– весело сказал Шакир.Ахмат встал, подошел к коробкам и положил шар в белую.– Я голосую за новый отель, – сказал он. – Мне нравится эта идея. Я хочу работать в первой в России пятизвездочной гостинице… Глава 45 В то же самое время в баре происходила одна удивительная встреча. Но все по порядку.Вера Михайловна Лученок, получив по-западному, в конвертике, уведомление об освобождении от занимаемой должности, в шоке была только пять минут. Как раз столько времени оставалось ей до окончания рабочего дня. Она выдавала и получала верхнюю одежду в эти пять минут словно в тумане, к счастью, ничего не перепутала, хотя это уже не имело значения.Потом собрала свои нехитрые пожитки, последний раз посмотрела на привычное рабочее место, сказала сменщице вместо «пока» «прощай» и пошла домой.Когда тряслась в метро, вдруг поняла, что уже не думает об увольнении, а думает о том, как бы исхитриться и занять место, когда вон тот молодой человек наконец сложит свою газету и выйдет. На это место явно претендовал старичок с сумкой на колесиках, но Вере Михайловне удалось незаметно, эдак интеллигентно протиснуться поближе к вожделенному сиденью, и, когда молодой человек встал, она живо уселась на свободное место.Ну что сказать – это счастье!Вот тут Вера Михайловна и поняла, что треволнения ее ухода из отеля отступили на второй план, а на первый все настойчивее вылезают предстоящие заботы. Во-первых, как там Афанасий? Окотилась или нет? Теперь она будет называть это именно так – «окотилась». А то действительно путаница получается.Потом – что с ней? Легче принять несколько раз кошачьи роды, чем говорить с мамой. Мама не любит современную жизнь. Да кто ее любит? Почему-то все любят прошлое и будущее, а настоящее – этот неуловимый миг между завтра и вчера, собственно ни то ни се, – все ненавидят. Ерунда какая-то, этот самый миг за мгновение был будущим, которое все любят, а через мгновение станет прошлым, которое тоже все любят, что же происходит тут, посредине?Ответить на этот вопрос Вера Михайловна не успела. Приехала.Теперь так – забежать в магазин, купить молока и детское питание. Новорожденным надо хорошо питаться. Потом не забыть хлеба, и вчера кончилась соль. Вера Михайловна мысленно пересчитала карманные деньги, может быть, еще хватит на майонез.И тут ее как ударило – долг! Как она его теперь отдаст? Это невозможно, это просто какое-то наваждение. Не могли ее уволить из-за каких-то негодяев. А этот длинный еще так мило улыбался. Ах, как обманчива внешность, как обманчив этот самый миг между вчера и завтра.В квартире было тихо, хотя Вера Михайловна еще с порога прислушалась, не пищат ли котята.Афанасий вышла из темноты походкой постороннего наблюдателя. Стройная, изящная, отчужденная. Посмотрела на хозяйку и сладко потянулась.Вера Михайловна бросилась ее обнимать, целовать, гладить, поздравлять.– Ну что, мамаша, как твои детки, чем ты их кормила? Я им тут принесла вкусненького, а тебе свежего молочка. Ну, показывай, сколько их у тебя?Вера Михайловна наконец разделась, переобулась и готова была принять новорожденных.Афанасий прошла на кухню. Ну конечно, рожала небось в грязном ведре.Вера Михайловна заглянула в ведро – увы! По углам никаких котят.– Неужели ты рожала в комнате? – уважительно произнесла хозяйка, шагая в комнату, но и там никаких котят не было.Афанасий лениво наблюдала за поисками ее собственных детей, не принимая в этом никакого участия.Страшное подозрение закралось в голову Веры Михайловны. Ее ведь предупреждали: мамаша может и поесть своих детишек.Вера Михайловна обшарила все углы, мыслимые и немыслимые закоулки, заглянула даже в духовку, но никаких котят не нашла. Она обессиленно села на стул и с ужасом уставилась на Афанасия.– Ты что наделала? – спросила она сдавленным голосом.Афанасий умылась.Вера Михайловна дрожащей рукой набрала номер жены дипломата и, как только та ответила, зарыдала:– Она поела своих котят! Ты представляешь, прихожу домой – ни одного котенка!– Погоди, Верусь, может, она еще не родила? – забеспокоилась и подруга.– Как же! А куда живот девался?– Ужас!– Я ее убью! Она свинья, гадость, каннибалка!– Каннибалы – это людоеды.– Так она меня и съела! Я о ней думала, что она… А она…– Ты хорошо поискала?– Даже на антресоли заглядывала.– М-да…– Никогда не вешала кошек, а эту линчую!Вера Михайловна снова зарыдала, и подруге оставалось только выслушивать тяжкие всхлипы.– Ну погоди, может, еще все образуется, – сказала она.– Что образуется?– Ну не знаю… Найдутся котята.– Где?– Да где-нибудь. У тебя форточка открытой оставалась?– При чем тут форточка?– Она вылезла в окно, спустилась на улицу и где-нибудь в подвале родила.– Ага, а потом бросила детишек и вернулась домой?!– Действительно, странно. Они ведь от котят не отходят. Погоди минутку, я позвоню своему знакомому, он педиатр.– Кошачий?– Какая разница!Пока телефон молчал, Вера Михайловна еще раз обыскала квартиру и даже с пристрастием допросила Афанасия. Тщетно. Афанасий была сама невозмутимость.Подруга позвонила не через минуту, а через полчаса.– Значит, так, педиатр этот ничего не знает. Но у него есть знакомый вирусолог, тот, правда, тоже ни уха ни рыла, но у него есть знакомая ветеринарша. Она, правда, по крупному рогатому скоту, но у нее есть…– Короче! Кто у нее есть?– Не кто, а что. У нее есть ветеринарная энциклопедия. Она посмотрела. Ну-ка возьми Афанасия на руки. Вера Михайловна взяла ненавистное животное.– Теперь посмотри – есть ли у нее набухшие соски? Вера Михайловна перевернула кошку на спину – соски были, но малюсенькие.– Нет.– Ну вот, так и есть! Твоя кошка никого не родила! – торжественно провозгласила подруга,– Как это? А куда девался живот?– Ветеринарша сказала, что такие случаи часто встречаются у людей. Так называемая истерическая беременность. Ложная то есть.– А у кошек?– У кошек – редчайший случай. И еще она сказала, только ты не обижайся, что животные часто подражают своим хозяевам.– Что ты хочешь этим сказать? Я никогда не симулировала беременность.– Ну, может быть, ты слегка истерична, климакс, знаешь ли…– Это тоже она тебе сказала? Я ведь не крупный рогатый скот.– Это я сама додумала.– Ну спасибо.– Не за что. Успокойся, видишь, все объяснилось.Вера Михайловна бросила трубку.С Афанасием-то разъяснилось, а с ней самой? Неужели она действительно климактеричная истеричка?Мужчины у Веры Михайловны не было уже года четыре. Она сама себе не признавалась в этом, но, когда по ночам ей снились бесстыдные сны, просыпалась уставшая и разбитая.Глупо! Никакой мужик ей не нужен. Не кошка ведь она!– Мама, как у тебя дела?– Если ты позвонила только для того, чтобы задать этот дежурный вопрос, то у меня нет времени.– О господи, мама, я просто волнуюсь.– А что, есть причина? Я уже не жилец на этом свете? Хотя при нашей жизни отбросить лапти не так уж и сложно.– Мама, меня уволили.– Я всегда говорила: американцам верить нельзя. Они все сволочи.– Мам, а Афанасий симулировала беременность.– На что ты намекаешь? Что я тоже – симулянтка?– Мам, ну что ты говоришь?– А что ты думаешь? Вот главный вопрос.Вера Михайловна и не заметила, как за разговорами открыла детское питание и съела его.Когда положила трубку, уставилась на пустую баночку, и ей вдруг стало так тоскливо и одиноко. Хоть в петлю вместо Афанасия.Вера Михайловна хотела заплакать, но не стала. Все слезы она отрыдала часом раньше.И тогда она встала, открыла шкаф и достала самое свое нарядное платье.Надо сказать, что на дорогие наряды у Веры Михайловны денег не было, но одевалась она отменно, даже Чарли иногда поглядывала на нее с завистью.Секрет был прост: Вера Михайловна прекрасно шила. Журналы «Бурда» огромной стопкой лежали в углу.И вот она достала свое лучшее платье, которое еще ни разу не надевала, сделала прическу, вечерний макияж, надела это шикарное платье и сказала:– Имею право!Швейцар отеля «Мэдиссон-Московская» ее не узнал. Широко распахнул двери и даже слегка поклонился.Она сняла пальто в гардеробе, и гардеробщица тоже не узнала ее. Правда, там толпился народ, гардеробщица даже головы поднять не могла.Вот так Вера Михайловна оказалась в баре.Села за столик, от которого официант предупредительно отодвинул стул, заказала себе белого вина и подняла глаза.Первый, с кем она столкнулась взглядом, был тот самый длинный негодяй, который устроил весь спектакль в гардеробе. Но теперь он смотрел на Веру Михайловну восхищенными глазами и даже делал какие-то скромные знаки кивками головы.Вера Михайловна благосклонно склонила голову. Ей вдруг так захотелось отомстить этому паршивому иностранцу, что вся ее самовнушенная за дорогу в отель осторожность вмиг слетела.Иностранец подался всем телом вперед, словно не веря своему счастью.«Ну ты у меня попляшешь», – подумала Вера Михайловна и кивнула уже увереннее. Глава 46 С 5 до 6 часов вечера
Они кричали так, что трудно было разобрать слова. Ругались, спорили между собой, угрожали неизвестно кому, грозились перерезать всех в этом здании, начиная с прислуги и заканчивая постояльцами.– Эй, да завтра они нас просить будут, чтоб мы тут остались, хочешь?! – кричал Тагир, сжимая волосатые кулаки и потрясая ими в воздухе. – Сегодня уже будут, ты только скажи!– Эй, тут хозяин вообще кто, а?! – Арслан допил остатки «Оджалеши» прямо из бутылки, отшвырнул ее, и она гулко покатилась по полу. – Да ты только скажи нам, только разреши, и мы тут такое устроим, такое устроим…Шакир молча смотрел на Арслана тяжелым, задумчивым взглядом, как будто видел его впервые. И от этого взгляда не только Арслану стало не по себе, но и всем остальным. И постепенно крики перешли в разговор, разговор – в шепот, а потом вообще воцарилась тишина.Шакир тяжело вздохнул, вынул из вазочки конфету и долго шелестел шумным целлофановым фантиком. Словно акробат, выполняющий неимоверно рискованный трюк на глазах у восхищенной публики, он отправил конфетку в рот и огляделся по сторонам, будто желая удостовериться в том эффекте, который произвел на окружающих.– Ну и что вы делать собираетесь? – наконец тихо изрек он.И снова комната взорвалась криками эмоциональных жителей гор.– Зарежем парочку, чтоб остальные боялись! Надо ее наказать, чтоб знала свое место! Его, его наказать надо, он нас продал!– Ахмата! Ахмата наказать надо! – выкрикнул Тагир. – Мы ему говорили! Он не послушал!– Правильно, Ахмата! – воскликнул еще кто-то, и все опять дружно уставились на Шакира.Если бы речь шла о русском, никаких особых вопросов не возникло бы и до утра этот русский не дожил бы. Но здесь речь шла о своем, о единоверце, о брате, а зарезать своего без разрешения на то Шакира не осмелился бы никто.– Да, Ахмата… – Шакир вздохнул. – Он так поступил, как будто я с ним не говорил сегодня утром, как будто мы для него чужие, как будто не благодаря нам, не благодаря мне он так высоко поднялся.– Значит, его надо… – вмешался было Тагир, но Арслан оборвал его на полуслове:– Что?! Убить? Ты хочешь его убить?В отношении Ахмата это слово было произнесено впервые. И всем стало немного не по себе. Мысль разобраться с зарвавшимся и вышедшим из-под контроля соотечественником не раз приходила в голову каждому из присутствующих, но высказать ее вслух до сих пор не решался никто.– А почему нет? – пожал плечами вечно невозмутимый Руслан, который до сих пор тихо сидел на диване и ел виноград, аккуратно поглощая ягоду за ягодой. – Убьем его – она сразу встанет на место.– А на его место кто встанет? – ухмыльнулся Шакир. – Ты?Руслан проглотил последнюю виноградину и бросил голую кисть в тарелку.– А почему я?– А почему нет? А потому, что ты даже не помнишь таблицу умножения до конца, потому что ты своими руками только душить умеешь, а головой – носы ломать. Убить его нетрудно, но кого поставить на его место? Кто хоть половину знает из того, что знает он? Кто из вас приносит в наш котел хоть половину того, что он приносит? Вы тут сидите, пьете, едите, баб трахаете за его счет! За мой и за его!– Ну и что?! Пусть он теперь на нас вообще плюет, так, что ли?! – воскликнул Арслан.– Я этого не говорил. – Шакир зло посмотрел на него.– А что ты говорил?! – вскочил со стула чеченец. – Почему мы должны терпеть, должны ждать, пока он…Но договорить он не успел, потому что в следующий момент мощный удар кулака отбросил его к стене и повалил на пол.– Это я буду решать, терпеть тебе или не терпеть! – Шакир подскочил к нему, схватил за края куртки, поднял и с силой шарахнул об стену. – И ты будешь слушать, когда говорят старшие, и говорить, когда тебе разрешат, скотина! Ты понял?! – Он запустил пятерню в волосы Арслана и со всей силы ударил его затылком о стену. – Здесь все будут делать то, что скажу я! Здесь все будут слушаться меня! Здесь все будут бояться меня!Выкрикивая, Шакир каждый раз методично бил Арслана головой об стену, и гул ударов разносился по всей комнате.– Я заставлю вас всех подчиняться мне! – Ударив Арслана в последний раз, он отпустил его, и чеченец, как куль, повалился на пол.– И Ахмата? – раздался чей-то голос, и Шакир резко обернулся.Руслан сидел на диване и спокойно поглощал виноград. И смотрел на Шакира без тени страха, потому что был раза в полтора больше его.– Ты бы лучше не Арслана головой об стену, а Ахмата пару раз, – сказал он, выплюнув косточку в кулак. – Нехорошо вымещать злость на невиновном. Ты поступаешь неправильно.Все аж вздрогнули, услышав слова Руслана. И оцепенели в ожидании. Потому что сейчас Шакир вынет из кармана пистолет и голова Руслана разлетится в куски – нельзя делать замечания Шакиру и остаться безнаказанным.Но ничего не произошло. Шакир не вынул пистолет, не схватил со стола нож и не вогнал его в грудь Руслана по самую рукоятку, не размозжил ему череп тяжелой чугунной пепельницей, стоявшей на столике прямо у него под рукой, – он не сделал ровным счетом ничего.Шакир вдруг понял, что ничего сделать с Русланом не может. Со всеми остальными может, а с Русланом нет. Хотя теперь и со всеми остальными что-то сделать было мало шансов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39