Но сильнее
всего откликался на нынешний заискивающе-доброжелательный голос Юрия
Кондратьевича Кухаря давний издевательский голос Юрки Кухаря, когда он
шпынял своего одноклассника Миню Щербу напоминанием, что он, Миня - сын
врага народа, всякий раз вгонял в такой страх, от которого внутри все
зябло. И уходя в армию, расставшись со своим ненавистным недругом, не
думал Миня, что судьба сведет их вновь посередине войны. Был Миня к тому
времени командиром истребительно-противотанкового артиллерийского
дивизиона. Командир бригады отправил наградной лист на капитана Михаила
Михайловича Щербу - просил ему орден "Красного Знамени" в расчете, что уж
"Красную Звезду" дадут. Прошло сколько-то времени, стояли на
переформировке, звонит как-то офицер из штаба: "Щерба? Приезжай, дело
срочное есть". Поехал. Вошел в землянку и обомлел: на нарах, положив руки
на стол, сидел Юрка Кухарь. Майорские погоны, весь чистенький, новенький,
косую улыбочку просвечивала знакомая фикса. "Ну гад, и тут нашел, -
холодея, подумал Щерба. - Если опять начнет насчет отца... Ведь я же все в
анкетах писал, ничего не скрыл... Застрелю сволочь... И так хана, и так
хана... Пусть под трибунал, к стене, в штрафбат... Застрелю!.."
Но Кухарь поднялся, весело подошел, обхватил за плечи, потряс,
сказал:
"Ну, здорово, рад видеть, герой!"
Щерба кивнул, насторожился.
"Я приехал сверху, - Юрка ткнул многозначительно пальцем в потолок и
сказал неопределенно: - Занимаюсь кое-какими ответственными делами, -
осклабился. - В вашем корпусе недавно... Тут вот недельку назад шебуршу
бумагами, читаю и глазам не верю: Щерба! Миня!.. - Кухарь отошел, сел на
нары. - Оформлять твое орденское дело должен я... Ты мне, Миня, правду
скажи: твой отец враг народа? Ты извини, что я так - напрямую... Но сам
понимаешь..."
"Он репрессирован", - сквозь зубы ответил Щерба.
"Значит враг народа?"
"Он репрессирован", - глухо повторил Щерба.
"Ну ладно... "Звезду" хочешь получить? Я все сделаю, как надо, но с
условием: мы с тобой не знакомы. Понял? Чтоб не подумал кто, что подсобляю
однокласснику. Понял?" - он вцепился напряженным взглядом в лицо Щербы. И
не было уже в этом взгляде ни радости от встречи, ни доброжелательства, а
проступила из истинного нутра Юрки Кухаря злобная осторожность. Он
ненавидел сейчас Щербу за то, что при шлось притворяться, лгать, как-то
зависеть. "Так ты понял?" - в третий раз спросил он.
И Щерба вдруг понял другое: Кухарь боялся - вдруг кто-то узнает, что
знакомы, одноклассники, что отец репрессирован, а он, майор Кухарь,
благословил наградные бумаги сына врага народа... Но мог же просто
замухорить их, зарубить, не объявляться. Щерба и не знал бы никогда, что
он... Мог бы понадеяться, что Щербу убьют... Чего же он вылез?..
Объяснение могло быть одно: комбриг человек настырный, смелый,
вспыльчивый. Щерба ходил у него в любимцах, даже расцеловал прилюдно,
когда дивизион Щербы сжег семь "пантер". К тому же комбриг и командующий
корпусом были друзьями еще по курсантским годам, и комбриг добивался
своего, в особенности когда речь шла о наградах для его людей, тем более,
что просил их всегда за дело. Кухарь все это просчитал и понял, что заруби
он наградные документы Щербы, - комбриг взъерепенится, нашумит
командующему, а ведь они на "ты", рюмку вместе выпивают, не то что он,
Кухарь, вытягивающийся перед комкором, завидев его еще за сто метров...
Что тут делать? И подписать боязно, и замухорить опасно, вдруг комкор
поинтересуется...
Все это, может, и забылось бы, но спустя много лет, когда встретились
снова уже на юрфаке, Кухарь сам вроде напомнил: повел себя как последний
дурак - пытался расположить к себе, заискивал, намекал, что прошлое
касается только их двоих, и хорошо бы, чтоб больше никто не знал.
"Ты ему не напоминай, не давай понять, что раскусил его тогда, -
сказала Щербе однажды жена. - Ты свидетель его подлости и унижения. Люди
не любят таких свидетелей".
Единственный человек, кто знал об этом, - Сергей Ильич Голенок.
"Юрка всю жизнь будет чувствовать себя пресмыкающимся перед тобой, -
сказал он Щербе. - Ненавидеть и любезничать. Будь с ним осторожен, Миня.
Споткнешься - добьет.
Подобный тип вечен, неистребим. Они начинают сражаться за себя не
после того, как их разоблачат, а до - упреждают. Помнишь историю с
индюшками на сыроварне, как Юрка прибежал ко мне и клянчил, чтоб я сказал
директору школы, что он непричастен? А ведь его никто еще не обвинял! Но
он хотел упредить. Так и в твоем случае с наградными документами..."
- Слушаю тебя, Юрий Кондратьевич, - сухо сказал Щерба.
- У меня юрист ушел на пенсию. Нужен толковый человек. Оклад
приличный. Порекомендуй кого-нибудь. Не сопляка-выпускника, конечно, а
чтоб со стажем мужик был. Ну и характер... чтоб мы сработались.
- Это что, срочно?
- Желательно, - сказал Кухарь.
- Я в отпуск ухожу.
- Куда едешь?
- По Волге.
- С Галей?
- Да.
- На кой тебе черт Волга! - рассыпал Кухарь смешок. - Жарынь, тьма
народу... Да и деньги сумасшедшие! Ты каким классом? Могу на сентябрь
сделать две путевки в Карловы Вары. С тридцатипроцентной скидкой. Тебе и
Гале. Отличный санаторий. Сервис. Заграница.
- Не получится. Ей в сентябре в школу, - отказался Щерба, выдвинув
самый удобный мотив отказа. - А человека я тебе подыщу, когда вернусь.
Если, конечно, потерпишь, - не очень веря, что поиск юриста для
облсовпрофа был истинным поводом звонка Кухаря.
- Ладно. Видно будет... Чем занят сейчас?
- Всего хватает.
- Я слышал, опять ворошите дело об этих расстрелянных?
"Вот оно что! - подумал Щерба. - Ну да, брат-то его был тогда
председателем парткомиссии! Каким образом пронюхал, что я занимаюсь
этим?.. Неужто шеф сболтнул?.. Могли случайно встретиться в обкоме.
Тары-бары и - выползло. Вроде и тайна небольшая, не секрет, тем более в
мимолетной беседе с членом бюро обкома, председателем Облсовпрофа. "Как
живете? Что нового? Как там мой приятель Миша Щерба?" Таким вот
образом..."
- Кроме этого хватает. Есть дела посерьезней, - увильнул Щерба.
- Тоже верно... Да и что там может быть нового?! Все давно
досконально проверено. Брат-то мой, покойный, уж как изучал!
- Помню... - сказал Щерба, - удивленно думая между тем: - "Чего вдруг
Юрку зачесало, когда там действительно все ясно?"
- Я ж и говорю! Пустая трата времени... Вот публика! Пишут и пишут!
Мы тоже от этих жалобщиков стонем... Держи меня в курсе, если что... А
насчет Карловых Вар подумай, посоветуйся дома... Будь здоров!..

22
Задержанный в аэропорту за спекуляцию водкой шофер такси Смотрицкий
сидел в кабинете следователя - в маленькой комнате с одним окном, где
кроме стола, четырех стульев и старого обшарпанного сейфа, ничего не было.
Кабинет находился в конце длинного темноватого коридора, из дежурки
доносились громкие голоса, хлопали входные двери.
Смотрицкий был хмур, небрит, невыспавшийся, воспаленные глаза
сузились, откуда-то под ногти набилась грязь. Он сидел, опустив голову, и
чувствовал, как от трикотажной тенниски разило потом. Машина его стояла на
площадке районного ГАИ, размещавшегося на втором этаже этого же здания.
Следователь читал какие-то бумаги. По лицу этого человека в штатской
одежде Смотрицкий ничего не мог понять - строг ли, покладист ли, как вести
себя с ним, в каком он звании, как обращаться к нему, на что можно
рассчитывать... На что рассчитывать? Взяли-то с поличным - 28 пол-литровок
"Столичной" в багажнике... Продать успел только две... Начал сбывать
третью двум демобилизованным солдатам и не заметил как подошел сзади из-за
машины милицейский сержант... Демобилизованные сидят в коридоре -
свидетели... Так что для срока все в наличии: 28 пузырей водяры, свиде
тели... Первый раз в жизни, и тут же втюхался... Ах, дурак!
Смотрицкий потер грязной ладонью запавшую жесткую щеку, серую от
бессонницы. Он привык не спать по ночам. Но одно дело, когда выезжаешь в
ночную смену, ездишь или торчишь на стоянке на привокзальной площади и у
аэропорта, - куришь, поболтаешь с другими таксистами... Иное дело не спать
ночь, просидев в дежурке...
- Ну что, Иван Иванович, будем разбираться? - вдруг произнес
следователь, не отрывая глаз от бумаг.
От неожиданности Смотрицкий, погруженный в свои не веселые думы,
вздрогнул, глянул на следователя. Лицо его было свежим, умытым, гладким,
хорошо зачесанные волосы, видимо, после утреннего душа, еще держались, и
шофер подумал, что выгляди он огурчиком с грядки, возможно, следователь и
отнесся бы подобрее. А так - кому приятно смот реть на небритую грязную
харю, от личности с таким фасадом и ему бы, Смотрицкому, захотелось
поскорее избавиться...
- Значит, решили заработать? - спросил следователь.
- Да, - вздохнул таксист. - Врать не стану.
- Очень правильная мысль... Сами-то пьете?
- Нет! Ей богу нет!.. Печень больная, нельзя мне.
- Вот и вышло, как в поговорке: "Хмельного в рот не берет, а на своих
ногах зашатался". Так, что ли?.. Сколько же у вас всего было водки?
- Тридцать поллитровок.
- И давно занимаетесь таким промыслом?
- Первый раз! Никогда в жизни... до этого!
- Допустим... Водку-то оптом брали? В каком магазине? Левую?
- Не в магазине я... С рук.
- Ворованная, что ли?
- Выходит.
- Кто же ваши снабженцы?
- Сосед мой и его дружок. В ПТУ учатся.
- Как часто они вам сбывают краденое?
- Я ж говорю, это в первый раз!
- А сами где берут? Поинтересовались?
- Спросил. Отмахнулись, не твое, мол дело. За полцены отдали, чохом.
- Оптовики, значит, - усмехнулся следователь. - Фамилии их знаете?
- Сосед Лупол Витька. С теткой живет в шестой квартире. Родители в
селе. Второго только по имени знаю - Федька...
Беседовали они еще с полчаса.
- Прочтите и распишитесь, - следователь пододвинул ему протокол
допроса.
Смотрицкий подписал бумагу, не читая и тихо спросил:
- Куда же мне теперь?
- Он вам скажет, - кивнул следователь в сторону двери - там уже стоял
непонятно каким образом возникший сержант, дверь была приотворена...

После полудня взяли одного, прямо из дому, к вечеру - другого, из
общежития ПТУ. Особых хлопот с ними не было. Никаких противоречий в
показаниях. Сразу и точно назвали, где, когда и сколько взяли водки. Все
оказалось проще пареной репы: возвращались из училища, шли мимо Армянского
собора, увидели, как подъехала грузовая машина, привезшая ящики с водкой,
проследили, куда их сгружают, а ночью отправились на промысел.
Следователь выяснил, что в подвале собора находились складские
помещения разных организаций. Водку там хранит райторг. Вызвали
представителя, он посчитал и подтвердил, что недостает тридцати бутылок.
Когда с воришками отправились на место преступления, они, не путаясь,
прямиком привели к отсеку, показали, как взломали замок, нашли и орудие -
ломик, который они забросили через забор в бурьян соседнего двора.
- Это тоже ваших рук дело? - обратил внимание следователь на соседнюю
дверь с выдранной дужкой щеколды. - Что здесь взяли?
- А ничего. Бумажки там. Мы думали консервы, - прогнусавил старший.
Следователь вошел в отсек, посветил фонариком. Увидев вскрытые ящики,
заглянул в один-другой. Там лежали какие-то туго набитые папки.
- Кто арендует это помещение? - спросил следователь у участкового.
- Областной архив.
- Понятно... Что ж, поехали...
Пока шли к "уазику" с зарешеченными окнами, и следователь думал, что
дело закончено, можно писать обвинительное заключение и отправлять
районному прокурору для передачи в суд, мальчики перешептывались между
собой.
- Надо бы сказать про того, с фонариком.
- Поможет нам, что ли? На хрен он им нужен.
- Все-таки...
- Не лезь. Мало ли кто он был... Нам с ним путаться ни к чему...
- Вы что там, собеседники? - посмотрел на них следователь. - Еще
набеседуетесь, времени будет достаточно.
- Мы видели еще одного тогда в подвале, - не выдержал младший.
- Ишь, "еще одного"! Это кого же? - недоверчиво сказал следователь.
- Не знаю. Пришел с фонариком, покрутился и ушел.
- Хватит сочинять! Садись в машину! - в голове у следователя почти
сложилось несложное обвинительное заключение, ему мешали посторонние
разговоры, отвлекали, да и вникать в них не имело смысла, когда все уже в
этом заурядном деле стало на свои места... - Поехали! - скомандовал он, и
"уазик" покатил по брусчатке.

23
С отбором документов для передачи в соседнюю область Ярослав Романец
провозился две недели. Теперь гора папок почти заполонила его комнатку и
еще одну в конце коридора, где стояла газовая плита и куда сотрудники
приходили вскипятить воду в коллективном белом чайнике с облупившейся
эмалью.
Романец несколько раз проветривал помещение, но специфический запах
старой иссохшейся бумаги и микроскопической пыли еще не выветрился, сухо
щекотал в носу. До сих пор ныла поясница. Во дворе сколотят ящики, набьют
их папками, и рабочие погрузят на машины. Когда это будет, - Ярослава уже
не интересовало. И все же он как бы не ощущал себя освободившимся от
нудной и утомительной работы, не было чувства облегчения при мысли, что
все уже позади. Такое бывает, когда сразу же, без передышки, приходят
угнетающие мысли о чем-то, что на время отодвинулось. Было отложено и
писание реферата, и сейчас предстояло браться за него основательно.
Телефонный звонок прервал его мысли. Ярослав взял трубку и тут же
нахмурился, услышав голос начальницы:
- Ярослав Федорович, зайдите ко мне, пожалуйста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30