» – подумал Иван и добавил:
– Правда, закусок не обещаю.
– Ничего страшного, мы позавтракали, – сказала более стройная посетительница знакомым звонким голосом. – Знакомьтесь, эвисса. Тот самый Иван, имяхранитель. Иван, представляю вам эвиссу Ипполиту, настоятельницу храма. Меня вы, должно быть, помните.
В ее голосе прозвучал не то вызов, не то гордость за собственную юную красоту, забыть которую невозможно. Что, если разобраться, одно и то же.
Иван почтительно склонил голову перед настоятельницей, потом окинул внимательным взглядом девчонку – ту самую кудрявую грубиянку, которая приносила ему давеча залог. Красивая, язва, с этим не поспоришь. Забыть такую деву в самом деле непросто.
Он с трагическим видом развел руками:
– Увы, барышня, впервые вас вижу. А впрочем, постойте-ка… Не вы ли метете нашу улицу вместе с Фомой, дворником? – Иван сделал паузу, давая девчонке время рассердиться, и добавил, словно спохватившись: – Нет, обознался. Та, кажется, чуточку румяней и не столь откровенно курноса… Эвисса, я к вашим услугам.
Ипполита, моложавая, но уже начавшая тяжелеть матрона, царственно кивнув, прошествовала к табурету и без колебаний расположилась на нем. Коварная мебель даже не скрипнула. Возмущенно шипящая девчонка, морща очаровательно вздернутый носик, заняла место подле нее. Щеки у девчонки пылали.
– Будьте осторожны, эвисса, – поспешно предупредил Иван. – Стул расшатан до последней степени.
– Неужели? – удивилась Ипполита. – Благодарю, а я и не заметила.
Настоятельница отважно поерзала на треугольном сиденье, устраиваясь удобней. Табурет стоял как каменный.
– Знаете, Иван, – заметила она, – ведь вы не первый, кто сообщает мне об этом. Наверное, когда-нибудь поплачусь за то, что оставляю предостережения без внимания. Сонюшка, душа моя, надеюсь, ты поддержишь меня, если я вдруг повалюсь?
Имяхранителю показалось, что ее голос прозвучал почти что игриво. Видимо, ничуть она не боялась повалиться.
Девчонка почтительно положила руку ей на плечо.
– Обязательно, эвисса. – Эта-то откровенно потешалась над его заблуждением.
«Комедия «Эквилибристки и простак» – подумал Иван с некоторой досадой. Придав лицу выражение глубочайшей заинтересованности, он предложил:
– Приступим?
– Приступим, – кивнула Ипполита и спросила: – Хотите узнать, почему вас заперли?
– Только если это имеет отношение к моему заданию…
Иван сделал паузу длиной в глубокий вдох, за время которой успел заложить левую руку за спину, а правую опустить в карман – с тем чтобы принять расслабленную позу. Горг знает отчего, но он на редкость скованно чувствовал себя в присутствии этих двух улыбчивых женщин и громилы-безымянной, а главное – до сих пор не сообразил, как держаться. Почему-то жутко хотелось подтрунивать над всеми подряд, начиная с настоятельницы. Не было лишь уверенности, что, возьмись он за это непростое и, что греха таить, непривычное дело, сумеет обойтись без плоскостей и пошлостей. Поняв, что расслабленная поза вышла принужденной дальше некуда, он кашлянул и на выдохе завершил:
– …и не выходит за рамки моей компетенции.
– Ну что вы, никакого секрета тут нет, – проговорила эвисса. – Понимаете, мы строго следим, чтобы наши девушки поддерживали отличную физическую форму. Утром – гимнастика и бег на свежем воздухе, вечером – плавание. И то и другое, разумеется, без сковывающей гибкость одежды. Заточая вас… – Она замялась. – Нет, не так! Укрывая, именно укрывая вас здесь, мы заботились в первую очередь о вашем душевном равновесии. Не каждый мужчина способен хладнокровно выдержать зрелище полусотни нагих амазонок, садящихся на шпагат или делающих «березку». Вы согласны, Иван?
– Еще бы! – Он поневоле ухмыльнулся. – Но все-таки, думаю, маловато найдется и тех, кто отказался бы на это полюбоваться.
– Понимаю, – сказала настоятельница. – Что ж, проявлю добрую волю. Сонюшка, проводи имяхранителя. Пусть взглянет на танцы наших журавушек.
– Нет-нет, я отказываюсь, – быстро сказал Иван, который отнюдь не был уверен, что вид полусотни обнаженных прелестниц, занимающихся гимнастикой, – лучшая прелюдия к серьезному разговору. – Вопрос с заточением исчерпан. Давайте перейдем непосредственно к делу.
– Хорошо, – эвисса кивнула, – к делу так к делу. Думаю, нелишне пояснить, что умение Цапель сродни исключительности полноименных. Наши Имена не видны днем, поскольку место их обитания глубоко внутри организма, да и ночами взамен ноктисов под луной гуляем мы сами. И все-таки… все-таки мы столь же уязвимы для торгов. Конечно, Цапли достаточно редко гибнут в зубах этих тварей. Всего лишь становятся калеками, не способными на дальнейшее служение. Но для большинства девушек такой поворот сродни кончине.
– От одной из Цапель я слышал о гипнозе, – сказал Иван, – и о том, как здорово это чудесное изобретение способно возвращать Имена. Девушка утверждала, что сеанс-другой полностью вернули ей умение.
– О да, такой радостный для всех нас факт отмечен, но, к великому сожалению, лишь однажды. Да ведь и вас самого… – настоятельница проговорила фразу так, что Иван моментально сообразил: о нем знают значительно больше, чем ему представлялось, – самого-то вас гипноз всего лишь излечил от хандры. Выборочное действие, более чем посредственная эффективность. Нет, гипноз отнюдь не панацея. К тому же его сеансы дороговато обходятся храмовой казне, а главное… Как известно, лечить нужно причину, а не следствие. Ну и наконец, – добавила Ипполита медовым голосом, – привлечение лучшего внутри Пределов имяхранителя нам видится куда предпочтительней вызова неизвестного коновала снаружи.
– Другими словами, мне предоставляется редчайший шанс опекать в ближайшее полнолуние пятьдесят очаровательных сомнамбул? – сказал Иван, едва сдержав улыбку удовольствия. «Лучшего имяхранителя внутри Пределов»! Все-таки лесть – приятная штука.
– Добавьте – нагих сомнамбул! – Ипполита со вкусом расхохоталась. – Не вы ли минуту назад мечтали примерно о том же?
– Эвисса, вы меня положительно искушаете. Но пятьдесят!..
– О, не волнуйтесь. У вас будут помощники. Во-первых, Александр – тот привратник, что встретил вас сегодня.
– Постойте-ка, – спохватился Иван. – Да ведь он же сам…
– Полноименный, хотите сказать? Пусть вас это не беспокоит. Он, знаете ль, сиамец.
– Сиамец? – Иван вопросительно приподнял брови. – Сросшийся с Именем?
– Верно-верно.
– Ага, – сказал Иван. – Понятно. Я, конечно, наслышан, что в храме Цапли уникум на уникуме. Но чтобы до таких пределов…
– Пределов? Пределов уникальности здесь просто не существует. – Эвисса вновь игриво улыбнулась. – Во-вторых, вам поможет моя правая рука – Сонюшка. Ну и, в-третьих, Бара.
Безымянная в колпаке и золотом трико встрепенулась, проурчала коротко и вопросительно.
– В большинстве случаев Сонюшка или Александр без труда заменят десятерых, – сообщила Ипполита. – Бара – тем более. Но, боюсь, не в этот раз. Бара, подойди к мужчине. Это Иван. Он друг. Его нужно слушаться. Поздоровайся с ним, милая.
Безымянная приблизилась, с благожелательным интересом понюхала у Ивана подмышки. Затем, щекоча кожу имяхранителя горячим дыханием и кольцом в носу, понюхала за ушами. Кольцо у нее, между прочим, было золотое, и брови выбриты не полностью, как у рядовых колонов, а косыми дорожками. После чего она схватила двумя руками его локоть и с неженской силой пожала.
А потом сунулась носом в пах.
Иван отшатнулся. Ему' сделалось неловко, да и, честно говоря, жутковато. Слишком уж по-собачьи это у нее получилось. «Фанес всеблагой! – подумал имяхранитель в замешательстве. – Выкармливают ли младенцев собачьим молоком?»
Кто-то явственно хихикнул.
– Э-э… Сонюшка тоже будет знакомиться? – спросил Иван, чтобы хоть немного реабилитировать себя в глазах Ипполиты.
– Простите, эвисса, но я вовсе не обещала, что он будет хоть сколько-нибудь остроумен, – нарочито громко проговорила девушка.
– Во всяком случае, он довольно находчив, – парировал мало-помалу приходящий в себя Иван. По его мнению (несколько отличному от мнения настоятельницы), эта курносая пигалица могла заменить десятерых только в одном. В едкости.
– Вы сказали – находчивость? Забавный синоним беспомощности, – немедленно отыграла та, проявив завидную реакцию.
– Я знала, что вы найдете общий язык, – заключила Ипполита уже без тени шутливости. – Впрочем, времени для общения у вас будет предостаточно. Как минимум неделя. Думаю, с избытком хватит на то, чтобы устать язвить.
Иван смутился. Ну в самом деле, разве для того он здесь, чтобы перебрасываться колкостями с какой-то девчонкой? Он сделал осторожный шажок в сторону от дружелюбно рассматривающей его Бары (тесное соседство с этим диковинным созданием действовало на него не самым умиротворяющим образом) и повинился:
– Простите, эвисса. Обычно я более сдержан. Очевидно, здешняя атмосфера содержит что-то этакое…
– Безусловно, содержит, – подтвердила его догадку Ипполита. – Поэтому извинения решительно не нужны. Вам, наверное, не терпится узнать, почему храму Цапли, прекрасно обходившемуся до сих пор без имяхранителей, потребовалась ваша помощь?
Вообще-то да, подумал Иван. Не терпится. И хорошо бы узнать не только то, что ты мне скажешь, добрая матрона, но и то, о чем умолчишь.
Он кивнул:
– Вы видите меня буквально насквозь, эвисса.
Уже закончив фразу, Иван понял, что прозвучала она довольно двусмысленно. Запросто можно истолковать как намек на то, что имяхранитель постоянно держит в памяти умение настоятельницы залезать мужчинам в мысли.
Ипполита отрицательно покачала головой:
– Насквозь пока не вижу. Займусь этим, только если понадобится. А теперь слушайте. И попытайтесь больше не перебивать.


Плевелы долой

Государственный секрет, который давно уже вышел за пределы двора и превратился в любимую тему сплетен, если не анекдотов: мужское бессилие императора. Совсем еще молодой монарх, носящий гордое имя Василий XVIII, не был способен к продолжению рода. Его не интересовали женщины. Не то чтобы вызывали омерзение, нет. Общаться духовно он предпочитал именно с дамами (юными и прелестными), с ними же играл в лаун-теннис и шахматы, ездил на конные или морские прогулки… Плотски же контактировать – ни-ни. На какие только ухищрения не пускалась вдовствующая императрица-мать, дабы пробудить в сыне мужественность, – все было тщетно. Хуже того, настойчивое подталкивание императора к чувственной близости с представительницами прекрасного пола вызывало у Василия бурные приступы бешенства, сменяющиеся периодами затяжной апатии.
Мужчинами он, впрочем, тоже не увлекался.
Деликатное обследование (император крайне нервно относился к лекарям, считая всех без разбору отравителями отца, Василия XVII) выявило, что причины кроются, скорее всего, в психике. Собственных специалистов такого профиля на Перасе не водилось, а вызывать психолога извне, как стало модно в последнее время в среде состоятельной молодежи, – избави Фанес! По счастью, императорское семя оказалось вполне годным для продолжения рода. В крайнем случае, постановил консилиум медиков-полноименных, придется воспользоваться искусственным методом зачатия наследника. Но тут уж взбунтовалась императрица.
Монарх – это вам не какой-нибудь породистый хряк или безымянный, особо талантливый к рытью траншей. Император – это символ, и марать его образ чем-либо унизительным (а именно таковым она считала указанный метод) – преступно. И самое страшное: каково будет отношение народа Пераса к будущему наследнику, если сведения о его искусственном зачатии станут достоянием гласности? А в том, что разглашение секрета произойдет еще до появления венценосного младенца на свет, сомневаться не приходилось. Слишком велико было количество недоброжелателей всех мастей и рангов.
Выход оставался один: привлечь к тайному сражению за будущее монаршей фамилии профессиональную гетеру. Цапли с их непревзойденным умением в сфере интимных отношений казались лучшим выбором. Тем более что среди них имелось немало девушек, рожденных в самых уважаемых аристократических семьях. Выбор пал на древнейший храм Цапли, тот, что в Гелиополисе.
Ипполиту поставили в известность о высочайшей чести и высочайшей ответственности и предложили, «отсеяв плевелы», к ближайшему полнолунию представить десяток наиболее родовитых претенденток. Здоровых, привлекательных, обладающих наивысшим умением и в то же время наименее испорченных.
Тут-то и разгулялись в храме страшнейшие бури. Недавние подруги за считаные часы сделались ревнивыми соперницами. Практически каждая из полусотни Цапель считала, что лучшей, чем она, кандидатуры на роль императорской невесты не отыскать. В ход пошли весьма изощренные интриги; мало того, было зафиксировано несколько драк разной степени свирепости и даже две попытки отравления. На период, оставшийся до прибытия императрицы, все девушки без исключения отказались выполнять обязанности гетер – «копили целомудрие».
А три дня назад случилось небывалое – на одну из Цапель, считавшуюся среди самих девушек первой претенденткой на успех, напал горг. Прямо в ее комнате. Покалечить не успел, но внешность попортил основательно, и в расчет бедняжку можно было больше не брать. Спасла девушку Бара, примчавшаяся на ее вопли (соседки заявили, что сочли крики отработкой экстатического восторга) и буквально порвавшая горга в лоскуты.
На следующую ночь в саду заметили уже нескольких зверей. К счастью, обошлось без жертв, однако испытывать судьбу больше не стоило. К имяхранителю отправилась посланница.
– В минувшую ночь торгов тоже видели? – спросил Иван, без единого замечания выслушавший рассказ настоятельницы.
– Да. Двоих, – ответила Ипполита. – Александр подбил одного палкой, но тот успел убежать, пока второй делал вид, что хочет напасть.
– Ничего удивительного, они часто охотятся парой. – Иван задумался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63