им погибло. Уцелели три письма к друзьям, перечень афоризмов (найденных случайно в библиотеке Ватикана) и несколько кусков из книг, обнаруженные в полуистлевшем виде при раскопках Геркуланума, погребенного некогда под лавой Везувия. Кроме того, в конце прошлого века археологи нашли надписи на стенах разрушенной крепости. Там же, на некогда главной площади, открылся портик из камней, по стенам этого зала также – молотом – было выбито несколько цитат из Эпикура. Этот нетленный каменный манускрипт длиной в несколько десятков метров – окончательное доказательство существования великого философа.
Да, да, нужны были доказательства! Ибо как еще справиться с гением-безбожником лучше, чем объявить его несуществующим? Это было некогда сделано. Враги утверждали: сохранившиеся письма – подделка, многочисленные цитаты из Эпикура в письмах друзей – фальшивка, знаменитая поэма Лукреция Кара «О природе вещей», прославляющая Эпикура, – бред душевнобольного. И если бы не камень, спорили бы до сих пор.
Церковникам надо было его уничтожить – слишком уж много сделал он, чтобы люди открыли глаза.
О чем он писал? О строении Вселенной и составе души, о любви, цели жизни и справедливости, о мирах и воображении, об устройстве зрения и взаимодействии атомов, о благодарности и музыке, о дружбе, богах и пустоте. Многие из его книг становились событием для античного мира – их изучали, на них ссылались, по ним учились жить.
Эпикур писал, что душа – это вполне материальный орган, структура из мелких частиц, распространенных по всему телу, для того времени догадка гениальная и кощунственная. Писал о множестве миров, в которых возможна такая же жизнь, – словом, был вполне нашим современником. Даже об органах чувств писал абсолютно сегодняшним языком: утверждал, что знание человека о мире – сумма ощущений, притекающих через пять наших окон в мире, а не что-то подаренное свыше.
Эпикур полностью отказывался от идеи верховного творца. Боги, возможно, и есть, получалось из его работ, но живут они где-то в трещинах между мирами, никакого отношения к людям не имеют и находятся в состоянии глубокого отключенного безразличия. Бог есть, говорят все вокруг? Ну, пусть есть. (Зачем дразнить гусей? Эпикур даже советовал ученикам не уклоняться во избежание неприятностей от общепринятых религиозных обрядов.) Но если он, бог, зол на человека, то как же он мелок! И убог! А если не зол, почему тогда в мире столько горя и бог не ликвидирует его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38