С другой стороны, как и все остальное, сказанное Т.С. Давстоном.
Хотя, наверно, можно было бы. Если бы я взял на себя труд все это записать.
А мне, честно говоря, не больно хотелось.
А еда, надо сказать, была неплоха: ужин из пяти блюд из ресторана «Крэд», с добавками. Подавал его повар, которого Т.С. Давстон приобрел в комплекте с домом.
Потом, за бренди и сигарами, Т.С. Давстон продолжал говорить, и наговорил еще больше, чем за ужином. К этому моменту мы уже основательно нагрузились, и нам стало хорошо. Жюлик дремал в кресле у камина. Джеки икнула и задула свечу в дальнем углу. А я думал, как бы мне убедить ее подняться ко мне в комнату, и испытать на себе режим ДУХа «А теперь вечеринка!».
И я смотрел, как Т.С. Давстон стоит перед огромным камином, и излагает свои планы по тому поводу, по тому поводу и по всем остальным поводам, и мои мысли вдруг устремились вспять, как это бывает с мыслями, к временам, давно прошедшим и давно позабытым.
Я уже писал в первой главе, что это будет не просто биография, но, скорее, серия очень личных воспоминаний. И я свято придерживался этого. Мы были счастливы в детстве, и я знал, что впереди нас ждут хорошие времена.
Но я знал также, поскольку видел будущее, что нас ждут и плохие времена, и что Т.С. Давстона ожидает ужасный конец. Но сейчас, когда я смотрел на него, в расцвете лет, полного планов, полного жизненных сил, это казалось просто невозможным. Вот он – оборвыш, который добился успеха и разбогател. И это мой лучшайший друг.
Когда бы меня ни спрашивали о том времени, которое я провел рядом с Т.С. Давстоном, всегда имеется в виду время между 1985 и 2000 годами. Годы, проведенные в замке Давстон, и Большой Миллениум-бал.
Действительноли произошли все те невероятные события? Правдой ли было то, о чем мы читали в бульварных газетах? Что ж, ответ: да и да. Они действительно произошли, и все это было правдой.
Но кроме этого было еще столько всего.
И я об этом расскажу.
17
Состояние здоровья короля ухудшилось, начались страшные приступы, от которых он выкатывал глаза ужаснейшим образом, и бил себя в грудь.
Когда на него находило безумие, он выкрикивал грязные ругательства, выражаясь, как не подобает христианину. Только его трубка приносила ему тогда успокоение.
Сайлас Кэмп (1742–1828)
– Знаешь, он Ричард, – сказал Норман.
Я поднял глаза от своей кружки со «Смертью-от-сидра». Мы сидели в «Веселых садовниках», единственном приличном питейном заведении в Брэмфилде. Стояло лето восемьдесят пятого, самое жаркое за всю историю метеонаблюдений. Снаружи асфальт на дорогах шел пузырями, а количество жертв солнечного удара в Лондоне каждую неделю увеличивалось на тысячу. Ходили слухи о близкой революции – но только в тени.
– Ричард? – спросил я.
– Ричард, – сказал Норман. – Рифмуется с «психопат».
– А, – сказал я. – Это, видимо, опять брентфордский рифмованный сленг пятого поколения, который я не считаю ни особенно умным, ни особенно забавным.
– Да нет, это как раз очень просто. Ричард Дадд – психопат. Ричард Дадд (родился тогда-то, умер позже) писал картины про призраков и фей, прирезал своего папашу и умер в психушке.
– Не в бровь, а в глаз, – хмыкнул я и поглядел на Нормана. С возрастом бакалейщик несколько округлился. Лицо у него, впрочем, оставалось приятным: честное лицо, которое с востока и запада огораживали нелепые бачки, похожие на люля-кебаб. Что до волос, их почти не осталось, а то, что еще имелось, было насильственным путем, с помощью изрядного количества мази, уложено прядями через лысину – в точности, как у лидера лейбористов Артура Скаргилла, если помните; большинство женщин такая прическа обращает в немедленное бегство.
В основном, все же, груз прожитых лет он принимал не слишком всерьез и не прибегал к особенным уловкам, чтобы скрыть его. Животик у него нависал спереди над поясом штанов, а задница выпячивалась, соответственно, сзади. Халат его был безукоризненно чист, туфли начищены до абсолютного блеска, а сам он был весел, хотя и не развязен.
Он был женат, но развелся: его жена сбежала с редактором «Брентфордского Меркурия». Он принял это философски.
– Женишься на красавице, – сказал он мне, – и она, вероятно, сбежит к другому и разобьет тебе сердце. Если же, как в моем случае, ты женишься на уродине и она сбежитс другим идиотом, кто в выигрыше?
Нормана вызвали в замок Давстон, чтобы он поработал над «укреплением замка». Он жаждал поскорее вернуться в свою лавку, не меньше, чем я – в свою оранжерею. Но Т.С. Давстон находил для нас все новые и новые задания.
– Итак, – сказал я, – он Ричард. А ты, собственно, о ком?
– О Т.С. Давстоне, разумеется. Не говори мне, что от твоего внимания ускользнул тот факт, что этот человек – полный псих.
– В нем есть определенная эксцентричность.
– И в Ричарде Дадде тоже была. Смотри, что я тебе покажу.
Норман порылся в карманах халата и вытащил пачку смятых чертежей.
– Убери со стола свою пижонскую записную книжку, дай мне разложить их.
Я сбросил свой «Файлофакс» на пол.
– Что там у тебя? – спросил я.
– Планы садов замка Давстон, – Норман расправил складки и стряхнул с чертежей крошки кекса. – Все, разумеется, совершенно секретные и конфиденциальные.
– Ну конечно.
– Видишь вот это? – показал на чертеж Норман. – Это все – поместье вокруг дома. Примерно одна квадратная миля. Неплохой участок. На нем размещены сады, викторианский лабиринт, декоративные пруды, прогулочные аллеи.
– Красиво, – сказал я. – Я уже прогулялся, почти везде.
– Ну так вот, все это идет под нож. Все или большая часть. Бригада землекопов приезжает на следующей неделе.
– Это же подсудное дело.
– Сады – его. Он может делать все, что захочет.
– Ты хочешь сказать, что он может делать с нимивсе, что захочет.
– Как угодно. Теперь смотри сюда, – Норман выудил из другого кармана смятый обрывок прозрачной пленки и поднял его на просвет. – Узнаешь?
На пленке был напечатан жирный черный логотип Давстона, тот самый логотип, что так расстраивал покойного викария Берри. Три головастика, играющие в догонялки.
– Знак Зверя, – ухмыльнулся я.
– Не корчи из себя идиота, – сказал Норман. – Этим знаком алхимики обозначали Гею.
– Кого?
– Гею, богиню Земли. Она родила Урана, а от него – Крона, Океана и титанов. В алхимии ее часто представляют три змеи. Они символизируют серу, соль и ртуть. Союз этих трех элементов в космическом горниле символизирует соединение мужского и женского начал, порождающее философский камень.
– Иди ты, – сказал я.
– Сам иди. В конечном итоге этот символ означает союз растительного и животного царств. Человек и природа, все такое. Черт возьми, уж я-то знаю, я этот логотип ему и разработал.
– Ой, – сказал я. – Прошу прощения.
Норман наложил кусок пленки на карту.
– Ну, что ты теперь видишь? – спросил он.
– Офигенно большой логотип, наложенный на карту поместья.
– И то же самое ты увидишь с самолета, когда выровняют грунт и пересадят деревья. Логотип, выведенный зелеными деревьями по коричневой земле.
– Знаешь, он Ричард, – сказал я.
– Мне это не дает покоя, – сказал Норман. – А он тут еще со своей невидимой краской. Не надо было ему рассказывать.
– Не помню, чтоб ты мне рассказывал.
– Совершенно секретно, – сказал Норман, и постучал пальцем по кончику носа.
– Ну так?
– Ну так вот. Он обсуждал со мной цвет, который хотел бы использовать для новой марки сигарет. Сказал, что ему нужно что-нибудь откровенно бросающееся в глаза, чтобы выделялось среди всего остального. А я сказал, что если выбрать красный – не ошибешься. Все самые продаваемые товары – в красной упаковке. Наверно, это имеет какое-то отношение к крови и сексу. А потом я сделал ошибку и рассказал ему об этой новой краске, над которой я работал. Она ультрафиолетовая.
– Но ультрафиолет невидим, – я глотнул из кружки. – Человеческий глаз его не различает.
– В этом-то все и дело. Если ты сможешь получить непрозрачную ультрафиолетовую краску, то все, что ты ей покрасишь, станет невидимым.
– Фигня, – сказал я. – Не может такого быть.
– Почему нет? Если ты красишь что-нибудь непрозрачной краской, ты же не видишь то, что покрасил – только слой краски.
– Да, но ультрафиолет невидим.
– Именно. Поэтому, если ты не видишь сквозькраску, ты не видишь того, что под ней, так?
– Здесь, должно быть, есть логическая ошибка, – сказал я. – Если краска не видима глазом, ты увидишь предмет, который ей покрашен.
– Не увидишь – если краска непрозрачная.
– Ну и что, ты сделал все-таки такую краску?
Норман пожал плечами.
– Может, и сделал.
– Сделал или нет?
– Не знаю. Думаю, что сделал, но сейчас никак не могу найти банку из-под варенья, в которую я ее налил.
Я сделал гримасу, которая должна была обозначать: «не вешай лапшу».
– А Т.С. Давстон, я так думаю, пожелал купить у тебя банку-другую твоей чудо-краски?
– Все, что смогу сделать. Как он сказал, из чисто эстетических соображений. Он хочет выкрасить ей всю колючую проволоку на верху изгороди.
Я встал и направился за очередной порцией сидра. У стойки хозяин заведения любезно обратил мое внимание на то, что я уронил свою пижонскую записную книжку.
– Все еще работаете в большом доме? – спросил он.
– Стал бы я пить в такой дыре, как эта, если бы там не работал?
Он долил мою кружку, стоящую под краном.
– Думаю, нет. Правда ли то, что говорят о новом лэрде?
– Может быть.
Хозяин присвистнул.
– Я однажды попробовал. Потом пришлось неделю член в йоде отмачивать, чтобы отбить запах.
Я заплатил за сидр и вернулся к столику.
– И вот еще что, – сказал Норман. – Он вбил себе в голову, что наш мир, каким мы его знаем, погибнет ровно в двенадцать в последнюю ночь тысячелетия. Говорит, что знает это уже много-много лет и что он подготовится к этому.
– Завтра принадлежит тем, кто способен предвидеть его приход.
– Это моя фраза, – сказал Норман. – Он ее у меня своровал.
– Тебе никогда не надоедает, что он постоянно ворует твои идеи?
– Да нет. В конце концов, он мой лучшайший друг.
– Но он Ричард.
– Ну конечно, Ричард и есть. Но я не могу позволить этому помешать нашей дружбе.
Мы допили сидр, и Норман принес еще по кружке. – Хозяин напоминает тебе, чтоб ты не забыл свою пижонскую книжку, она все еще валяется на полу. – Он поставил кружки на стол.
– Давай-ка быстренько прикончим их, – я имел в виду кружки, – и вернемся к нашей работе.
– Не сегодня. Т.С. Давстон сказал, что у нас выходной после обеда. У него очередная секретная встреча.
– Вот гад. Хочется закончить поскорее.
– Мне тоже, но нам запрещено возвращаться сегодня вечером.
Я сделал большой глоток «смерти-от-сидра».
– Хотел бы я знать, что они там обсуждают на своих секретных совещаниях. А ты?
Норман пожал плечами.
– Мы всегда можем прокрасться внутрь и посмотреть по телевизору.
– Какому телевизору?
– Кабельному. Я установил локальную сеть кабельного телевидения в прошлом месяце. В каждой комнате – скрытые камеры.
– Что? Даже в моей спальне?
– Разумеется.
– Значит, он смотрел, как я занимаюсь сексом?
– Ну, даже если и смотрел, то мне записи не показывал. Что касается тебя, я видел только кадры с порнушным журналом и коробкой салфеток.
Послышались непонятные захлебывающе-задыхающиеся звуки. Издаваемые мной.
– Вот-вот, именно такие звуки ты и издавал.
– Сволочь, – сказал я. – Сволочь!
– Как скажешь. Видел бы ты мои записи.
– Твои?
– Ну да. Из моейспальни. Хозяин «Садовников» рекомендовал йод.
– Ты хочешь сказать, что в твоей спальне тоже есть скрытая камера?
– Конечно. Я ее сам устанавливал.
– Но…, – сказал я. – Если ты… Ну, то есть… Зачем… То есть…
– Вот именно, – сказал Норман. – Никаких церемоний, а?
Мы допили сидр, и прокрались обратно в замок Давстон.
Норман провел меня внутрь через дыру, которую он оставил в ограде.
– Не выношу всей этой церемонии у главных ворот, – сказал он. Лично я всегда прохожу здесь.
Мы обогнули огромный зловещий замок, и Норман отпер дверь в подвал.
– Я случайно сделал себе лишний ключ, – объяснил он. – Исключительно из соображений удобства.
Когда мы вошли внутрь, Норман повел меня по бесконечным коридорам, открывая одну дверь за другой бесчисленными лишними ключами, которые он себе сделал из соображений удобства. В конце концов мы оказались в комнате глубоко под землей. Низкий потолок и стены комнаты были выкрашены белой краской, а одна стена вся состояла из телеэкранов, перед которыми стояла пара удобных кресел. Мы уселись, и Норман взял в руки пульт дистанционного управления.
– Ну, поехали, – сказал он, нажимая на кнопки. – Смотри, вот твоя спальня, вот – моя. А вот и кухня – что это там Жюлик делает с курицей?
– Просто невозможно поверить. А в комнате для совещаний тоже есть скрытая камера, а?
– Есть. Имей в виду, Т.С. Давстон про нее не знает. Я установил ее так…
– Из соображений удобства?
– Скорее, из вредности. Хочешь посмотреть, что там происходит?
– Чертовски хочу.
Норман нажал несколько кнопок, и на экранах появился стол в комнате для совещаний, видимый откуда-то сверху. Я опознал макушку Т.С. Давстона; остальные пять оставались для меня тайной.
– Интересно, кто эти ребята? – спросил я.
– Они не все ребята. Лысая макушка – женщина. Я знаю, кто они.
– Откуда?
– Узнал на фотографиях в картотеке Т.С. Давстона.
– В той, которую он хранит в запертом шкафу?
– В очень надежно запертом шкафу. Я сам его сконструировал. У него задняя стенка открывается – на тот случай, если ты забыл, куда положил ключ.
Я покачал головой.
– А звук можешь включить, чтобы было слышно, о чем они говорят?
– Могу, конечно. И объясню, кто есть кто.
Вообще говоря, история может похвастаться многими важными совещаниями. То есть, если бы не все эти важные совещания, история, скорее всего, и не была бы похожа на ту историю, которую мы сейчас знаем. То есть история, может быть, вся и состоит только лишь из таких важных совещаний, когда смотришь в корень. То есть история, может быть, и есть только лишь эти самые важные совещания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34