– Он достал коробку с вензелями на крышке. – «Герцеговина Флор». Любимые папиросы были у Хозяина…
Я хмуро смотрел на его добродушно оплывшую будку, добротный, слегка расплывшийся по обрюзгшей фигуре пиджак с депутатским значком.
– Такие дела, мужики… – Он помолчал, словно обдумывая общую нашу беду – пустые полки магазинов, казнокрадство, экономическую катастрофу.
Я знал все, что сейчас будет: доверительный перекур, несколько конфиденциальных новостей с самого верху, пара одобрительных слов по адресу нашей благородной профессии… И совращение. Вместе с крепким мужским рукопожатием.
Мы уже курили. Все так и было.
– Обстановка в области сложная. – Парфенов энергично зачадил «Герцеговиной». Мощные струи потянулись по его новой, со склада, штормовке. – Мэр мандражирует… Его можно понять: правительственную комиссию возглавит кто-то из зампредов…
Предполагалось, что я, прокуроришка маленькой пятистепенной прокуратуры со штатом в три человека, изойду слюной от чести, оказанной мне одним из сильных мира сего.
В бежевой «Волге» было тихо, там тоже не выключили зажигание.
Парфенов не спешил. Выдержке его стоило позавидовать. Он задал несколько незначительных вопросов, лишь потом взял быка за рога:
– Квартиру тебе не дали? А чего не приходишь? – Он разыграл удивление. – Вы же водная прокуратура! Можешь претендовать на площадь в ведомственном жилом фонде… Постой! На днях уезжает предрыбколхоза Куманьков… Знаешь его? Хоромы у него, правда, не бог весть какие… Три комнаты. Окна на одну сторону. Ты зайди…
Я был благодарен судьбе, что жена моя не слышит нашего разговора.
– Тогда помощник твой, – он взглянул на Балу, – переехал бы в комнату, которую ты сейчас занимаешь…
Транспорт, который двигался позади бежевой «Волги», успел благополучно нас объехать и теперь снова выбирался на трассу далеко за нашими спинами.
– Ну ладно, – сказал я. – Мы здесь не за тем собрались. Скажите водителю – пусть откроет багажник…
– А это еще зачем? – Парфенов разыграл искреннее недоумение. – Ты можешь мне объяснить?
– Могу. – Я уже закусил удила, и все было мне нипочем. – Там, может статься, есть красная рыба.
– Там нет никакой рыбы.
– Я предпочел бы убедиться.
Он с сожалением посмотрел на меня.
– Что же, по-твоему, коммунист, даже если он прокурор, не может доверять другому коммунисту? Ведь если мы с тобой друг другу сегодня не поверили, как же нам люди будут верить?
– Дело не в партийной принадлежности…
– Вот, значит, как… – Он присвистнул. – Круто берешь! Но ладно. Будем считать, что ты погорячился… Я поехал! – Он подал руку Хаджинуру, Бале, сочувственно взглянул на меня, тяжело повернул к машине. – И смотри, не откладывай с квартирой. А то перехватят…
В «Волге» включили мотор, водитель аккуратно подал ее вперед, к Парфенову. Под шипами заскрипел песок. Машина была уже рядом.
Я нагнулся к дверце водителя. Через окно – он не успел мне помешать – выдернул ключ зажигания.
– Выходите.
– Что такое?
Уже знакомый мне снабженец сажевого комбината – лысый, с выбритым подбородком и усами подковой – показался из машины.
– Откройте багажник, – я положил ключи на капот.
Снабженец посмотрел на Парфенова. Начальственный зампред Рыбакколхозсоюза ничего не сказал, сделал несколько шагов в сторону.
– Я человек маленький, как скажете… – Вахидов открыл багажник, крышка поднялась до упора, энергично и плавно качнулась.
Багажник оказался заполнен тушами свежей рыбы. Это были осетры – не особо крупные, шесть – десять килограммов каждый.
Я закрыл багажник.
– Прошу в машину Бала. – Я обернулся к своему помощнику, он был тише воды и ниже травы. – Перейдете в «Волгу». За руль. Доставите обоих в прокуратуру. Хаджинур сядет на заднее сиденье между ними…
– Я понял.
– Возьмите от обоих объяснения. Чья рыба, как к ним попала? Куда везут, занимались ли раньше скупкой осетровых у браконьеров и у кого именно? И ждите меня. Я еще проскочу вдоль берега. Все.
– Не все! – Парфенов злобно взглянул в мою сторону. – И здесь смотри тоже! – Он дернул дверцу. – И меня обыщи! Чего уж там! – Он стал выворачивать пустые карманы. – Поиздевайся вдоволь! Сегодня Парфенов у тебя в руках! Но завтра ты мне ответишь за провокацию! – Он бешено закрутил перед моим носом огромным кулаком. – За то, что вы мне подсунули в багажник! Вместе с этим… – Он ткнул пальцем в Вахидова. – Все ответите! Сволочи!
Он тяжело плюхнулся в машину, но не сзади, с Хаджинуром, как я предлагал, а на первое сиденье, рядом с Балой.
– Я требую срочно доставить меня к дежурному по облисполкому. Я – депутат и пользуюсь депутатской неприкосновенностью…
«Черт с тобой, – подумал я. – Надеюсь, ты не выхватишь руль и не сбросишь машину в кювет».
Орезов молча сел на второе сиденье.
– Одну минутку, товарищ прокурор!..
Вахидов отозвал меня.
– Одну минутку… – В машине нас не могли слышать. – Я человек не богатый, есть люди богаче меня… Но все же! Я позвоню, мне принесут. Сколько? Тридцать тысяч?
– В машину! – приказал я.
– Пятьдесят? Сто тысяч?
– Бала, – я нагнулся к кабине, – сразу вызывайте следователя. Пусть возбуждают уголовное дело, посылает людей на обыск. И сразу арест на имущество…

Минут тридцать я буквально крался с «Нивой» по трассе, до одури вглядываясь в черноту. Время от времени останавливался, выходил на дорогу. Стояла абсолютная тишина. Ветер был с моря.
«Настоящая браконьерская ночь… Даже если заглохнет мотор, лодку все равно не вынесет на середину, а прибьет к берегу…»
Побережье было пусто. В одном месте я увидел несколько «козлятников», но и в них тоже было темно и пусто. Я плохо представлял себе, где может находиться браконьерская лодка, выгрузившая добычу. Зарыться в песок? Вернуться в море? Я слышал об обоих этих вариантах. Тягач тоже мог уволочь тяжелую лодку. Но чтобы погрузить ее на машину, требовалось достаточное число людей.
Под ногу мне попало что-то твердое. Я нагнулся. Это был обломанный кусок весла, тут же валялась изуродованная уключина от «кулаза». Железо было натыкано всюду.
Я решил не ехать дальше, укрыл «Ниву» позади «козлятников»: если бы лодку повезли по трассе, они не смогли бы проскользнуть незаметно.
Показалась луна, она была похожа на огромную приплюснутую чашу. Вдали виднелось несколько домов – в них никто не жил: пустые глазницы окон, выщербленные стены. Берег, покрытый серым мелким ракушечником, чуть слышно поскрипывал, звук напоминал скрип качалок, без устали ночью и днем качавших нефть.
В море, впереди, что-то темнело. Это были уже виденные мною остатки разрушенных скал. Я находился метрах в трехстах от метеостанции, у опустелого города.
«Все следы ведут сюда…»
В ту же секунду я увидел фары отъехавшей от берега машины.
Пока я был здесь, она находилась по другую сторону метеостанции. Это был, должно быть, приспособленный для езды по ракушечнику с песком мощный «газон» с двумя ведущими осями и высокой посадкой. Водитель шел на скорости по грунтовой, сильно петлявшей дороге в сторону шоссе. По-видимому, он решил пройти ее быстро, в один прием, чтобы не засесть.
Это ему удалось. На трассе машина остановилась. Водитель, как и я, выключил фары, вышел из кабины – мне было хорошо слышно, как щелкнула дверца. Он несколько секунд постоял. Потом дверца щелкнула вторично.
Я дал ему отъехать, осторожно повел «Ниву» к шоссе.
План мой был прост – не приближаться к едущему впереди, пока мы не окажемся перед самым городом.
Гонка началась.
Он знал дорогу и сразу же легко ушел вперед. Я мчался в полном одиночестве.
Шуршал асфальт. Я держал скорость под восемьдесят с лишним, но впереди было по-прежнему темно, пусто.
«Бала и Хаджинур завезли сиятельного зампреда Рыбакколхозсоюза в облисполком и занялись Вахидовым и рыбой… – подумал я. – Бала, должно быть, берет объяснение, а Хаджинур созванивается с торгашами…» Ресторан на пристани еще работал.
«Ниву» сильно заносило – я мчался, словно по наледи.
Скоро должны были появиться окрестности Восточнокаспийска – железнодорожный переезд, замкнутый перемычкой кусок залива для сброса использованных вод и дальше старый, полуразрушенный пост ГАИ…
Внезапно далеко впереди я увидел ощупывающие дорогу полоски света, они показались мне удивительно короткими, словно отрубленными. Там шла машина. Вот ее фары выхватили из черноты информационный щит ГАИ, поднятый под углом полосатый шлагбаум. Я резко прибавил скорость.
В город мы въехали почти одновременно. Незнание топографии города не позволяло мне двигаться параллельными улицами: я принужден был держаться «на длинном хвосте».
Не удалось мне и разглядеть номер машины. Я понял только – передо мной был никакой не «газон», а обычный «Москвич». В полумраке было трудно определить его цвет, что-то подсказывало мне, что машина изрядно потрепана и управляет ею никакой не ас, а любитель. И возможно, нетрезвый.
Так мы тянулись еще некоторое время один за другим, пока неизвестный водитель неожиданно не свернул к Нахалстрою. Мы проскочили центр неряшливой площади с «Парикмахерской Гарегина», с основополагающими жизненными вехами – роддомом и приютом для престарелых. «Москвич» сделал еще два-три поворота, и тут я его потерял.
Было темно. Я мгновенно прекратил преследование, главным было сейчас – точно установить свои координаты, тогда утром можно продолжить розыск.
Я выскочил из машины. Прошел вдоль улочки. Глиняные невысокие дувалы. Тусклый свет. Приземистые домики с прилепившимися к ним террасками. Сарайчики. Гаражи.
«Если я точно свернул за ним, машина должна стоять где-то здесь…»
«Второй тупик Чапаева» – значилось на табличке.
Я почти бегом вернулся в машину, включил зажигание.

Пятиэтажный жилой дом – с водной милицией и прокуратурой в угловом подъезде – не спал. Идя по двору, я слышал доносившиеся сверху отголоски детского плача, приглушенный смех.
Окна водной милиции были ярко освещены, словно там отмечалось торжество. Балюстрада водной прокуратуры выглядела тускло. В кабинете у Балы неярко горела настольная лампа.
– Прокурор области вас разыскивает, Игорь Николаевич… – объявил дежурный Баранов. – Он просил сразу ему позвонить.
– Что-нибудь произошло? – сросил я.
– Да нет. Все нормально. Повезли осетрину сдавать – пока не вернулись.
– Следователь приехал?
– Сказал, уложит детей и приедет…
Я поднялся к Бале.
В кабинете было тихо. Мой помощник что-то быстро записывал. Напротив, обняв ладонями виски, беззвучно раскачивался на стуле Вахидов. Я понял, что он молится. Или плачет.
Я включил верхний свет. Вахидов поднял голову. Передо мной сидел человек, увидевший за моей спиной собственную смерть.
Я поманил Балу на балкон.
– Что случилось?
– Парфенов в машине повел себя резко. Сказал, что Вахидова надо расстрелять, как Умара Кулиева, потому что это экономическая диверсия – спекулировать осетриной, когда простой народ голодает…
– Ну и подонок!
– Вахидов понял, что начальство от него открестилось. Сделает козлом отпущения… Сейчас он все рассказывает…
– Все?
– Или почти все. Как выручал начальство. А заодно набивал карманы себе и им… – Бала выражался в не свойственной ему решительной манере. – По указанию областных властей он на протяжении ряда лет закупает у браконьеров икру и красную рыбу… Причем в большом количестве. В последнее время он приобрел двести пятнадцать килограммов приготовленной кустарным способом паюсной икры…
– И куда икра пошла дальше?
– На стол к узкому кругу лиц. На подарки. В Москву.
– А что руководство комбината?
– Оно – в курсе. Все оформляется через орс…
– А указания?
– Только устные. Ни письменных распоряжений – ничего! Собственно, мы как следует и не поговорили… Очень много звонков. Я не беру трубку, тогда звонят дежурному. Областной прокурор, директор сажевого комбината – все уже знают – Парфенов будто бы обвинил нас в провокации… Смешно!
Смешного было мало.
Бала не представлял себе людей, против которых мы выступили, и последствий нашего противостояния. За нечто совсем невинное по сравнению с этим я в один момент оказался по другую сторону Хазарского моря.
– На обыск к Вахидову уехали?
– Да. Хаджинур и обэхээсник. Сразу же, как мы вернулись.
– Бураков не приезжал?
– Его не нашли. Полковник Агаев в командировке.
– Сделаем так, Бала… Сейчас ты отсюда уедешь. – Он удивленно посмотрел на меня. – Тут нам не дадут работать. Перевезем Вахидова на пристань… – Несколько дней назад полковник Эдик Агаев уступил нам часть причала, где мы могли поставить свой катер. Там же у нас было небольшое помещение со столом и несколькими стульями. – Магнитофон у тебя на месте? – Я знал, что он держит в столе портативный магнитофон и кассеты.
– Тут.
– Возьми с собой. Обязательно запишешь его показания… – Я спешил, нервозность моя передалась Бале. – Будешь продолжать без меня. Я приеду, как только освобожусь…
Вахидов, не слушая наш разговор, тягуче-безмолвно раскачивался на стуле.
– Пойдемте с нами, – сказал я. Он покорно поднялся.
Мы пошли к дверям. Бала хотел выключить свет, но я предупредил:
– Не надо. Только дверь запри!
В приемной я нашел ключ от черной лестницы, незамеченные, мы спустились вниз.
– Сюда? – Бала показал на бежевую «Волгу» Вахидова.
– Пусть стоит. Я отвезу вас сам.

Едва я вернулся, как в коридоре раздались шаги. Последним движением я выгреб из сейфа кучу бумаг, бросил на стол. И тут же кто-то без стука властно распахнул дверь.
– Могу?
На пороге стоял круглощекий, спелый, как наливное яблоко, зампредисполкома Шалаев, который еще на днях интересовался, не задерживали ли мы браконьеров с икрой. За ним выступал собственной персоной прокурор области Довиденко – длинный, под потолок, колосс на бог весть уж каких там ногах.
На Довиденко была «генеральская» – государственного советника юстиции – форма. Непонятно, почему он оказался в ней в столь поздний час. Может, надел специально?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27