Во Францию граф решает вернуться лишь во время консульства Бонапарте. Его поначалу не продвигают по службе, но зато и не арестовывают, что уже было немало.
И, наконец, граф Нарбонн, благодаря случаю и благодаря своей феноменальной хитрости, резко прорывается вверх и не сразу, но становится в итоге при Бонапарте кем-то вроде главного шпиона.
Это все, что я хорошо знал и без Кутайсова, но вот добавления, которые он сделал, были просто ошеломительными, настолько ошеломительными, что в них как-то трудно поверить, во всяком случае сразу. Но Кутайсов утверждает, что эти сведения вполне достоверные и были им получены через Талейрана. Еще он ссылается на какие-то неизвестные в печати письма мадам де Сталь, конечно, имеющей что рассказать о своем старинном приятеле графе де Нарбонне.
Итак, совершенно новое, неслыханно новое в информации генерала Кутайсова сводится к следующему.
Граф Нарбонн – вовсе не граф Нарбонн. Ни больше ни меньше. А скорее, он принц. Вот так-то. Услышав такое, я, естественно, опешил, но виду не показал, продолжал спокойно слушать.
Кутайсов вопросительно смотрел на меня: он ожидал увидеть на моем лице явные следы изумления, и ему хотелось удивить начальника военной полиции, но я помалкивал.
Принцесса Аделаида приходится теткой несчастному королю Людовику XVI. Как-то очаровательная принцесса ненароком забеременела от наследника-дофина, то бишь от своего родного племянничка. Дабы скрыть грех принцессы, из Пармы вызвали графиню Нарбонн. Последняя, естественно, согласилась назваться матерью ребенка.
Мальчик воспитывался под опекой принцессы Аделаиды, которая души в нем не чаяла. Когда он немного подрос, она назначила его своим пажом, а затем и камер-юнкером. Но, конечно, мнимый де Нарбонн отлично знал и знает, что в его жилах течет королевская кровь. И это объясняет, почему Нарбонн спасал тетку короля: он спасал не тетку короля, а свою родную мать и свою мнимую мать.
Да, этот светский шалопай и придворный хитрюга, выходит, оказался верным сыном. Хитрость в соединении с верностью – это довольно редкое сочетание. Вправду говорят, что де Нарбонн чрезвычайно опасен.
Не знаю, верить ли до конца этой истории, но на заметку ее взять надо.
Так что не исключено, что к нам едет не граф де Нарбонн, а принц Бурбон!
В общем, можно сказать, что этот завтрак у графа Александра Ивановича Кутайсова получился просто захватывающим.

Апреля 24 дня. В десятом часу вечера

После обеда пришел старик аптекарь. Принес новую записку, переданную из Варшавы.
Случилось удивительное: мальчишка свел знакомство с самим бароном Биньоном, послом и по совместительству резидентом Бонапарта в Варшаве. Более того, каким-то непостижимым образом он втерся Биньону в доверие, более того, cумел себя выдать за активного сторонника Бонапарта.
Но поразительнее всего вот что: барон Биньон сказал мальчишке, что берет его к себе секретарем (что не удивительно: Закс-младший знает кучу языков).
Вот так-то! Это совершенно неслыханная удача. Ни одному из моих сотрудников такое никогда до сих пор не удавалось.
Я велел передать старику, чтобы сын его, не раздумывая, соглашался на предложение барона Биньона.
И еще поблагодарил его за сына – старик чуть не зарыдал при этом. И хотел уже вручить ему пачку ассигнаций, но он настолько решительно замахал руками, что мне даже стало стыдно за себя.
Никак не думал, что самых больших патриотов России я встречу в виленских жидах. Тут есть какая-то загадка, но я не берусь ее разгадывать (может быть, потом, когда на покое примусь за свои мемории).
Мне так же непонятно и то, зачем поляки столь упорно цепляются за Бонапарта, ведь он никогда не даст им свободы, а вот государь Александр Павлович в своих заигрываниях с ними может зайти достаточно далеко. Поляки могли бы им пользоваться, и это было бы умно, но они предпочитают измену. Да, странно и непоследовательно они себя ведут, в высшей степени странно.
Но какой чудный мальчишка оказался! А ведь закончится война, опять засядет за свой «Зоар» или, скорее всего, побежит все-таки к ребе Шнеуру-Залману, что очень жаль – столь даровитых шпионов, на самом деле, я почти не встречал на своем пути. Но ничего тут не поделаешь, деньгами ведь его не заманишь. Одно утешение, что он сейчас еще успеет пригодиться России-матушке – война ведь даже и не началась еще.
Интересно, как его захочет использовать барон Биньон? Может, в Вильну зашлет? Тут-то мы всех и вывели бы на чистую воду. Но оставим пока мечтания.
Около семи часов я встречался с государем.
Завидев меня, он тут же со смехом сообщил, что графы Кочубей и Нессельроде, заправляющие внешней политикой Российской империи, уже получили известие о готовящемся визите дивизионного генерала Нарбонна. Кочубей, говорят, был к Александру Павловичу прежде очень близок, но теперь между ними охлаждение. Тем не менее именно ему император поручил заведывание внешними сношениями, и это не случайно – граф занимается дипломатией чуть ли не с детских лет. Поручить-то поручил, но говорит о Кочубее и напарнике его Нессельроде с явной издевкой.
Так, совсем уже издевательски, государь добавил: «Кажется, милейший Санглен, они узнали об этом последними, но все-таки узнали до приезда графа, могло быть гораздо хуже».
Кстати, о королевском происхождении Нарбонна Александр Павлович прекрасно осведомлен, это я ничего не знал, хорош начальник высшей воинской полиции! Ничего не скажешь!
Заговорили о министре Балашове.
– Санглен, он тобой недоволен, – сказал государь.
– Почему же, ваше величество? – осведомился я.
– Ты чересчур успешно разыскиваешь французских шпионов, – улыбаясь, отвечал он и добавил потом, подмигнув мне: – Так ты всех переловишь со своими резвыми ребятами, и ему ничего не останется. Пожалел бы человека.
– Ваше величество, – парировал я. – Ежели бы вы с Балашовым могли только представить себе сколько тут бонапартистов! Работы хватит не только на меня да на него, а на целую дюжину сыскных учреждений. Да тут все почти что за французов. Поголовно! Одни только жиды за вас!
– Значит, не будешь жалеть Балашова?
– Нет, ваше величество. Работенки предостаточно. Пускай ищет сторонников Бонапарте: они тут, почитай, на каждом углу.
Государь смахнул игривую усмешку с лица и сказал:
– Строгий ты, однако. Ладно, давай копии донесений в Варшаву. Погляжу потом, что удалось списать твоему Шлыкову. А Балашову-то, прежнему благодетелю твоему, можно будет показать?»
– Нет, ваше величество, я решительно против. Пускай ищет сам.
Александр Павлович шутил со мною, и самый тон его убеждал, что он мною в общем-то доволен.
А когда я поведал ему, какое предложение получил от резидента Биньона сын аптекаря, то он просто просиял, непритворно просиял.
Прощаясь, государь сказал, что непременно представит мальчишку к награде.
– Только имейте в виду, ваше величество, денежного поощрения своих трудов он никак не примет.
Государь вздрогнул, а потом, улыбнувшись, заметил:
– Санглен, где ты находишь таких сотрудников?
– Это они меня находят, ваше величество.

Апреля 24 дня. 12-й час ночи

Пришло донесение из Ковно от майора Бистрома. Пишет, что в последние дни у них стало совсем неспокойно.
По улицам города самоуверенно разгуливают целые группки французов с явно военной выправкой. На балах в городском собрании открыто превозносят Бонапарта. На стенах домов развешивают листки, агитирующие за императора Франции. Одни жиды не участвуют в этой общей вакханалии.
Бистром слезно молит о помощи. Его штат слишком малочислен для оказания серьезного противодействия бонапартистским акциям ковенских жителей (особенно активно купечество).
Я пообещал послать ему в подчинение несколько моих людей, и сделаю это сегодня же. Вызову полицмейстера Вейса, и с ним мы вместе отберем человек пять-шесть.
Начальник моей канцелярии Протопопов, человек в высшей степени дельный и чрезвычайно памятливый, припас для меня заметку о графе Нарбонне, весьма любопытную и во многих отношениях, может быть, и неожиданную.
Нарбонн скрывался в Англии, ибо у себя на родине революционными властями он был объявлен вне закона. В это время начался процесс над несчастным королем Людовиком XVI.
Узнав об этом, Нарбонн обратился к Конвенту с просьбой дозволить ему предстать перед трибуналом для защиты короля в качестве бывшего его министра. Когда же Конвент отказал ему в этом, он написал оправдательную записку в честь своего короля и передал ее в трибунал.
Людовик XVI попросил своего защитника Мальгерба горячо благодарить Нарбонна. Записка эта вошла в число документов, напечатанных в процессе этого несчастного короля.
Фактик, надо признать, интереснейший, добавляющий новые штришки к портрету интригана и карьериста, как принято обычно определять личность графа. Все не так-то просто, как часто это представляют.
Правда, Нарбонн не бросился все-таки в пасть Конвента, ограничившись посыланием записки, а вернулся только тогда, когда понял, что ему ничего не будет, когда опасность для жизни его точно миновала.
Хитер этот мнимый граф и незаконнорожденный принц, ничего не скажешь!
А приехал бы он во Францию, если бы Конвент разрешил ему защищать короля? Полагаю, что нет. Это великолепный мастер эффектного жеста. Да, он готов жертвовать собой, но только там, где его жертва никак принята быть не может.
С ним ухо держать надо востро. Истолковывая его поступки, нужно исходить из логики в высшей степени цинического свойства.
Протопопов сам в общем-то такого же мнения.
Я поручил ему что-нибудь еще разыскать для меня о Нарбонне. И желательно поскорее, пока министр полиции Балашов не узнал что-нибудь и не сообщил государю или пока Нарбонн не явился пред светлые очи Александра Павловича.

Апреля 25 дня. Шесть часов вечера

С раннего утра пришел полицмейстер Вейс, как и было условлено. Мы с ним отобрали наших людей для майора Бистрома. Завтра с утра они отправятся.
Прибегал старик аптекарь. Он был весь какой-то запыхавшийся, пот тек с него ручьями. Сообщил, что французский резидент в Варшаве временно отправляет его сына в Вильну, в распоряжение графа де Шуазеля.
Отлично! Это редкостная удача! Я сообщил старику, что государь намерен представить его мальчика к награде.
Еще сын аптекаря передал через отца копию инструкции, которую барон Биньон получил лично от Бонапарта.
Там было несколько пунктов. Вот некоторые из них: наблюдения за движением российских войск, сбор топографических и экономических статистических данных, перлюстрация и перевод захваченных бумаг и т.д.
Завтракал я у Барклая-де-Толли. Кроме непременных жены, адъютантов да злюки Закревского, были граф Кутайсов и граф Канкрин, Александр Иванович и Егор Францевич. Много говорили о светски разгульной жизни Бонапарта и его двора в Берлине.
Закревский рассказывал разные анекдоты. Все они были весьма грубого и не очень приличного свойства. Если бы Барклай-де-Толли был бы в ладах с русским языком, то он бы без всякого сомнения оскорбился. Но он ведь по-русски – ни гугу, как, впрочем, и его заносчивая женушка, и, видимо, по этой причине все сошло совершенно гладко.
По окончании завтрака я и главнокомандующий удалились в кабинет, потом к нам присоединился начальник моей канцелярии Протопопов. Последний вытащил приказания по военной полиции за последние дни, донесения моих сотрудников и разложил все это перед Барклаем-де-Толли. А я рассказывал о работе своего ведомства.
Барклай, впрочем, слушал не очень внимательно. Государь же просто впивается глазами в донесения моих сотрудников. Привлек его внимание и текст инструкции, присланной сыном аптекаря.
Я заметил, что главнокомандующему как-то не очень приятно вникать в дела военной полиции – он как бы брезгует. Ему, думаю, неловко заниматься делами, основанными на обмане, даже если это необходимо для блага отечества. Работа моего ведомства ему не очень по душе, хотя он и признает необходимость и полезность военной полиции. Барклай вообще в некоторых отношениях смешон и наивен.
Около часу дня прислал записку полковник Розен. Она неприятно удивила меня, и вообще содержащееся в ней оказалось полнейшей неожиданностью.
Розен писал, что получено известие о бегстве Алины Коссаковской.
Я уже стал подзабывать о прелестной Алине, хотя меня и мучили порой какие-то неопределенные предчувствия.
Графинюшка, без всякого сомнения, скоро объявится в наших краях. Но как и где ее искать?!
Пришел пакет от Шлыкова с копиями донесений, которые он должен был переправить в Варшаву, к французскому резиденту Биньону, моему старому недругу.
Сын аптекаря прислал новую записку, в коей вывел схему работы бюро барона Биньона: под его началом четыре офицера, в подчинении у каждого из них находится по 12 агентов – одни наблюдают на дорогах передвижение войск, другие следят за строительством крепостей, третьи доставляют через границу собранные сведения. При этом у каждого из офицеров была своя особая роль. Вандернот руководил агентурой с территории Австрии, а остальные трое (Романиус, Узембло и Сераковский) занимали должность плац-комендантов пограничных местечек и направляли агентурную деятельность в Прибалтике, Литве и на Украине.
Сведениям этим цены нет! То-то удивится государь!
В пять часов в трактире на Доминиканской я встретился со Станкевичем. Это наш человек, которого я определил работать в дом к аббату Лотреку. С тех пор мы не виделись – он только время от времени присылал донесения, весьма неглупо составленные.
Станкевич подробнейшим образом очертил круг лиц, навещающих аббата, точно описал, дал им характеристики. И вот что он еще рассказал мне.
Сегодня утром в дом аббата Лотрека постучалась молодая нищенка. Балахон, в который она была одета, был весь изодран и покрыт густым слоем пыли, а ноги были разбиты в кровь.
Аббат приказал оставить ее в доме. Нищенку помыли, одели во все чистое, обули и потом завели к аббату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20