..
– А я и сама не знаю. Во-первых, меня всю жизнь окружали такие идиоты, что я не сразу и поняла, что они поглупели еще больше. У нас в квартале живут в основном эмигранты из России и Украины. Так напротив нас живет Сима Соломоновна из Жмеринки, которая привыкла выливать грязную воду прямо на улицу, на белье, которое сушат ее соседи этажом ниже. Я понимаю, что в условиях сельской местности это еще ничего, но тут же цивилизованная страна! Так говорят они сами!.. И потому должна ли я удивляться, видя, как Сима Соломоновна, одичав на семь тысячелетий назад, с рычанием выкидывает из дома старый радиоприемник, который слушал еще ее дедушка в подвале на Украине, спасаясь от погромов. А вот рядом со мной живет… точнее жил Вова Гершман. Душевный человек! Шуточки y него были дурацкие-дурацкие! У него свое кафе. Так однажды около этого кафе рванула бомба, подложенная каким-то дурным арабом, так Вова Гершман взял ружье и пошел искать этого араба, потому что тот араб, представьте, не оставил визитной карточки. С собой Вова Гершман забрал всех своих официантов и повара, а к дверям присобачил объявление: «Никого нет. Все ушли на фронт. Будем к обеду». Юморист затасканный! Так вот я вам скажу, милые, что этот Вова Гершман после этого вашего катаклизма даже поумнел, что ли. Надо полагать, что семь тысячелетий назад здесь жили люди поумнее нынешних обитателей, и теперь Вова Гершман и Сима Соломоновна подпитываются от их энергетических информационных полей. Я правильно понимаю?
– Да мы сами пока что не очень хорошо понимаем, – отозвался Афанасьев. – А ты где была в момент… ну, в общем, когда всё произошло?
– А когда всё произошло?
– Мы поместили семь Ключей в сферу примерно в пять утра, – басом отозвался старый Вотан Борович. – И если сила отмычек обняла весь мир мгновенно, то утренняя заря осветила уже дикий Иерусалим.
– Честно говоря, у меня и без катаклизма вышла смятая ночь, – заявила Ксения. – Я поссорилась со своим молодым человеком, если эту двуногую скотину вообще можно именовать человеком после его хамских выходок. Ушла из дома, побрела куда глаза глядят. Наткнулась на русских туристов и с горя выпила. Со мной такое редко бывает, но часто случается, как говорил еще один юморист типа Вовы Гершмана. Но на этот раз я что-то особенно отличилась. Вот представьте – проснулась под деревом! Как приличная девушка, да еще с таким отчеством, как у меня, вообще может представить, что такое ночевка под деревом! Кстати, под деревом как раз в… Гефсиманском саду. Как я туда попала, сама до сих пор не понимаю.
– Под деревом? – вдруг подал голос Вотан. – Под старым оливковым деревом с узловатым стволом и двумя дуплами почти у самой земли?
– Да разве я упомню, – махнула рукой девушка, – тут такая кутерьма завертелась, что у меня память вышибло! Ужас, ужас!.. Я потом расскажу, когда немного в себя приду. А вы-то как остались в норме? Ведь такой кошмар творится!
– То ли еще будет, – великодушно пообещал Колян. – Тут, типа, такой жесткий расклад, что мало никому не покажется, даже уважаемому Вотану Боровичу. – И Ковалев на всякий случай предупредительно взглянул на грозного дионского патриарха. Тот сидел с каменной физиономией и, казалось бы, нисколько не квалифицировал слова Коляна как хамство. И потому Ковалев, приободрившись, продолжал: – Ксюша, тут, понимаешь, такая нездоровая канитель нарисовалась. Было это около полугода назад. Ну, представь себе. Трое школьных друзей прекрасно проводят время на даче самого крутого из них, то есть у меня, Коляна Ковалева, типа.
– Скромный, – улыбнулась Ксения, слегка вытягивая гласные.
– Конец мая, теплынь, травка зеленеет, водочка потеет, – поэтично продолжал Колян, не обращая внимания на слова Ксюши, – благодать, словом. И вдруг на тебе: снег повалил. Ну что за отстой? Полная непонятка, типа. И тут на мою дачу явились какие-то мужики странного вида, с ними две бабы, – Колян оглянулся на Галлену, которая сидела с абсолютно спокойным видом, хотя, конечно, всё прекрасно слышала, – а на дворе у моего новенького джипа, нулевой тачки, которую я только тогда купил за семьдесят штукарей баксов… козел ростом с лошадь бампер обгладывает! И что я после этого должен думать? Хотел уже было дать себе обещание лечиться от алкоголизма, хотя у меня его и в помине не было никогда – это, типа, по работе в напряг идет. А потом началось такое, типа!..
И Колян начал излагать Ксении свою версию происшедшего, совершенно игнорируя то обстоятельство, что Женя Афанасьев уже излагал Ксении перипетии их путешествий по мирам. Приключения, которые должны были казаться ей пересказом какого-нибудь тупого американского фантастического триллера – по крайней мере так это звучало в изложении Коляна. Про семь «отмычек» Всевластия, про их собирание по мирам. Когда Колян затруднялся с определением того или иного момента, ему помогали более подкованные Пелисье и Афанасьев.
– … а потом, значит, когда я остался в Древнем Египте после терок с фараоном и этим, как его… жидо… то есть пророком Моисеем… один тип попросил у меня скопировать мою татуировку, представляешь? Он там, типа, в крутых ходит, у фараона в близких, одним словом, как сказал бы Ванек, – тут Колян кивнул на своего родственника Пелисье, – бомонд. А этот бомонд, который у меня тату хотел скопировать…
– А что за тату? – спросила Ксения.
– Да так… типа наколка даже, а не тату. Это когда я еще на флоте служил…
– Ты служил?
– Ну да. Я и говорю: во флоте. Сделал себе наколку: «Колян с Балтики». Нормальная такая наколка, чисто на память пошла. А тот тип из египетских этих… как их… Женек!..
– Вельмож, – подсказал Афанасьев.
– Во-во! Этих самых! И этот вельмож мне, типа, говорит: дай-ка скопировать у тебя под ноль эту наколку. Ну, я че – от чистого сердца: давай, копируй, брателло!..
Ксения уже с трудом удерживалась от смеха.
– А этот тип из Египта, – сочно продолжал Колян, – пидором оказался!.. То есть, я хотел сказать, этим – нетрадиционной… гм… ориентации. И он, когда татуировщик переводил мою наколку на его лапу, то он начал меня слюнявить своими губами. В общем, такой урод оказался. Ну, я ему и врезал. А потом оказалось, что от того удара он…
Колян запнулся. Ксения спросила:
– Что?
– Ну, в общем, он, типа, – густо запинаясь, проговорил Колян, – в общем, он скопытился. А меня, типа… выкинуло в другую эпоху, потому что я… э-э… Женек, как там?..
– Нарушил рамки пространственно-временного континуума, – пояснил Афанасьев, – совершил качественный переход с воздействием на ткань временной ниши. Проще говоря, грохнул человека и изменил историю. И потом его выкинуло в другое время. Прямо к хану Батыю. А того типа, которого Колян приголубил…
– Женек!!!
– Ну, хорошо, хорошо, если тебе более прилична такая лексика, то – замочил. Нормально? – переспросил Афанасьев. – Ну и вот, Ксюша, похоронили того вельможу. Пролежал он, понимаешь, в своей гробнице две с половиной тысячи лет, если не больше. А в один прекрасный летний день вот этот гражданин Французской республики, замечательный археолог…
Пелисье церемонно поклонился.
– …откопал древнеегипетскую мумию, а у нее на руке – татуировка!
– «Колян с Балтики»? – смеясь спросила Ксения.
– Да вот именно! И главное, экспертиза подтвердила, что мумии столько и есть – две с половиной тысячи лет! Думай, называется, что хошь! И Пелисье там надумал такого, что самому страшно стало. А куда денешься? Ну, не укладывается в голове, оттуда современный русский язык может быть в Древнем Египте! То есть… тогда не укладывалось. А сейчас уже куда проще соразмерить, сопоставить. Большое видится на расстояние… вот мы и напридумывали непонятно чего, когда века, разделяющие нас и мумию, куда-то исчезли. Точнее – вот они – убрали.
И Афанасьев, который и произнес всю эту речь, указал на дионов, которые с некоторой настороженностью прислушивались к разговору людей, но сами вступить в него не торопились.
– У них есть способность проникать в сколь угодно далекое прошлое и оставаться там некоторое время, пока силы пространственно-временного континуума не выкинут их в исходную точку, – продолжал Женя. – Я же тебе говорил, но сразу это воспринять сложно, так что я готов повториться. Они проникают в прошлое… И с собой они могут брать в прошлое простых смертных, таких, как я. Вот таким манером лично я, простой журналист Евгений Афанасьев, родившийся в конце двадцатого века, а если точно, то 19 октября 1976 года, познакомился с пророком Моисеем, фараоном Рамсесом, товарищем Сталиным, ханом Батыем и прочими замечательными деятелями прошлого, чтоб их всех!.. И, как верно заметил Колян, – то ли еще будет! Вот такие дела, Ксюша. А ты говоришь – Апокалипсис. Всё произошло из-за того, чтобы мы, именно МЫ – стерли весь информационный и культурный пласт, всё то, что мы условно именуем ноосферой по определению профессора Вернадского и Тейяра де Шардена! И человечество вернулось в пещеры, будучи отброшенным в своем мироощущении на семь тысячелетий назад! Туда, в молодость человеческой цивилизации, в молодость мудрого Вотана! Вот так, Ксения, вот так!
Афанасьев умолк. Ксения смотрела на него неподвижно, не моргая. Потом шепнула бледными, безо всякого намека на косметику, губами:
– А я видела. Да, ты сказал – Апокалипсис, а до того – я сказала… Да! Я видела Апокалипсис. А что? Не смейтесь! Да и мне не смешно! «Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела»! Вы еще увидите, как горит Гефсиманский сад, или уже сгорел, и горят по всей стране деревья, которые дикари рубят себе на костры для жарения обеда! «Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море»! Наверно, вы не видели, как падали самолеты, пилотируемые одичавшими летчиками, – горели, взрывались, окутывались клубами пламени!..
– Да мы видели на посадочной полосе аэропорта Бен Гурион, – тихо сказал Пелисье. – А вот до того Бог миловал. Но и так… мало не показалось.
– Прямо напротив Иерусалима сгорел и затонул танкер с нефтью, – тихо продолжала Ксения, – взорвался химзавод… «…Видел я в видении коней и на них всадников, которые имели на себе брони огненные, гиацинтовые и серные; головы у коней – как головы у львов, и изо рта их выходил огонь, дым и сера. От этих трех язв, от огня, дыма и серы, выходящих изо рта их, умерла третья часть людей». Понимаете? Дикари влезли на оборонный химический завод, разбили резервуары и перегонное оборудование, которое они принимали за диковинных зверей с «броней»! Потому я и говорю, КАК точно всё прописано в Апокалипсисе! Многие века толковали экзегетики «Откровение святого Иоанна Богослова», склоняли и так и этак, а оказалось, что тут с применением красивых символов, изысканных литературных средств описана экологическая катастрофа! Помните, помните?.. – Ксения кричала, ее глаза горели, волосы разметались по плечам; Колян Ковалев смотрел на нее, открыв рот… – «Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „полынь“; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки!» Я выучила Апокалипсис наизусть, потому что это… поразительно – отчет о безумии, поразившем мир! Звезда «полынь» сошла на землю на моих глазах – это боевой вертолет израильской армии, упавший на ресторан при отеле на берегу Иордана! Там стояли громадные резервуары с вермутом разных сортов, этот ресторан специализировался на вермуте, а стоит ли напоминать, что вермут – это ПОЛЫННЫЙ напиток? Вермут попал в реку, в бассейны отеля, самые отчаянные перепились и устроили кровавые потехи! А все прочие спрятались в подземные коммуникации и сидят там и поныне, дикие, косматые, небритые, питаются неизвестно чем… и непонятно, когда всё это кончится!
– То есть, – робко начал Пелисье, – Иоанн Богослов в своем «Откровении» описал то, что случилось буквально две недели назад… и что содеяли мы сами, так?
– Совершенно правильно, – произнесла Ксения. – Сворачивайте туда. Осторожнее, тут всё задымлено, так что полюбоваться красотами Иерусалима не удастся. Остановите здесь. Дальше пойдем пешком.
– Да! – вдруг прогрохотал Вотан. – Именно так и было указано в моем видении. Мы сошли с железной самодвижущейся повозки и пошли к склону горы, весь верх которой был в дыму. И сад за стеной корчился от едкого дыма! Идем! Я знаю дорогу и покажу ее не хуже этой девицы, которая, похоже, воистину желает нам добра, и я был несправедлив, заподозрив в ней измену и зло!..
Ксения склонила голову.
– Благодарю вас, – тихо сказала она. – Я знала, что вы мне поверите. Да и мне самой в последнее время пришлось поверить во всё невозможное, что ни есть на свете.
Дорожки древнего сада словно выскальзывали из-под ног. Непонятно, как это происходило, но на пути от стены в глубь сада едва ли не все путешественники несколько раз могли поломать себе ноги. Тропинка словно агонизировала под ногами, как живая, земля будто не желала принимать на себя стопы незваных гостей. Довольно рассеянный дым, ползущий низко, забито припадающий к земле, дышал низменным, животным страхом, до колотья в сердце, до пота на ладонях и мутного, ватного оцепенения в подгибающихся ногах.

Деревья казались уродливыми инвалидами, древние стволы, изогнутые, изъеденные веками, молчаливо застыли в умирающей апокалиптической тишине… Жене невольно пришли на ум слова поэта: «…А в израненном парке рвалась тишина, Припадая от боли к холодной земле».
И вдруг старый Вотан остановился.
– Тут! – сказал он, указывая пальцем на развесистое, похожее на дряхлого пьянчужку старое дерево. Оно росло криво, в двух метрах от земли разделяясь на две огромные сучковатые ветви: одна шла вверх, взмывала, как мачта, – а вторая, напоминающая гигантского одеревеневшего питона, невообразимо огромную змею, покрывшуюся наростами, тянулась почти параллельно земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45