Она прожила достаточно долго без этого наследства. Ничто не может заставить ее открыть посылку, если она сама этого не захочет. О двух свертках не знает никто, кроме тех охранников, но вряд ли Изабель когда-нибудь встретится с ними еще раз. И если она просто засунет свертки вглубь шкафа и продолжит жить так, словно их не было, ей не придется ни перед кем отчитываться.
Только перед самой собой.
Изабель вздохнула и попыталась унять свой страх. Да, это был обыкновенный страх, побуждающий ее забыть о наследстве Кэти, притвориться, словно его никогда не было.
«Еще не поздно не становиться частью истории, на которую намекал охранник», – подумала Изабель. Истории, в которую она не хотела попадать. На ее жизненном горизонте уже клубились плотные темные облака, грозящие страшным ураганом, с которым ей не справиться. Этот ураган мог лишить всего, что было ей дорого.
И всё же у нее есть выбор. Раз уж история ее поджидает, она сама может решить, стоит становиться ее персонажем или нет. Этот выбор не предопределен судьбой.
Наконец Изабель села на подоконник и взяла в руки пакет. Она вынула оба свертка и положила их рядом с собой. Книга и картина. Изабель решила сначала развернуть картину. Старая липкая лента легко отклеилась от бумаги, и распаковать сверток не составило труда. Изабель оцепенела. Она смотрела на знакомое полотно и чувствовала, что грозовые облака уже нависли прямо над ней.
На ее коленях лежала картина «Пэддиджек».
Ее собственная работа.
Но это невозможно. Картина вместе с остальными полотнами погибла в огне. Изабель видела, как они горели.
Или память снова сыграла с ней злую шутку и всё это только приснилось?
В дверь мастерской кто-то постучал, но Изабель не откликнулась. Она просто не слышала стука.
Словно цыгане в лесу
Каждое произведение искусства – это акт веры, иначе незачем было бы и стараться. Это словно послание в бутылке или крик в темноте. Оно передает слова автора: «Я здесь, я верю, что ты где-то есть, и в случае необходимости когда-нибудь отзовешься, даже если этого не произойдет при моей жизни».
Предположительно слова Дженетт Уинтерсон

Ньюфорд, декабрь 1974-го
I
К концу года жизнь Иззи всё больше выходила из-под контроля. Предстояло сделать слишком много дел, а попытки установить хоть какую-то очередность ставили ее в тупик и приводили в бешенство. Необходимо было закончить приготовления к первой самостоятельной выставке в галерее Альбины. Следовало посещать занятия в университете и уроки в студии Рашкина. Иззи старалась не упускать из виду и личную жизнь – хотя бы раз в неделю встречаться с Джоном и при этом не засыпать от усталости в его присутствии, а сохранять видимость спокойствия и доброго расположения духа.
Иззи просто не представляла, как ей удавалось сохранять равновесие в делах и успевать хоть что-то. Тем не менее в конце декабря она смогла выкроить время для завершения работы над тремя полотнами в студии профессора Дейпла.
Под мастерскую была приспособлена бывшая оранжерея позади жилого дома, и профессор разрешал пользоваться помещением тем одаренным студентам, у которых по той или иной причине не было другой возможности работать. В то время, когда Иззи начала заниматься в этой мастерской, туда приходила только Джилли. В бывшую оранжерею вел отдельный вход, так что девушки могли работать в любое время суток, не опасаясь потревожить профессора. Именно Джилли пришла в голову идея назвать это помещение студией-теплицей Старого Ворчуна в честь вечно недовольного слуги профессора Олафа Гунасекары, сердито косившегося на художниц при каждой встрече. Обе девушки испытывали постоянный недостаток средств, так что обходились весьма ограниченным набором красок и частенько обменивались кистями и другими необходимыми предметами. Когда кончался последний тюбик краски, они продолжали писать картины в черно-белом цвете. Поначалу Иззи боялась, что не сможет ничего достичь в таких стесненных условиях. Она уже привыкла, что всё необходимое для работы было заранее приготовлено в мастерской Рашкина. Но, столкнувшись с неизбежными ограничениями, поняла, что это благотворно сказывается на ее мастерстве. Теперь, чтобы получить нужный оттенок или световой эффект, ей приходилось рассчитывать только на собственные способности и опыт. Иззи поняла, что работа в ограниченных условиях студии-теплицы позволила ей несколько освободиться от тени великого Рашкина, отчасти закрывающей ее собственный талант.
С этой точки зрения новый опыт казался ей бесценным. Но попытки при помощи искусства перенести в реальный мир персонажей прошлого оказались менее успешными.
Последнюю, третью картину из экспериментальной серии Иззи закончила уже после Рождества, перед самым Новым годом. На только что завершенных полотнах были запечатлены три существа, принадлежавшие одновременно к реальному и потустороннему мирам. Странное мрачное чучело с сучковатыми ветками вместо рук и листьями на голове вместо волос. Миниатюрная женщина, представляющая собой нечто среднее между обычной представительницей артистической богемы и божьей коровкой. Дворовая кошка с крыльями и хвостом в виде гремучей змеи и трещоткой на самом его кончике. Ни один из этих образов не имел ничего общего с теориями Дарвина. И ни один персонаж не вышел за рамки двумерного изображения.
Причина в том, что существование таких организмов просто невозможно, решила Иззи, сидя на краешке одного из длинных столов, которые когда-то прогибались под тяжестью горшков и кадок с цветущими растениями. Иззи скользнула взглядом по фигуре крылатой кошки, припавшей к ступеням пожарной лестницы, словно перед полетом, потом посмотрела на задний двор профессорского дома. Снова шел снег, и крупные снежинки вспыхивали в лучах льющегося из окон света.
Иззи спрыгнула на пол, подняла еще два портрета и повесила их на мольберт рядом с изображением странной кошки. Длинный обрезок доски, служивший опорой ее картинам, позволял поставить в один ряд все три полотна. За время работы в этой мастерской у Иззи накопилось множество набросков, черно-белых эскизов и зарисовок, но к сегодняшнему дню были окончательно завершены только эти три картины. Несмотря на некоторую предвзятость, Иззи с уверенностью могла сказать, что в каждом из этих полотен была своя душа. Так же как в «Старом дубе» и «Сильном духом», но их персонажи не появились в этом мире, поскольку они живут только в ее воображении. Переход из потустороннего мира невозможен, да и самого этого мира не существует, как не существует волшебства, позволяющего пересекать грань между вымыслом и реальностью.
Как она только могла в это поверить? Иззи поймала себя на том, что ей этого очень хотелось. С одной стороны, она мечтала убедиться в существовании магии. А с другой стороны, не хотела думать, что Рашкин ее обманывает. Страшно было осознавать, что, при всём своем таланте художника, он склонен к безумию.
Иззи улыбнулась. Может, именно из-за своего таланта он и лишился разума.
Спустя некоторое время она сняла картины с мольберта и прибралась в студии. Прежде чем выключить свет и выйти, Иззи задержалась у двери. Можно считать, что эксперимент провалился, но зато она поверила в свои способности. Ее картины удаются не только благодаря советам Рашкина. Теперь Иззи твердо знала, что ни за что не откажется от возможности работать в студии-теплице на пару с Джилли, что, освободившись от влияния Рашкина, будет и дальше оттачивать собственное мастерство. За последние несколько недель Иззи поняла, что иначе ей никогда не достичь самостоятельности. Кроме того, долгие часы работы, проведенные в этой мастерской, дали ей представление о реальном мире. Единственное, чем пришлось пожертвовать, – так это сном.
Иззи повернула выключатель, и студия погрузилась в темноту. Затем она заперла за собой дверь, положила ключ в карман куртки и побрела домой сквозь непрекращающийся снегопад.
II
Ньюфорд, февраль 1975-го
Выставка в галерее «Зеленый человечек» не оправдала надежд Иззи. Из четырнадцати выставленных картин были проданы всего две. Обе являлись городскими пейзажами, неплохими по сути, но мало отличавшимися от подобных произведений других художников, работающих в этом жанре.
– Твоим работам не хватает индивидуальности, – подвела итог выставки Альбина.
Иззи мрачно кивнула в ответ. Их разговор происходил за чашкой чая в одной из задних комнат галереи после того, как экспозиция была разобрана. В кармане черных джинсов Иззи лежал чек на общую сумму в сто сорок четыре доллара – всё, что приходилось на ее долю за вычетом комиссионных. Когда картины Иззи выставлялись среди работ других художников, представляемых галереей Альбины, дела шли намного лучше.
– У тебя неплохо получается, – продолжала Альбина. – Всё очень красиво, но твои картины ничего не рассказывают о тебе самой. Это не так заметно, когда вывешиваются одна или две работы, но во время самостоятельной выставки такой недостаток становится очевидным. Зрители требуют большего, Иззи. Возможно, они и сами этого не понимают, но подсознательно стремятся достичь определенной связи с автором. Люди хотят узнать, как ты воспринимаешь тот или иной объект, а по твоим работам этого невозможно понять.
– Я скоро заберу все оставшиеся полотна, – сказала Иззи.
Ежедневные городские газеты совершенно не откликнулись на проведение выставки, а смысл статьи в еженедельнике «Городское обозрение» сводился к тому, что было высказано Альбиной.
Хозяйка галереи сочувственно улыбнулась Иззи:
– Не теряй присутствия духа. Январь – не самое удачное для художников время; большинство людей с ужасом вспоминают о рождественских тратах. Как ты смотришь на то, чтобы устроить еще одну выставку осенью?
– Ты готова на это пойти, несмотря на очевидный провал?
– Я не считаю это провалом. – Иззи насмешливо надула щеки:
– Можно подумать, мы заработали кучу денег.
– Я как раз собиралась рассказать еще о двух предложениях, – заметила Альбина.
– Были еще какие-то заявки? Ты имеешь в виду покупку через посредников?
– Были предложения купить те картины, которые ты не собиралась продавать. Речь шла об обеих, но особенно серьезное предложение касалось полотна «Сильный духом».
– Насколько серьезное? – спросила Иззи.
– Неизвестный покупатель готов был выложить за нее пять тысяч.
– Ты шутишь! Кто решится потратить такую огромную сумму на мою работу?
– Не имею ни малейшего понятия, – пожала плечами Альбина. – Предложение было сделано через поверенного. Скорее всего покупатель решил остаться неизвестным.
– Пять тысяч долларов, – повторила Иззи. Это непостижимо. Большинство ее работ уходили меньше чем за десятую часть этой суммы.
– Да, если мы примем предложение, – подтвердила Альбина. – Эта сделка поможет тебе выйти на новый уровень и запрашивать за свои работы другие суммы. Покупатель может не открывать своего имени, но слухи распространяются быстро. Если ты будешь писать картины с таким же мастерством, я гарантирую, что следующая выставка станет более удачной.
– И еще кто-то хочет купить «Старый дуб»?
– Да, – кивнула Альбина. – За него предложили семьсот долларов.
– И тоже анонимный покупатель?
– Нет. Эту картину хочет купить Кэтрин Поллак.
На лице Иззи мелькнуло недоумение.
– Она содержит кафе на Баттерсфилд-роуд. И утверждает, что знакома с тобой.
– А, вы, наверно, говорите о Кити. Мы знакомы через Джилли, она иногда подрабатывает там официанткой, – вспомнила Иззи, а потом добавила: – И она решила заплатить такую сумму?
– Ну, если ты отдашь картину по более низкой цене, Кэтрин не обидится.
– Нет-нет, я не о том. Я просто не ожидала от нее готовности тратить столько денег на мои картины.
– Она тоже посещала университет Батлера, – объяснила Альбина. – И под этим дубом позади библиотеки было ее любимое место отдыха. И не только отдыха, возможно. В мое время мы называли его «дуб поцелуев».
– А мы просто считаем его частью Дикого Акра.
– У меня с этим деревом тоже связано немало воспоминаний.
– Вы говорите как древняя старушка, – улыбнулась Иззи.
– С тех пор прошло больше тридцати лет, – сказала Альбина, возвращая Иззи улыбку. – Но я действительно частенько вспоминаю этот дуб. Так что картина стоит каждого пенни из этих семисот долларов, если не больше.
– И всё же я не готова продать эти две картины.
– Ты считаешь их своими детьми? – Иззи кивнула.
– Думаю, всё же приятнее будет сознавать, что картины висят там, где их любят и берегут, чем прятать их в тесной каморке.
Иззи вспомнила о студии Рашкина и множестве шедевров, скрытых там от всего мира – сложенных в стопки, расставленных вдоль стен или развешенных вплотную один к другому.
– Вы правы, – согласилась она.
– Тогда я могу дать положительный ответ?
– Только насчет «Старого дуба», – сказала Иззи. – Второе полотно я не соглашусь продать.
– Пять тысяч долларов – огромная сумма, – не сдавалась Альбина. – Подумай, сколько красок, кистей и холстов можно купить на эти деньги.
– Я понимаю. Этого бы хватило, чтобы оплатить нашу с Кэти квартиру за год вперед. Но только...
Иззи не знала, как объяснить свой отказ. Эксперимент в студии-теплице доказал, что ее творчество не может вызывать таинственных существ из другого мира, но, несмотря на это, она не могла отделаться от впечатления, что появление Джона в ее жизни было связано с «Сильным духом»; пока она держит картину у себя, они будут вместе.
– Ну, если ты решила ее не продавать, не буду больше настаивать, – согласилась Альбина.
Иззи колебалась. Всё-таки это были пять тысяч долларов. Кроме того, в ее ушах еще звучали слова Альбины о перспективах, открывающихся после такой сделки. Кто знает, когда еще ей представится такая возможность, да и представится ли вообще. Но если на одну чашу весов поместить карьеру, а на другую дружбу, то ответ становился очевидным.
– Я не могу его продать, – сказала Иззи. – Полотно принадлежит не мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75