– …На малой скорости стал объезжать залив, смотрю – плавает что-то: Сашка!..
Он замолчал и в последующем только отвечал на мои вопросы.
– Далеко от берега?
– Плыл-то? Метрах в двадцати пяти.
– Это уже на третий день?
– Ну да. Случай был двадцать пятого…
– До этого вы часто виделись?
– Раза два в неделю.
– Он к вам приходил? Или вы к нему?
– Чаще я.
– Почему?
Он задумался.
Я перелистал дело. Вернулся к протоколу обыска. Жене Вет-лугина предложили добровольно указать местонахождение охотничьих боеприпасов мужа, но она ответила, что в квартире их нет.
«Между тем их нашли в платяном шкафу…»
– У вас много братьев?
– Мы двое.
– Брату приходилось жить у вас?
– Нет.
– А вам у него?
– Пришлось. Однажды все лето прожили.
– Давно?

– Перед тем, как этому случиться… Он жил у жены, а я со своей переехал к нему. Квартиру сдавали – деньги были нужны.
– Помните, что у них находилось в платяном шкафу? – неожиданно спросил я.
Он вспоминал: костюмы, платья, обувь…
– Часы, фигурные ножницы, фотоальбом…
Забыл только об охотничьих боеприпасах – гильзах, пыжах. Я зашел с другой стороны:
– Помните, что он купил в то лето?
– Вы имеете в виду сервант?
Я ничего не мог иметь в виду, поскольку не располагал информацией. Эх, как бы я провел это дело, будь оно в моем производстве с самого начала!
– Мотоцикл!
– А ружье?
– Ружья не помню.
– Сможете узнать, если я'покажу его?
– Нет, – он покачал головой.
– Брат говорил с вами об охоте?
Ветлугин замялся.
– Честно говоря, про охоту не слышал.
– Но если бы он ходил, вы бы знали?
– Думаю, знал.
– А почему вы не сказали об этом следователю?
– Он не спросил.
Я пробежал глазами первый протокол допроса. Ветлугина допрашивал следователь прокуратуры района Алиханов. Фамилия ни о чем мне не говорила. Вопросы о ружье, о том, бывал ли погибший на охоте, действительно заданы не были.
«Ясно! Отрицательные ответы торчали бы, как шило из мешка!»
– Ваш брат нигде не работал, а между тем имеет машину, мотоцикл…
– Он сторожил лодку…
– Ну, сколько это могло дать?
– Рублей тридцать за дежурство, пару килограммов рыбы…
– Вот видите! – навалился я. – С его смертью ни о каком уголовном разбирательстве, конечно, не может быть и речи… Дело прошлое! Но, наверное, он и за красной рыбкой хаживал? Был ездоком! Ведь так?
Бесцветное лицо его впервые стало живым и даже приятным – таково обычное воздействие правды, отказа от лжи.
– Был! Но с кем ходил, на чьей лодке, брат никогда не говорил. Мы, Ветлугины, молчуны… – Он покраснел. Передо мной была очередная жертва омерты – заговора всеобщего молчания, полностью смирившаяся с происходящим. Он скрыл убийцу, имя которого, должно быть, вслух называли все, жившие жизнью Берега.
Ветлугин ушел, а я позвонил в прокуратуру области, новому своему знакомцу:
– Следователь Алиханов… Знаешь такого?
– Знаю, – сказал Фурман, – молодой следователь.
– Когда он пришел?
– Года три назад.
Выходит, когда Алиханов вел дело о гибели Ветлугина, он был вообще новичком.
– А что? – спросил Фурман.
– Читаю одно прекращенное им дело – не перестаю удивляться…
– Слабый мальчик. Он сейчас только еще соображать начинает…
– Ну ладно, – я дал отбой.
«Материал о криминальном трупе поручили начинающему следователю, вчерашнему стажеру!» Кто-то, имеющий власть, заранее определил линию следствия, а молодой следователь только выполнил указание.
Я листал дело. Формальные запросы в водную милицию. Формальные ответы за подписями Буракова и Агаева.
«…Обнаружить лодку, на которой Баларгимов с Ветлугиным ходили 25 сентября на охоту, не представилось возможным…»
«…Дробовое ружье, принадлежащее Ветлугину, за № 141917 16-го калибра марки ТОЗ на учете в Восточнокаспийском городском обществе охотников не значится…»
«…Баларгимов является членом общества охотников, и за ним зарегистрировано охотничье ружье за № 0637 12-го калибра иностранной марки»…
Первые показания Баларгимова изложены были крайне противоречиво. В собственноручном письменном объяснении на четвертый день после случившегося было сказано, что лодка едва не перевернулась вместе с выпавшим из нее Ветлугиным, и ему, Баларгимову, с большим трудом удалось подплыть к берегу. В протоколе допроса от того же числа говорилось, что после выстрела и падения Ветлугина лодка перевернулась… Баларгимова допрашивали несколько раз, и каждый раз он показывал чуть иначе.
Следователь Алиханов этого вроде бы не замечал.
«После того как Ветлугин упал в воду, я тоже свалился в море. С трудом достиг берега, а лодку унесла вода…»
«Я упал в море, ухватился за край лодки и в это время увидел, ' что Ветлугина нет. Я начал кричать и звать его, но он не ответил. Вода унесла весла, и я, держась за край лодки, толкал ее до тех пор, пока ноги мои не почувствовали землю…»
Как видно было из показаний капитана «Спутника», который присутствовал при выезде на место, ружье, выпавшее из рук Ветлугина, было поднято со дна не в ста – ста пятидесяти метрах от берега, как показывал Баларгимов, а только в двадцати пяти. Вода доходила здесь Баларгимову до плеч… Других подводных камней, где лодку могло перевернуть, в этой части залива вообще не оказалось…
Позвонил Хаджинур:
– Ваше указание я выполнил.
– Вахидов опознал его? – спросил я.
– Да.
– Твердо?
– Без всяких колебаний. Баларгимов продавал ему рыбу и икру все эти годы.
– Ты где сейчас, Хаджинур?
– В следственном изоляторе. Вахидов уже в камере. Будут еще указания?
– Я подошлю сейчас Балу и Гусейна. Втроем вы арестуете Баларгимова и перевезете его на пристань.
– Понял.
– Бала и Гусейн останутся там, а ты заедешь в Союз охотников. Я хочу знать, кому в действительности принадлежала двустволка… – Я продиктовал номер. – До того, как ее подняли со дна в заливе…
– Разве это не Ветлугина ружье?
– У меня есть все основания в этом усомниться, Хаджинур…
Гезель сделала чай, и время мое надолго остановилось, пока из этого состояния меня не выудил звонок Балы.
– Мы на пристани, Игорь Николаевич…
– А Баларгимов?
– Тут. Хаджинур уехал по вашему заданию.
– Я сейчас подъеду, Бала…
Я сложил документы в сейф, запер его, вышел в приемную.
– Гезель! Меня ни для кого нет! Но ты сможешь найти по этому телефону… – Я записал на перекидном календаре номер.
Одновременно зазвонила междугородная.
– Ответьте Астрахани…
– Игорь Николаевич! – Я узнал голос Луизы – секретаря прокурора бассейна. И сразу, заполнив поле слышимого, знакомый голос протянул басовито:
– Тебя поймать невозможно! Третий день охочусь. То связи нет, то тебя…
Прокурор – как и я – был человек новый, и отношения его с подчиненными были тоже в стадии становления.
– Ты принципиально против телефона? – спросил он.
– Вы убедились, как работает связь… – Его «тыканье» меня почему-то не задевало. Наверное, и он не был бы шокирвван, обратись я к нему на «ты». – Насчет Вахидова вам передали? Что мы направили дело в областную прокуратуру?
– Мне звонил Довиденко… Он вот почему-то дозванивается!
– Ему легче. Он пользуется правительственным каналом. Помощник сказал, что вы поддержали наш запрет на эксплуатацию установки…
– На сажевом? Ты действовал абсолютно правильно.
– Рад слышать. Не собираетесь к нам?
– Собираюсь. Но пока я хочу, чтобы ты приехал сюда. Есть срочное дело. Это разговор не для телефона.
– У меня тоже дело к вам… И тоже не для телефона.

– Значит, берете меня? – спросил Баларгимов. Он не показался мне расстроенным. – За эту пьянь Ветлугина?
Балу и Ниязова я отпустил на обед, а Баларгимову захватил по дороге несколько чебуреков и бутылку воды.
– …Только ничего у вас не выйдет! – заверил он. – Справедливость пока существует…
Мы остались вдвоем в маленьком – на два кабинета – помещении, выделенном нам водной милицией. Он продолжил:
– Живем с женой тихо. Никому не мешаем. Дети уже выросли. Дочь – в институте. Старший сын женился, двое детей. Я работаю. Нам хватает… Только б люди нас не трогали, не завидовали бы! Вы были у меня, видели мою жену. Так?
Я кивнул.
– Все время я дома, никуда не хожу… Бывает, выпьешь с соседом – и снова домой! А тут Сашка Монтер! Надрался в сиську: поедем да поедем на качкалдаков!..
Я записал его показания. Это была грубо состряпанная, лживая от начала до конца небылица. Приходилось удивляться тому, что она оказалась принятой кем-то на веру. «Охотники» – Ветлугин и Баларгимов – стреляли качкалдаков на мелководье в кромешной тьме, не видя не только птицы, но и друг друга… Вода в том месте, где обнаружили ружье, доходила Баларги-мову до плеч…
Вскоре вернулся Бала.
– А Гусейн? – спросил я.
– Сейчас придет. В ларьке на пристани – детская обувь. И народу – почти никого… Посмотрите, – Бала протянул бумагу. – Хаджинур передал.
Бумага была подписана председателем Восточнокаспийского городского общества охотников.
– Ружье, с которым будто бы охотился Ветлугин, поднятое со дна, по справке в уголовном деле значилось не состоящим на учете в городском обществе охотников…
– Так.
– А это новая справка. – Мой мягкий, с расплывчатыми очертаниями, молодой помощник был доволен. – Одно время оно значилось за охотником Изутиным. Проживает улица Бакинская, шестнадцать… Хаджинур уже уехал туда…
Бала заскочил по дороге в прокуратуру и привез еще документ. Он был из института, который для краткости в Восточ-нокаспийске именовали просто Институтом экологии моря.
Это был ответ на запрос: «На приготовление 250 кг паюсной икры кустарным способом пошло 369, 42 кг икры-сырца, из которых в промышленных условиях изготовляется 27, 78 кг зернистой икры высшего сорта. Что касается рыбного стада, то для этого было выловлено не менее 100 икряных рыб осетровых пород, что предполагает уничтожение примерно 600 рыб…»
Я показал справку Баларгимову.
– А я здесь при чем? – спросил шеф лодок.
– Вся эта икра оприходована Вахидовым как заготовленная вами…
Может, он и не поверил. Во всяком случае, не спросил, кто такой Вахидов. Я продолжил:
– Вахидов подробно рассказал об организации браконьерского промысла и системе взяток, которые шли в морскую инспекцию рыбоохраны и в милицию. Имеются магнитофонные записи, подтверждающие показания…
Вернулся Гусейн. С ним был милиционер-старослужащий, охранявший лодки. Он передал Баларгимову папиросы и, прежде чем его успели остановить, сообщил новость:
– Вахидов повесился. Кладовщик с сажевого комбината…
– Где? – спросил Баларгимов.
– В камере.
Я взглянул на следователя – Гусейн молча кивнул. Я набрал номер все того же Фурмана:
– Водная прокуратура приветствует… Это правда – насчет Вахидова?
– Увы! – Он был обескуражен. Я понял, что самоубийство Вахидова и для него полная неожиданность. – Удавился на поясе летнего пальто…
– Каким образом?
– Сам не понимаю. Привезли с допроса, все нормально… – Фурману нравилась эта приговорка – «все нормально». – И на тебе!
Я поблагодарил его, хотя и не мог понять, каким образом пальто оказалось в камере вместе со снабженцем в одуряющую жару.
Я задумался.
Хотя Вахидов и отказался от первых показаний, которые он дал мне, было не исключено, что в будущем он снова их повторит. Тем более что существует магнитофонная запись его свидетельств.
– Гражданин прокурор, – окликнул меня Баларгимов, – могу я сказать вам несколько слов наедине?
Бала и Ниязов вышли. За ними двинулся к дверям и старик милиционер.
– Слушай, – обернулся к нему Баларгимов, – сходи к моей, скажи, чтоб все приготовила… что надо…
Милиционер почтительно кивнул.
– Видите, что получается? – спросил Баларгимов, когда они вышли. – Тут еще до суда можно концы отдать!
– Я уже думал об этом, – сказал я. – И намерен переправить вас на тот берег.
– А на чем? – быстро спросил он.
– На «Спутнике»…
– С этим краснорожим взяточником? Да они его просто потопят!
– А если на пароме? Или с «Александром Пушкиным»?
– Возьмут приступом в море. Или еще до отправления…
– Думаете? – усомнился я.
– Как дважды два… – Узнав о грозящей ему опасности, шеф лодок, похоже, даже успокоился.
Я вернул Балу и Гусейна в кабинет:
– Мне надо ненадолго отъехать. Вы остаетесь с задержанным.

В прокуратуре меня ждал начальник рыбинспекции Цаххан Алиев, Гезель успела налить ему чая.
– Игорь Николаевич! – Он отставил пиалу, прошел по приемной. Он всегда говорил на ходу либо стоя. – Один человек мне подсказал: на сажевом комбинате есть холодильная камера. О ней мало кто знает. Понимаете?
– Что же это за камера такая? – полюбопытствовал я.
– Емкость ее не на сто килограммов и не на триста! Гораздо больше!
– И что?
– А то, что ее соорудили на всякий случай. Пробраться к ней, если не знаешь, очень трудно. Она в здании заводоуправления. За стеной архива. В подвале. Может, понадобится вам… – Он остановился перед столом Гезель против своей пиалы.
– Не знаю, понадобится ли. Во всяком случае, спасибо.
– Может, помощь нужна?
– Пока нет…
Я не очень вежливо отделался от него, прошел к себе, открыл сейф-мастодонт.
Неожиданно мое внимание привлекла одна из бумаг – мятая, на серой волокнистой промокашке: она слегка высовывалась из стопы «для служебного пользования», которую я всегда аккуратно выравнивал и подбивал, прежде чем уложить в сейф.
«Кто-то заглянул в мой ящик… – Открытие это не ошеломило меня. – Кассеты! Записи с показаниями Вахидова!»
Кто-то из имевших доступ в помещение выполнял задание браконьереко-административной мафии…
«Но кто? – Мне ничего не было известно о ключах, которые могли остаться у прежнего владельца этого нетранспортабельного стального чудища. – Я должен класть бумаги в сейф Гезель…»
Со смертью снабженца игра начиналась серьезная.
«Баларгимова нельзя оставлять на этом берегу. Иначе его убьют. Нельзя и открыто отправить с небольшим конвоем. Я не могу рисковать людьми».
Я вынес постановление об аресте и этапировании Баларгимова, заверил гербовой печатью, спрятал второй и третий экземпляры в бумажник – теперь они должны были постоянно находиться со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27