Нищенка оставалась в его покоях часа три, не меньше. И потом аббат Лотрек несколько раз призывал ее к себе.
Уж не беглянка ли Алина эта нищенка? Завтра же с утра наведаюсь к аббату. А если это действительно Алина, то Шлыкову угрожает опасность – его ведь устроили курьером по записке, которую мне удалось вырвать у Алины.
В восьмом часу часу вечера я написал две записки – к Шлыкову и поручику Розену, – приказывая им явиться ко мне наутро к девяти.
Посмотрел текущую корреспонденцию и иду спать. На сердце тяжело, неспокойно, муторно.
Что-то узнаю завтра? Сыщется ли, наконец, Алина Коссаковская? Найдут ли Степана Григорьевича Шлыкова?
Честно признаюсь: боюсь новостей. Судьба же нашего Шлыкова меня просто страшит, форменным образом страшит. Не случилось бы худого. Конечно, до сына аптекаря ему далеко, но все-таки он работник исполнительный и дельный и во многих отношениях незаменимый.

Апреля 25 дня. Десятый час вечера

Полковники Розен и Ланг были у меня без пяти девять, а вот Шлыкова нигде не было, ну совершенно нигде.
Мы ждали около двадцати минут, но он так и не появился. Это был дурной знак, ибо Шлыков всегда отличался совершенно особой исполнительностью – он никогда не опаздывал.
Но делать было нечего, и мы поехали с обыском к аббату Лотреку.
Облазили весь дом, весьма обширный и поместительный, полный темных закоулков, но даже следов таинственной нищенки не нашли.
Аббат заявил нам (то есть мне, Розену и Лангу), что даже в глаза ее не видывал. Ясное дело, он ее переправил в надежное место, но сомнений никаких не было – прежде тут была Алина. Приходилось уходить несолоно хлебавши.
Я вернулся к себе. От Шлыкова ни слуху ни духу, и это просто ужасно: рождаются самые дурные предчувствия.
Подождал до часу, а потом отдал приказ по военной полиции разыскивать Шлыкова и девицу с приметами Алины Коссаковской. Особенно усиленная слежка по моему распоряжению была установлена за домом аббата Лотрека. Но она совершенно ничего не дала.
Вообще эта Алина, доставляющая нам столько хлопот, как будто растворилась. Убежден, что она непременно находится в Вильне, но только где? Не представляю, где ее искать. Совершенно очевидно, что она не станет прятаться у своих – у графа Шуазеля, аббата Лотрека, графа Тышкевича, Менцеля. Думаю, что милейшая Алина постарается проникнуть туда, где ее точно искать не станут.
А от Шлыкова вестей все не было. Никаких.
В пять часов я вызвал к себе полковников Розена и Ланга и отправил их с отрядом полицейских, дабы они разбились на две основные группки и пошли осматривать городской парк, глухие переулки, палисаднички.
Через два часа поисков квартальный надзиратель Шуленберх в палисадничке одного из домом на Остробрамской улице (за ратушей) обнаружил безжизненное тело, прикрытое большим листом бумаги. Сдернув лист и начав его рассматривать с внутренней стороны, надзиратель увидел, что это нечто иное, как портрет самого Наполеона Бонапарта. А лежавшего на земле он сразу узнал: то был наш поручик Шлыков, Степан Григорьевич.
Если бы не возвращение Алины, уверен, никто бы тут не догадался, что Шлыков числится по штату военной полиции.
Нужно искать Алину.
Теперь последняя моя надежда – сын аптекаря.
Как только Шуленберх ушел от меня, я тут же известил главнокомандующего и государя о гибели доблестного Степана Григорьевича Шлыкова.

Апреля 26 дня. Семь часов вечера

Сразу же после завтрака отправился в Виленский замок.
Император Александр Павлович страшно огорчен из-за гибели Шлыкова, что совершенно понятно, ведь это был единственный наш сотрудник, которому удалось попасть к виленским бонапартистам. При том у него был доступ к их переписке.
Мы на Шлыкова возлагали большие надежды, а теперь неожиданно все рухнуло. Кажется, вход в здешнее подполье для нас завален едва ли не окончательно.
Государь, как и я, считает, что единственный наш шанс отныне – это сын аптекаря (хоть бы только он не отступился от нас, не решил вдруг вернуться к изучению своей жидовской премудрости).
Еще государь полагает, что ситуацию может если не улучшить, то хотя бы несколько прояснить расследование по делу об убийстве Шлыкова.
Квартальный надзиратель Шуленберх, конечно, человек надежный и в высшей степени расторопный, но тут дело, как мне кажется, совершенно глухое.
Я не верю, что мы сможем выйти на след убийц. Нужны свидетели, и они, несомненно, есть, ведь, на самом деле, всегда найдется человек, который что-то видел, что-то слышал. Но ясно, что виленцы будут молчать как немые, не станут они содействовать врагам Бонапарте. Мы что-то узнаем, если только среди свидетелей окажутся жиды – едва ли не единственная опора наша в здешнем крае.
К часу дня явился ко мне квартальный надзиратель Шуленберх, и мы отправились пить кофий в трактир Кришкевича.
Шуленберх подтвердил едва ли не все мои печальные предположения – зацепок пока нет никаких: никто ничего не видел, никто ничего не знает. Глухо. Убийцы останутся на свободе, как я и думал.
Затем пришел ко мне сын аптекаря. Рассказал, что он уже устроился у графа де Шуазеля, тот взял его к себе секретарем.
Мальчишка успел скопировать целую пачку писем из тех, что граф успел ему надиктовать.
Естественно, я поблагодарил его за поразительную инициативность: между прочим, покойный Шлыков стал бы дожидаться приказа, но мальчишке, видимо, было невтерпеж. Перед сном почитаю письма, а завтра отнесу их государю.
Я предложил Заксу-младшему, дабы он попробовал отыскать следы Алины Коссаковской, видимо, скрывающейся где-то в Вильне.
Тут он вспомнил, что ее имя несколько раз сегодня всплывало в беседе де Шуазеля с графом Тышкевичем (он обедал у них), и пообещал прислушаться повнимательней к разговорам Шуазеля со своими гостями. Еще он пообещал, что все упоминания об Алине Коссаковской сгруппирует и затем изложит в особой записке.
Убийство Шлыкова все никак не выходит у меня из головы, а ведь запри мы эту Алину покрепче, ничего бы не было.

Апреля 26 дня. Двенадцатый час ночи

К шести часам вечера я опять пошел в Виленский замок, откуда мы отправились с государем на прогулку (вообще встречи наши, по мере накаления атмосферы, становятся все более частыми). Но прежде я передал его величеству копии писем, доставленные сыном аптекаря.
Александр Павлович остался весьма и весьма доволен. Он заметил даже, что это подлинные сокровища.
Когда же я рассказал его величеству, что мальчик взят графом де Шуазелем в секретари, то он просиял.
– Берегите ребенка, – заметил мне государь, – он нам крайне нужен, и ему ведь нет совершенно никакой замены.
Обедал я у графа Кутайсова. Там же были дежурный генерал Кикин и генерал-интендант Канкрин, как всегда забавно-оригинальнвй и проницательно-умный. Но в целом разговоры велись не слишком веселые. Убийство поручика Шлыкова как-то тяжело на всех подействовало.
Конечно, все мы знали, что население Вильны настроено против нас, против нашего государя. Но ведь это еще и ко всему было настоящее заказное убийство, убийство преднамеренное. Запахло настоящей войной, хотя Бонапарт еще пирует в Берлине.
Днем я встречался с полицмейстером Вейсом. Он докладывал об общей обстановке в Вильне, но особых новостей не было.
Вейс отличный работник, но только его нужно всегда подталкивать: он не станет ничего предпринимать, не получив предварительно четкой инструкции, но зато выполнит ее неукоснительно. Полицмейстер Вильны – идеальный исполнитель, что, конечно, отлично, но иногда этого оказывается недостаточным.
Виделся с государем. Он спрашивал меня, не вышли ли на след убийц Шлыкова, но утешить Александра Павловича совершенно нечем. Конечно, я знаю заказчика убийства (прелестную Алину), но ведь рассказать об этом его величеству я не могу.
Получил записку от сына аптекаря. Он зафиксировал все упоминания имени Алины Коссаковской, которые ему удалось услышать сегодня в доме графа Шуазеля, и сделал аналитическую сводку.
Вот его основные выводы.
Алина явно пребывает в Вильне, причем она находится в месте совершенно безопасном, находящемся вне всяких подозрений. Ни граф де Шуазель, ни аббат Лотрек, ни граф Тышкевич с ней личных встреч в эти дни не имели, но вся собранная ими информация стекается именно к ней – видимо, они состоят в тайной переписке, очевидно, осуществляемой через посыльных.
Отлично, мальчик! Нужно установить слежку за домом графа Шуазеля и проследить за маршрутами его лакеев. Тут уже можно копать.
Из Ковно прибыл майор Бистром, и я с ним отужинал в трактире у Кришкевича. Он благодарил за помощь, но сообщил, что бонапартисты наглеют буквально с каждым днем.
Майор смел и надежен, но его, как и Вейса, одолевает страх самостоятельных решений. Запросто могут отдубасить кого угодно, произвести наитщательнейший обыск, но думать боятся, боятся иметь свой взгляд на события. Эх, кабы можно было размножить сына аптекаря!..
После ужина гуляли в парке. Встретили Нессельроде и графа Кочубея. Они всегда ходят парочкой, видимо, по долгу службы. Полагаю, им кажется, что возглавляющие министерство иностранных дел России есть, на самом деле, род сиамских близнецов. Вообще, парочка довольно забавная.
В парке же к нам подошел квартальный надзиратель Шуленберх. Он доложил, что никаких изменений в деле по расследованию об убийстве поручика Шлыкова пока нет.

Апреля 27 дня. Три часа пополудни

Утром зашел ко мне проститься майор Бистром – он уезжал к себе в Ковно. Мы сердечно попрощались. Я пожелал ему всяческой удачи и попросил прислать ко мне в канцелярию список главных ковенских бонапартистов, но главное, чтобы он готовился к встрече генерала Нарбонна (я еще раз подчеркнул: необходимо проследить, чтобы были перекрыты главные дороги на Вильну, дабы для проезда Нарбонна остались лишь непролазные проселки).
Во время нашей сегодняшней встречи государь сообщил мне следующее.
Министр Балашов пообещал ему во что бы то ни стало разыскать убийц поручика Шлыкова.
И, лукаво блеснув глазами, государь добавил, что очень рассчитывает в этом деле на своего министра полиции, что таких обещаний попусту не дают, и т.д.
Он, видимо, ждал, что я кинусь на Балашова, но и я понял замысел его величества и не поддался.
А посему я сухо заметил, что шансы есть, конечно, но их чрезвычайно мало, ибо без помощи местного населения тут не обойтись, а оно помогать нам не хочет. «Посмотрим», – отвечал мне Александр Павлович, все так же лукаво улыбаясь.
Когда я вернулся после аудиенции у императора, меня уже ждала совсем коротенькая записка, присланная сыном аптекаря. В ней сообщалось, что в разговоре графа де Шуазеля с аббатом Лотреком несколько раз мелькнуло имя Алины рядом с именем гражданского губернатора Лавинского. Это сообщение не очень понятно, но его необходимо использовать, – тут уже есть реальная зацепка.
Лавинский, конечно, не может быть заодно с бонапартистами, но для Алины он вполне может представлять немалый интерес: он вхож к государю, у него в доме живет министр полиции Балашов, там вообще толчется много полиции и важных военных чинов.
Но Алина вряд ли ходит к Лавинскому: она не покидает своего тайного укрытия, это очевидно. Как же и где они тогда встречаются?
Стоит установить слежку за домом губернатора, а лучше всего подкупить кого-то из его лакеев – так будет быстрее и надежнее.
Я вызвал правителя своей канцелярии губернского секретаря Протопопова и приказал ему отобрать из нашего штата трех кандидатов на роль лакеев и незамедлительно устроить их затем к Лавинскому.
Уже минут через сорок ко мне явились три бравых молодых человека, услужливых, нагловатых, подобострастных – в общем, форменные лакеи. Я дал им устно словесное описание Алины Коссаковской, сказал, что это опасная преступница и что в ее розыске заинтересован лично император Александр Павлович. Попутно я еще приказал присматриваться к Балашову и запоминать тех, кто его посещает. Затем я пожелал новоявленным лакеям скорейшего удачного выполнения задания и отправил их.
Пришла еще одна записка от сына аптекаря. Он сообщал, что во время обеда граф де Шуазель опять поминал графиню Алину Коссаковскую и губернатора Лавинского. Он даже привел весьма показательную фразу, произнесенную графом: «Губернатор прикрывает нашу Алину».
Неужели этот мальчик в самом деле выведет нас на Алину?! Ох, как хотелось бы, ведь это так важно!

Апреля 27 дня. Десять часов вечера

Уже к шести часам вечера пришла записка от наших лакеев из дома Лавинского, заставившая трепетать мое сердце.
В записке говорилось, что в той половине дома, что отдана министру Балашову, прислуживает новая горничная.
Она настолько хороша собой, что министр полиции, завидя ее, сразу же начинает таять от удовольствия. Кажется, что как только он поднимает на нее плутоватые обычно глазки, у него происходит явное головокружение.
Между прочим, приметы горничной совпадают с описанием, которое я составил.
Еще в записке сообщалось, что горничную губернатору Лавинскому любезно прислал граф де Шуазель.
Да, спланировано было просто виртуозно: спрятать агента Бонапарта в доме губернатора, под прикрытием министра полиции – это и безопасно, и полезно для дела. Как только Алина заполучит в свои когтистые лапки генерал-адъютанта Балашова (а ведь к этому все идет), то тут она доберется и до государевых тайн, до тайн Российской империи.
Алину нужно схватить немедленно. Но как это сделать? Не могу же я в дом губернатора прийти с обыском, как и не могу там производить аресты. Это было бы сущим скандалом, который означал бы неминуемый конец моей карьеры. Необходимо что-то срочно придумать.
После получасовых размышлений я призвал к себе полковников Розена и Ланга и сказал им следующее:
– Господа, как вы знаете, агент Бонапарта графиня Алина Коссаковская бежала. Мне донесли сегодня, что она под видом горничной находится в доме губернатора Лавинского. Вы не можете явиться в дом губернатора с обыском, но вы можете выкрасть графиню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20