Он подтвердил и время и место
встречи. Никаких противоречий. Служба в церкви Петра и Павла в тот день
закончилась позже, чем обычно, в половине восьмого вечера. Был хороший
хор, поэтому задержались".
"От церкви до ее дома удобнее ехать трамваем, "девят кой", напротив
дома конечная остановка, - сказал Щерба. - Езды десять минут. Накинем еще
десять: пока вышла из церкви в толпе, поделилась какими-то впечатлениями с
той же приятельницей, подождала трамвай. Дома должна была быть в
пять-десять, ну, пятнадцать минут девятого, еще засветло".
"Но она же показала, что шла пешком, - напомнил Скорик. - А пешком -
минут двадцать пять, тридцать, женщина пожилая. Если так, то домой попала
не раньше девяти, а то и в начале десятого".
"Ну а если все же не пешком, а ехала?" - настаивал Щерба.
"И тогда бы заявилась к себе в начале десятого, - сказал Соколянский.
- На Скальной ремонт путей, меняют рельсы, "девятку" пустили в объезд
через центр. Это еще полчаса".
"До чего ж вы оба умные. Здорово вы ее защищаете, - Щерба откинулся
на спинку стула, вытянул ногу, чтоб легче было втиснуть пятерню в карман и
извлечь пачку сигарет. - Надо еще раз допросить соседку, Виктор Борисович,
- сказал Щерба. - Вызывайте на четверг, часов на одиннадцать ут ра..."
Теодозия Петровна пришла ровно в одиннадцать.
В половине двенадцатого явился Щерба. Едва войдя в кабинет Скорика,
по его скучному лицу понял, что дело шло со скрипом.
- Не помешаю? - спросил он.
Теодозия Петровна оглянулась на его голос.
- А, Теодозия Петровна! - вроде удивился Щерба. - Помогаете нам?
Продолжайте, Виктор Борисович, я посижу, послушаю, - он сел у окна.
- Значит, машину вы видели, когда она стояла и потом когда отъезжала?
- спросил Скорик.
- Так и было. Я уже говорила и вам, и ему, - повернулась Теодозия
Петровна к Щербе.
- Вы хорошо ее разглядели? - спросил он.
- Что она - ушки? [ушки (местное, обиходное) - пельмени с грибами]
- А сидевшего в ней запомнили?
- Его не видела, темно было внутри и стекло блестело.
- Какого цвета машина, Теодозия Петровна? - задал вопрос Скорик.
- Вроде белая. Говорю же - темно было.
"Значит, ни черная, ни синяя, ни красная, ни зеленая, - перечислял в
уме Щерба. - На трамвайной остановке один фонарь, метрах в двадцати от
места, где стояла машина. При этом освещении она могла выглядеть белой,
хотя в действи тельности могла быть светло-серой и даже светло-бежевой".
- А вы не помните, какой модели машина? - спросил Скорик.
- Не понимаю я в них, прошу пана.
- Номера вы не заметили, Теодозия Петровна? - спросил Щерба.
- Я уже говорила, не заметила. Что он мне, тот номер.
- Но может быть вы запомнили, какой он - черный маленький с белыми
цифрами или белый продолговатый с черными цифрами? - настаивал Щерба.
Она посмотрела на него с раздражением, как на докучливого
несмышленыша:
- Не знаю. Они всякое цепляют на свои машины!
- Хорошо, Теодозия Петровна, бог с ней, с машиной, - миролюбиво
согласился Щерба. - Скажите, у покойного Богдана Григорьевича фотоаппарат
был? Не увлекался ли он фотографированием?
- Не было у него никакого аппарата! За какие деньги?! - категорически
отвергла женщина.
Щерба взглянул на Скорика, мол, у меня все. Тот согласно опустил
веки.
Когда она ушла, Щерба сказал, вздохнув:
- Да, не много мы сегодня заработали.
Скорик встал, молча открыл сейф и извлек завернутый в носовой платок
Щербы прозрачный футляр от кассеты "Denon".
- Ну что? - нетерпеливо воскликнул Щерба.
- Есть. Те же "пальцы", что и на рулончиках пленки со стола
Шимановича.
- Да ну?!
- Все-таки, чьи они, Михаил Михайлович?
- Зовут его Олег Иванович Зданевич. Возраст тридцать один год.
Фотолаборант в областном архиве, - и Щерба подробно рассказал обо всем,
что было связано с Олегом Зданевичем и его отцом, о том моменте, когда
возникло хотя и уязвимое, но логически не такое уж случайное подозрение.
- Будем просить санкцию? - спросил Скорик.
- Только на обыск. И подписку о невыезде. На большее у нас нет
материала.
- Жаль, что мы не можем приобщить кассету к делу. Придется ему
"пальцы" откатать.
- Приобщим. Я ему ее верну. А во время обыска изымем официально. Да и
кроме нее в доме что-нибудь да найдется с его "пальцами".
- Что могло привести этого лаборанта к Шимановичу?
- Поиски документов, хоть как-то связанных с отцом. Он-то хорошо
знал, чем занимается Шиманович, специфику, разнообразие его архивов,
выполнял видимо неоднократно его заказы на фотокопирование. И в доме, надо
полагать, бывал. На сей раз пришел в субботу, пятнадцатого числа. Помните
запись, сделанную Шимановичем на субботнем листке календаря: "Сегодня
фотокопии в 16 ч."? И что-то между ними произошло. Что?..
Зданевича Щерба пригласил по телефону под невинным предлогом: хочет
возвратить кассету и фотокопию протокола и заодно задать несколько
вопросов. Каких - не уточнил.
И вот они сидели друг против друга. Зданевич положил в портфель
кассету, всунул аккуратно в конверт от фотобумаги листок фотокопии и
сидел, ожидая, чего еще от него тут хотят.
- Олег Иванович, мне нужно официально допросить вас по одному
случайно возникшему делу.
Зданевич напрягся, подозрительно стрельнул взглядом по лицу Щербы,
сказал глухо:
- Что еще? Я свои дела тут закончил, а вы свои сами крутите.
- В одну из наших бесед вы сказали, что "левыми" работами не
занимались, в частности фотокопированием. А ведь занимались, Олег
Иванович. Фотокопия протокола, которую я вам только что возвратил,
выполнена вами. Очень профессионально, на отличной импортной бумаге. И вот
эти фотокопии тоже сделаны очень профессионально, тоже на импортной
бумаге, - Щерба извлек из ящика и положил перед Зданевичем фотокопии
документов, спечатанных с рулончиков пленки, обнаруженных на столе в
квартире Шимановича.
- Мало ли кто мог достать импортную бумагу! Да и мастера в городе
кроме меня есть. Десяток назову, - откинулся Зданевич и заложил вальяжно
руку за спинку стула.
- Олег Иванович, в этом здании есть и дураки. Как и всюду. Но почему
вы считаете, что один из них я?
- Я ведь тоже не дурак!
- Надеюсь. А ведете себя, мягко говоря, не умно.
- Ну хорошо, брал я "левую" работу.
- И у Шимановича? У Богдана Григорьевича?
- А, у этого... Брал.
- Как часто вы к нему заходили?
- А я к нему вообще не ходил. Созванивались, где-нибудь встречались.
Он мне отдавал работу. А потом я ему возвращал готовое, а он мне бабки.
- Но пятнадцатого августа, в субботу, вы все же навестили его, в
четыре часа дня?
- Нет. Не верите, спросите у него. Я отдал ему все накануне, в
пятницу днем. Он сам поменял время. Да и мне оказалось удобней. Потому что
в пятницу вечером я должен был уехать.
"Вот стервец, - расстроено вздохнул Щерба. - Чего теперь стоят его
отпечатки пальцев на рулончиках пленки и на футлярчике?! В суд с ними не
пойдешь. И обрезки остальных кадров от тех рулончиков... Ну найду я их у
него дома при обыске! Куда их присобачишь?"
- Да что в конце концов случилось, чего вы меня все время возите
мордой по асфальту?! Я не за этим шел сюда! Шел добровольно! По вашему
приглашению, - вскипел Зданевич.
- Шиманович убит! - в упор сказал Щерба. - В субботу, пятнадцатого
августа, - и он увидел, как по лицу Зданевича поплыла белая тень, и оно
вдруг осунулось.
- Вона что! - голос Зданевича стал сухой скрипучий. - Понятно...
Шьете мне убийство... Это что же, Кухарь так на вас надавил или чего
посулил?.. Хочет меня таким образом натянуть?.. Не выйдет у вас, ребята!
Все вы одна кодла!.. Но не выйдет!.. Не было меня в городе в ту субботу,
пятнадцатого августа. Не было - и все! Находился с пятницы с вечера до
воскресенья, до десяти вечера да-а-леко, за сто восемьдесят километров. В
Кременце. Алиби у меня! Ясно?! И утритесь им вместе с Кухарем!..
- Чем вы ездили туда? - спросил Щерба, спокойно выслушав длинную и
гневную тираду Зданевича и подумал: "На Скорика это наверное, произвело бы
впечатление... Но может быть мне сейчас мешает именно мой опыт, сотни
людей, сидевшие на этом стуле и вот также нагло отпиравшиеся, а в итоге не
через день, так через месяц подписывавшие протокол с признанием,
ложившимся в обвинительное заключение?.. Может быть весь этот чертов мой
опыт не дает мне свободы поверить Зда невичу?" - Так каким же транспортом
вы ездили в Кременец? - отмахнулся Щерба от психологических самокопаний.
- Рейсовым автобусом. Последним. В шесть сорок вечера, - ответил
Зданевич. Он выпрямился на стуле, говорил уже тихо, прикрыв глаза, словно
успокоился, был весь собран, будто набирался сил и терпения для долгого
упорного сопротивления.
- Кто это может подтвердить?
- Жена. Я ездил к ней на выходные. Она была там с дочерью.
- А кроме жены?
- Пассажиры автобуса. Ищите их. Вам за это деньги платят.
- Поищем... Я возьму у вас подписку о невыезде, Зданевич. А сейчас
поедем к вам домой на обыск...
- Ваше право.
- Право закона.
- Вижу, какой закон. Только передайте Кухарю, тут ему шоколадки не
будет, пусть леденец сосет...
Обыск в квартире Зданевича не дал ничего. Щерба изъял знакомый уже
футлярчик от кассеты, часть пленки, отрезанной от тех рулончиков, что
нашли у Шимановича и еще кучу фотокассет с проявленной фотопленкой,
хранившихся в чуланчике, переоборудованном в маленькую фотолабораторию.
Жилье Зданевича оставило впечатление, что живут здесь люди, едва сводящие
концы с концами. Однокомнатная квартира с кухонькой, где едва могут
разместиться два человека. В комнате дешевенький сервант, раскладной
диван, стол и детская кроватка. У окна на тумбочке старый черно-белый
телевизор, рядом ящик с детскими игрушками.
Когда уже уходили, жена Зданевича, худенькая молодая женщина,
бледная, молча плакала и укоризненно посматривала на мужа, а Зданевич
отрешенно сидел на диване, не обращая внимания на смущенных понятых. Жена
Зданевича пошла за Щербой на кухню.
- Это все неправда, товарищ следователь, повторяла она. - Олег был у
нас в Кременце с пятницы до воскресенья. Не мог он... Никак...
- А что вы там делали? - спросил Щерба, укладывая в картонную коробку
фотокассеты и пересчитывая их.
- Я была в профилактории. С дочерью. Мне дали путевку туда на три
дня. Я донор...
Вошел Зданевич и молча стоял в дверном проеме.
- Он даже фотографировал нас! - с надеждой вспомнила жена. - Возле
леса, там луг есть!.. Вот смотрите! - она лихорадочно принялась перебирать
фотокассеты.
- Перестань, Катя! - сказал Зданевич. - Фотографировать вас я мог и
три недели, и три месяца назад. Там даты нет! Перестань! Это не
доказательство. Ты им ничего не докажешь. Они не хотят. Пусть сами и ищут.
Она обреченно опустила руки...
С этим Щерба и отбыл...

47
В субботу, в час дня, как и было оговорено, Сергей Ильич отправился с
визитом к Григорию Мироновичу Ковалю. Жил Коваль в небольшом коттедже.
- Тут все мои Ковали: я с женой, дочка с мужем и сын с невесткой, ну
и внуки, понятно... Может, в садике расположимся? - сказал Коваль.
- Как вам удобней, - согласился Сергей Ильич.
Сад был ухоженный, аккуратные, уже опустевшие грядки, на яблонях еще
висели осенние сорта яблок, к могучей старой орешине была приставлена
стремянка и прислонена длинная палка с хитро закрученным проволочным
крюком.
- Вот здесь хорошо будет, - сказал Коваль, усаживаясь на деревянную
скамью, вкопанную, как и стол перед нею, в землю.
Был Коваль невысок, худощав, подвижен, на морщинистом лице быстрые, в
зорком прищуре карие глаза.
Едва сели, тут же появилась жена его, накрыла стол целлофановой
скатеркой, поставила бутылку водки, соленья, пахнувшую чесноком колбасу и
миску с варениками, над которыми еще вился пар.
Сергей Ильич церемониться не стал, поняв, что его ждали: как ни как,
- он человек от Кухаря.
Сперва были общие разговоры о жизни - о детях, о ценах, о
международных делах. Когда бутылку наполовину осушили, и Сергей Ильич
оценил вареники, домашние соленья и домашнюю колбасу, Коваль, потерев щеки
с покрасневшими жилочками на скулах, спросил:
- Так какая там у вас забота?
Рассказав, кто он, чем занимается и что в круг поисков попал
Александр Бучинский, который якобы был в подполье и вроде ходил из города
в отряд и обратно, Сергей Ильич закончил:
- Может, вы знали его или слышали о его судьбе?
- Знать не знал. Таких людей по нашим правилам не очень показывали. А
слышать слышал, от командира. И не раз. Ходил Бучинский в Уделичи, там был
наш "маячок", вроде как передаточный почтовый ящик. Двое их там жило:
Остап Ляховецкий и Вася Кунчич. Однажды не явился к ним Бучинский. А
ждали. Знали, что должен в такой-то день прийти. И не пришел. Уж потом,
через сколько там месяцев, узнал командир, что на засаду полицаев
напоролся он. И то ли убили они его, то ли увели. Так и сгинул... А этот,
ваш, который в Америке помер, и в самом деле брат ему родной?
- Родной.
- И много денег оставил?
- Прилично... Григорий Миронович, а люди эти, Ляховецкий и Кунчич,
так и живут в Уделичах? Может от них я хоть что-то узнаю? Как найти их?
- Не найдете, - нахмурился старик. - Расстрелял их один гад, осенью
сорок первого. Самосуд сотворил... Вот так оно, ваше дело
поворачивается...
Потом они пили душистый травяной чай с вишневым вареньем. В общем все
было вкусно - еда, пахучий чай, ва ренье. Но уходил Сергей Ильич с
ощущением уксуса во рту - опять тупик...

48
О Зданевиче Щерба узнал, что машины не имеет, водительских прав в ГАИ
не получал, не судим, жена его с до черью, как выяснил Скорик,
действительно получила путевку в профилакторий, который находится в селе
Рудно, в пяти километрах от Кременца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30