Следовательно, ему уже не нужно было ждать своих ежедневных походов в больницу. Он скучал. И, возможно, впервые в жизни был одинок. Быть изгоем – это совсем не то, что добровольное одиночество.
В тюрьме он очень страдал от невозможности побыть одному. Пять лет он жаждал одиночества и клялся, что после освобождения никогда не будет воспринимать его как нечто само собой разумеющееся. Но когда у него появлялось настроение поговорить, рядом всегда были другие заключенные, с которыми он мог потрепать языком. Он всегда ел в компании.
Теперь у него никого не было. Иногда он по нескольку дней ни с кем не разговаривал.
Нельзя сказать, что от природы он был очень общительным. Как точно подметил Болли, он всегда был одиночкой. Вне всякого сомнения, эта привычка сформировалась у него в детстве. Невнимание матери научило его самодостаточности. Во всем он надеялся только на себя – пища, развлечения и отдых.
Необходимость рассчитывать только на собственные силы стала частью его натуры. Кроме того, это было оружие, с помощью которого он держал людей на расстоянии – из неприязни или недоверия. Он не видел никакой выгоды в том, чтобы кто-то имел на него влияние. Даже самая поверхностная дружба требовала вложений. Чтобы дружить, нужно не только брать, но и отдавать. И то, и другое удавалось Гриффу с трудом. Коуч и Элли в конце концов поняли это и перестали настаивать, чтобы он завел приятелей, примирившись с тем, что он предпочитает общество самого себя обществу других людей.
Но в прежней жизни он хотя бы был окружен людьми, даже если и не сходился с ними. В школе, с «Ковбоями», в Биг-Спринг. Теперь он был по-настоящему одинок. Несколько дней назад он от отчаяния позвонил одному из бывших товарищей по команде, с которым поддерживал относительно дружеские отношения.
Бывший защитник команды, владевший успешным бизнесом по разработке программного обеспечения, поздравил его с освобождением и солгал, что рад его слышать. Но когда Грифф предложил встретиться и выпить пива, парень за тридцать секунд придумал десяток причин для отказа, напирая на то, что он женат.
– Она настоящая леди, можешь мне поверить. Но держит меня на коротком поводке. Ну ты знаешь.
Откуда ему знать? Но он ясно видел, что этот большой и сильный парень, бывший игрок Национальной футбольной лиги, предпочел выглядеть в глазах Гриффа подкаблучником, лишь бы не встречаться с ним за кружкой пива.
Сегодня, не желая проводить еще один вечер в одиночестве в замкнутом пространстве своей квартиры, Грифф оделся и пошел искать компанию. Он нашел ее в одном из просторных спорт-баров в дорогом районе города. Это было шикарное место, и здесь подавали в основном фруктовое мартини, а не пиво.
Бар предназначался для молодых, красивых и богатых. Загар Гриффа был самым бледным.
Его жадно рассматривали двадцатилетние девицы в летних топиках и коротких юбочках. Он тоже пялился на них, но без особых претензий. Что удивило его, потому что у него не было секса после Марши.
Да, и Лауры Спикмен.
Не думай об этом.
Так он обрывал себя каждый раз, когда его мысли текли в этом направлении.
В круглом баре посетители стояли в три ряда. Ему пришлось ждать почти полчаса, пока освободится стул у барной стойки. Он занял место, заказал пиво и гамбургер. Он ел и смотрел бейсбольный матч, который транслировался на большом телевизионном экране, подвешенном в центре зала.
Он заметил брюнетку, сидевшую в дальнем конце бара лицом к нему. Она улыбалась ему и демонстрировала грудь каждый раз, когда ее парень – муж или кем он там ей приходился – отворачивался. В остальном Грифф не обращал внимания на происходящее в баре.
Он растянул свою трапезу на пять иннингов «Рейнджеров». Чтобы сохранить за собой стул и не возвращаться в пустую квартиру, он заказал вторую порцию пива, хотя пить ему больше не хотелось.
«Рейнджеры» выигрывали три очка. Сезон сложился для них удачно. Если они выйдут в плей-офф, он, пожалуй, заинтересуется ими. Вообще-то ему не очень нравился бейсбол. Он не мог понять спорт, в котором лучшей считалась игра, где ничего не произошло. Страстные любители бейсбола не согласились бы с ним, утверждая, что в «сухой игре» много чего происходит, но он не мог этого оценить.
Разумеется, наблюдать за игрой было гораздо интереснее, когда ты поставил на результат.
Его увлечение тотализатором началось вполне невинно. Он делал ставки ради развлечения. Еще в Университете Техаса он ставил на результат игр Национальной студенческой спортивной ассоциации и никогда на «Лонгхорнс». Но ему хотелось. Он не поддавался искушению ставить на собственные игры, пока его не взяли «Ковбои».
У психиатра, который консультировал его в Биг-Спринг, была на этот счет своя теория. Он говорил, что Грифф чувствует вину за то, что ему повезло. Когда он учился на последнем курсе, «Лонгхорнс» выиграли национальный чемпионат. Ему не хватило двух голосов, чтобы получить приз Хисмана, вручавшийся лучшему игроку университетского футбола. В тот год он был первым кандидатом на переход в профессиональную лигу и завидным приобретением для «Ковбоев», у которых закончил спортивную карьеру один из лучших защитников. После подписания контракта фотография Гриффа появилась на обложке журнала «Sports Illustrated». Слава и деньги в двадцать три года могут вскружить голову.
Психиатр считал, что Грифф играл в тотализатор в тайной надежде, что он будет пойман, наказан и лишится всего, в том числе любви Коуча и Элли. Врач особенно подчеркивал этот момент: «Коуч Миллер, вероятно, единственный человек в мире, которого ты уважаешь и к которому привязан. Тем не менее ты сознательно сделал то, чего он никогда не простит, – то, что нанесет непоправимый ущерб вашим отношениям».
Он делал вывод, что на уровне подсознания Грифф полагал, что должен быть наказан за все хорошее, что у него было, – начиная с того, что Коуч дал ему дом, и заканчивая его положением куортербека в далласских «Ковбоях» – потому что в глубине души считал эти подарки судьбы незаслуженными. Его падение стало самореализующимся прогнозом.
Может, он был прав.
Или все это чушь собачья.
Он делал ставки, потому что это ему нравилось и потому что это сходило ему с рук.
Отхлебывая пиво и стараясь растянуть бокал на подольше, он лениво размышлял, какую сумму поставили на результат игры «Рейнджеров». Интересно, сколько заработают его бывшие партнеры из роскошного офиса в Лас-Колинас за эти девять иннингов? Много, в этом можно не сомневаться. На парней из «Висты» работали букмекеры по всей стране.
Теперь одним меньше, потому что Билл Бэнди на них больше не работает.
Грифф надеялся, что этот сопливый маленький доносчик теперь медленно поджаривается на самой горячей сковородке в аду.
– Ты сделал ставку?
Погруженный в свои мысли, Грифф повернул голову вправо, чтобы убедиться, что обращаются именно к нему. Мужчина на соседнем барном стуле пристально смотрел на него и недобро ухмылялся.
– Прошу прощения?
– Спроси его еще раз, – к первому подошел еще один парень. Выражение его лица было таким же свирепым, как у приятеля, а глаза точно так же покраснели от избытка выпитого.
– О чем спросить? – спокойно поинтересовался Грифф.
– Я спросил, сделал ли ты ставку на эту игру? – тот, что сидел на стуле, ткнул пальцем в экран.
– Нет, – Грифф отвернулся, надеясь, что разговор окончен.
– Ты больше не играешь на тотализаторе?
Не обращая на него внимания, Грифф потянулся за своим бокалом.
Сидевший на стуле мужчина ударил его по руке, и пиво пролилось на стойку.
– Эй, козел! Ты что, не слышишь? Я задал тебе вопрос.
Теперь стоявшие рядом посетители услышали оскорбительные слова, произнесенные в его адрес. В динамиках продолжала реветь музыка, в которой преобладали звуки ударных инструментов. На экране транслировалась игра. Но разговоры стихли, и все внимание было приковано к ним.
– Мне ни к чему неприятности, – тихо сказал Грифф. – Парни, может, притормозите и посидите где-нибудь, пока не протрезвеете?
Но он знал, что просто так они не уйдут. Второй зашел сзади и подвинулся ближе. Грифф спиной чувствовал его агрессивную, вызывающую позу.
Он нашел взглядом бармена и махнул, чтобы ему принесли чек. Бармен поспешил к компьютеру на кассе. Грифф посмотрел на брюнетку, которая все еще заигрывала с ним. Она потягивала напиток через соломинку, разглядывая Гриффа через узорчатое стекло бокала. Ее спутник тоже смотрел на него.
– Наверное, он ставит только на те игры, которые сдает, – сказал парень, стоявший позади Гриффа.
– Долбаный жулик, – первый парень вновь ударил его, довольно сильно. – Долбаный, долбаный лгун…
Движение Гриффа было похоже на молниеносный бросок змеи. Он сжал запястье обидчика и резко прижал его к барной стойке, как в решающем броске армрестлинга.
Тот взвыл от боли. Второй прыгнул Гриффу на спину и повис, как мешок, набитый свинцом. Грифф встал со стула и попытался стряхнуть его. Он услышал громкий топот ног – посетители спешили отойти подальше. Послышался звук бьющегося стекла.
– Прекратите, – двое вышибал оторвали парня от спины Гриффа.
Один из них толкнул Гриффа в плечо, заставив его отступить на несколько шагов.
– Я не напрашивался на неприятности, – Грифф поднял руки вверх. – Мне это ни к чему.
Вышибалы схватили его обидчиков, препроводили к выходу и, не обращая внимания на пьяные протесты, выставили из бара. Все взгляды были прикованы к Гриффу, особенно теперь, когда его узнали. Произнесенное шепотом имя расползалось по толпе, как позорное пятно.
Бармен протянул ему чек. Но не успел Грифф отсчитать купюры, как рядом с ним появился молодой человек в модном костюме. Вероятно, менеджер или администратор.
– За счет заведения, – сказал он бармену, и тот забрал чек.
– Спасибо, – поблагодарил Грифф.
Но лицо молодого человека не выражало гостеприимства.
– Я прошу вас уйти и больше сюда не возвращаться.
– Я ничего не сделал, – от гнева и смущения лицо Гриффа запылало.
– Я прошу вас уйти и больше сюда не возвращаться, – повторил молодой человек.
Грифф пристально смотрел на него в течение нескольких секунд, затем отодвинул его в сторону и прошел мимо. Толпа расступилась, освобождая дорогу, а один из вышибал открыл ему дверь. Но когда он проходил мимо, то услышал, как вышибала произнес: «Долбаный лгун».
Снаружи воздух окутал его, словно влажная простыня. Но ему легче было перенести слишком влажную атмосферу, чем справиться с душившим его гневом. Он тихо сидел, пил пиво и никого не трогал, а его попросту выставили вон – парень в одной из тех рубашек, от которых он отказался в «Нимане», потому что они выглядели слишком по-женски.
Пошли они. В «Дайри Квин» гамбургеры вкуснее, да и стоят гораздо дешевле. И что его так задело?
Черт, его унизили в присутствии людей, которые обычно приветствовали его. Превратиться из суперзвезды далласских «Ковбоев», окруженных фотокорреспондентами и визжащими фанатами, в человека, которого выставляют из приличной закусочной, – это настоящее унижение.
Он подошел к машине и отпер ее. Но не успел он открыть дверцу, как кто-то схватил его сзади и с силой толкнул на тротуар.
– Мы с тобой еще не закончили, – это был парень из бара, тот самый, который заговорил с ним первым. Его приятель стоял рядом. Они не были пьяны. Трезвые, как стекло. И теперь Гриффу стало ясно, что это не обиженные фанаты.
– За мою руку, – прорычал парень, погружая кулак в живот Гриффа.
Нет, подумал Грифф, чувствуя, как подгибаются его колени, эти парни не болельщики, перебравшие пива. Они профессионалы.
12
– Фостер?
– А?
– Ты завтра поедешь в офис?
Он отложил книгу и посмотрел на Лауру. Она принесла домой документы. После обеда она сидела на диване в библиотеке, просматривая разные отчеты.
– Если ты хочешь.
– Кое-что здесь выше моего понимания, – сказала она. – Технические вопросы, которые требуют твоего участия. Прошла почти неделя, как ты не появлялся на работе. Думаю, тебе важно бывать в офисе, когда ты можешь.
– Ты полагаешь, без кота мышам раздолье?
– Нет, – улыбнулась она. – Потому что они знают, что я разболтаю о тех, кто отлынивает от работы. – Она нерешительно помолчала, а затем прибавила: – Думаю, что это важно для тебя.
– То есть ты считаешь, что это я отлыниваю от своих обязанностей?
– Пытаешься затеять ссору? – она уперла руки в бока, изображая возмущение.
– Ладно, больше не буду тебя дразнить. Но ты же понимаешь, что если я физически не присутствую в офисе, это не значит, что я не работаю.
– Я знаю, что твой мозг всегда занят, но присутствие в офисе дисциплинирует.
– Ты выполняешь свои обязанности так же хорошо, как и замещаешь меня. – Он внимательно посмотрел на нее: – Двойные обязанности – это для тебя не слишком много?
– Ты так считаешь? – Он затронул болезненную тему.
– Вовсе нет. Просто я заметил, что ты выглядишь усталой.
Она помолчала, чтобы успокоиться.
– Дело в тебе, а не во мне. Ты любишь «Сансаут». Это твоя жизнь. Тебе нужна авиакомпания не меньше, чем ты ей. А когда мы в последний раз обедали в ресторане?
Его голова слегка откинулась назад.
– Прости. Я, кажется, упустил нить разговора. Когда мы сменили тему?
– Мы не меняли. Это одно и то же.
– Неужели?
– Мы теперь редко видимся с друзьями. Я уже не помню, когда мы ходили к кому-то в гости или сами приглашали кого-то на партию в карты или воскресный завтрак. Ты все время сидишь здесь. А я занимаюсь только работой. Я люблю свою работу, и я не жалуюсь, но… – Она опустила голову и умолкла, не закончив фразы.
– У тебя месячные.
Она вскинула голову, встретилась с ним взглядом, и ее плечи постепенно обмякли.
– Прости, – она кивнула.
– Я догадался, – он виновато поморщился.
– По моему нытью?
– Нет, это первое утро, когда я не спрашивал у тебя о месячных.
– Фостер…
Она ошибалась. На его лице отражалось не сожаление, а самобичевание. Он тщательно следил за ее циклом, спрашивая о нем каждый день, а иногда и несколько раз в день.
– Я все испортил этим утром, когда не проснулся вовремя и не увидел тебя до того, как ты уехала на это утреннее совещание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51