Враш произнес эти слова так, словно, давая нам возможность понимать язык бхарашади, оказывал нам снисхождение, но я знал, что это ложь. Он желал нашего отчаяния и страха перед происходящим. У меня ноздри раздулись от отвращения, и я молча встретил его взгляд.
Держа Жезл в левой руке, он подошел к Рорку и запрокинул ему голову. С жестокой ухмылкой он опустил пальцы ему на висок, и его скрюченный большой палец поднялся, как хвост скорпиона. Черный коготь выдвинулся из подушечки пальца подобно жалу.
– Нет!
С влажным чмоканьем палец Враша одним движением вырвал глаз из глазницы. Рорк пронзительно закричал, отдернул голову, и кровь залила ему щеку и грудь. Ха'демон торжествующе поднял золотой шар. Меня затошнило, и даже воин бхарашади отвел взгляд.
Оставив Жезл парить в воздухе, Враш выковырнул из глазницы Катвира опал и вставил на его место глаз, вытащенный у Рорка. Красная вспышка подсказала мне, что Враш использовал магию, чтобы прирастить глаз на старое место. Потом колдун повернулся, шагнул вперед и левой рукой поймал Рорка за подбородок. Его когти расцарапали щеку рейдера, но он вынудил его держать голову прямо. Очень осторожно он раздвинул ему веки и вложил в левую глазницу опал.
Рорк снова зарычал от боли. Над глазницей блеснул голубой отсвет, и Враш отскочил назад, но тут же ухмыльнулся, наблюдая, как Рорк беспомощно бьется в удерживающих его магических оковах. Рорк оглянулся на меня и подмигнул мне новым глазом, но меня не утешило даже то, что глаз ожил.
Мир в моих глазах заколебался и начал изменяться, словно в новом кошмаре. Я видел воинов, рассеянных по всему Некролеуму, и знал, где и когда погиб каждый из них. Мне довольно было взглянуть на любого мертвеца, чтобы увидеть его и в расцвете славы, и в момент гибели. Я бы отнес это за счет такой же связи, какая подсказала прошлой ночью моим спутникам имена выбравших их лошадей, но ведь магическая сеть, связавшая всех бессмертных ха'демонов, не касалась меня! Враш снова воздел Жезл, и красная нить протянулась к нему. Он коснулся Жезлом груди Катвира…
Труп начал корчиться, будто под колесами телеги. Секундой позже его движение повторило все войско мертвецов. Красное сияние очертило дыры в груди трупа. Кровавый свет ушел в глубину, снова возник на коже, и раны закрылись, не оставив следа.
То же самое происходило повсюду с телами воинов. Красное сияние выжигало застрявшие в груди стрелы, сбрасывая наземь горящие обломки дерева, красное сияние складывало разбитые черепа, будто кусочки мозаики. Красное сияние обтягивало новой плотью голые кости, сраставшиеся на глазах. Через террасу ползли к изувеченным телам отрубленные члены, и кровавое сияние стягивало их в единую плоть.
Наконец рубиновый луч прополз по груди Катвира и соединился с первой нитью, которая от толщины соломинки разрослась до толщины моего пальца и ото лба Катвира поднялась к верхней паутине. Словно толстые черви расползлись во все стороны по ее нитям. Когда они коснулись подвешенных бхарашади, веревки вспыхнули, и тела остались висеть в воздухе, поддерживаемые только силой магии.
Враш обеими руками прижал жезл к груди и уперся подбородком в черную жемчужину. Он закрыл глаза, мышцы рук его вздулись, а кулаки сжались плотнее. Свет на мгновение стал ярче, а потом померк и ушел ввысь при словах колдуна:
– Все исполнено по твоему слову, о, Кинруквель. Как было завещано, когда бхарашади шли в мир через царство твое, мы сохранили это место священным. И сюда, в Некролеум, приносили мы своих мертвых и добычу, захваченную в этом мире. Мы сохраняли их тела и исцеляли раны. Ныне тела готовы принять твою милость.
Я почувствовал, как земля у меня под ногами содрогнулась. Воин бхарашади расставил руки, чтобы удержать равновесие. Рорк оскалился, а у меня пересохло во рту. Я ничего не знал о Кинруквеле из героических баллад, не было его и среди имен пантеона Империи, но само обращение к нему сотрясало землю, и мне не требовалось иных доказательств его могущества. Враш коснулся земли наконечником Жезла:
– Приди же, Кинруквель. Верни чадам своим, моим братьям, то, что было столь жестоко похищено у них. Этого, во исполнение завета, заключенного тобой с бхарашади, я требую!
Земля снова колыхнулась, но на сей раз слабее и не так яростно, как прежде. Ее содрогание отозвалось в воздухе, красные линии расплылись в моих глазах, завибрировав, как струны лютни под пальцами барда, и отозвались глубоким тенором. Звук нарастал, и я крепко сжал зубы, чтобы они не стучали.
Я заметил, что от земли в паутину, созданную Врашем, просачивается новый, более темный цвет. Линии опять утолщались, словно их покрывал вязкий темный налет. Новая сила не прогоняла, не заменяла собой магию Враша, а сочеталась с ней. В трещинах под темными наслоениями все еще виднелось алое пламя.
Энергия, потрескивая, расходилась вверх по цилиндру, но не затрагивала лучей, связывавших мертвых бхарашади с помостом. У меня мелькнула мысль, что что-то пошло не так, но Враш не проявлял признаков беспокойства. Он бесстрастно наблюдал, как сила Кинруквеля оскверняет созданную им прекрасную сеть.
Мне пришло в голову, что мое понимание красоты, возможно, не имеет ни одной точки пересечения с представлениями Враша.
Достигнув вершины, темная сила потянулась вниз по толстой нити, ведущей к Катвиру. Я увидел, как откинулась его голова, словно нить стала непереносимо тяжелой. Достигнув его, сила начала расходиться по паутине вширь. По разным кругам она растекалась с разной скоростью, так что должна была коснуться каждого бхарашади почти одновременно. Когда это произошло, звук, производимый ею, изменился, став более ровным и упорядоченным.
Он сосредоточился в глухие толчки с равномерным чередованием силы. Сильный и слабый удары разделял почти неуловимый интервал. Постепенно ритм замедлялся. Он казался знакомым, но к тому времени, как я узнал в нем биение сердца, произошли события, перед которыми это открытие казалось незначительным.
Катвир шевелился.
Сперва я решил, что меня обманывает меркнущий свет, но грудь его начала вздыматься и опускаться. Дыхание было так слабо, что поначалу я отказывался поверить своим глазам. Но по мере того, как его легкие расправлялись, до меня начали доноситься вдохи и выдохи. Уши подтвердили то, что видели глаза: Катвир возвращался к жизни.
Его руки вздрогнули, и на пальцах показались когти. При виде их я поморщился, а Рорк беспокойно заерзал в своем кресле. На бедрах демона вздулись мышцы, и пальцы на ногах подобрались. Он расправлял плечи. Мускулы на тяжелой груди обозначились яснее: он положил руки на колени и согнул их в локтях. Силовой луч растаял, когда Катвир поднял наконец голову. Его косматая грива была сбрита с висков по обычаю воинов. Красные блики играли на острых выступах высоких скул и четкой линии челюсти. Ноздри раздувались при каждом вздохе, а рот остался приоткрытым, и зубы поблескивали в его темной щели.
Он открыл золотые глаза и моргнул, сбрасывая кровь Рорка, мешавшую ему видеть. Его взгляд уперся в меня и Рорка, но глаза, казалось, смотрели сквозь нас. Он медленно повернул голову влево и, наткнувшись взглядом на Враша, задвигал челюстью, пытаясь заговорить. Со второй попытки у него вырвалось сухое резкое карканье:
– Это сделал ты?
Враш сдержанно кивнул и поднял в правой руке Жезл:
– Я, как было завещано.
– Кто такой? – Катвир пронзительно уставился на него, не замечая медленно шевелившихся воинов бхарашади.
– Враш, отец.
– Враш… – Катвир закрыл глаза и вдохнул носом воздух. – Сосунок, рожденный от ведьмы. Я взял твою мать, потому что мне нравилась ее строптивость. А тебя я хотел утопить сразу после родов.
При всей моей ненависти к Врашу-"убийце стаи", мне стало до боли жаль его. Я не мог представить себе, что можно так говорить с сыном, и знал, что не пережил бы подобных слов, услышь их я сам от моего отца. Я взглянул на Враша, желая увидеть, как он принял такую жестокость, но он сумел скрыть свою боль и поднял голову:
– Я полагал, что ты пощадил меня ради великой судьбы, которая меня ожидала.
– Я пощадил тебя только потому, что твоя мать предпочла бы от тебя избавиться, – Катвир перевел взгляд на другого бхарашади, стоявшего перед помостом. – А ты?
– Хранитель твоего трона, отец. Я – Риндик.
Катвир усмехнулся:
– Так ты избавился от старших братьев, чтобы занять мое место?
– По правде сказать, повелитель, не прошло и двух недель с твоей смерти, как моя мать отравила твою первую жену и ее потомство. С того времени я стал осторожен и охранял твое царство от набегов цворту.
– И ты дозволил Врашу попытку возродить нас? – Катвир холодно взглянул на него, прищурив глаза.
Риндик не дрогнул:
– Я одобрил эту попытку. Она казалась мне несвоевременной, но ее исход меня удовлетворяет.
– Да, исход, – Катвир снова повернулся ко мне и Рорку, – Давно мы не виделись. Но даже сидя здесь, в объятиях смерти, я не забывал тебя. Ты мне причинил столько боли, что даже после смерти я не избавился от нее. Вместе со мной погибла и моя мечта об объединении Хаоса и уничтожении Империи. За это преступление заплатишь не только ты сам, но и весь ваш род.
Рорк усмехнулся, оскалив зубы:
– Если это преступление, рецидивизм был бы добродетелью, – он натянул сковывавшие его магические путы. – Пусть твои прихвостни освободят меня, и я сделаю это еще раз.
Катвир неуверенно поднялся на ноги, прижав руку к груди в том месте, где прежде зияли раны.
– Даже столько лет спустя я чувствую эту боль. Она теперь холодна, но она поселилась здесь, чтобы не дать мне забыть. Годы изменили тебя, но это не важно. Сейчас я покончу с тем, что начал много лет назад.
Он протянул левую руку к мечу, оставшемуся на троне:
– Эту виндиктксвару я выковал в сердце вулкана при полной луне и закалил в реке, текущей сквозь пустыни Хаоса. Не бывало прежде подобного клинка. От одного его прикосновения ты вспыхнешь пламенем.
Рорк засмеялся еще громче:
– Смерть придавила тебя. Боишься честной драки? Давай, прирежь меня, это не принесет тебе славы.
Катвир повернулся к нему. Его меч все еще оставался в ножнах.
– Что ты болтаешь, маг? Я помню твой кинжал – в тот день он был для меня, что щепка для могучего дерева. Этот клинок может управиться и с тобой, но сейчас он поразит того, на кого он был выкован.
С металлическим шипением виндиктксвара выползла из ножен и взлетела к потолку. Красное сияние кровью заливало острое, как бритва, лезвие. Челюсть у меня отвисла, потому что среди червленых узоров, украшающих серебристый клинок, я разглядел свое собственное лицо.

29

"Не мог же этот клинок предназначаться мне?!" В те времена, когда он был выкован, я был еще младенцем. Откуда он мог знать, как я буду выглядеть взрослым? И он не мог предвидеть мое появление в Хаосе. Он не мог создать виндиктксвару мне на погибель!
Но сквозь попытку защититься мыслью, что годы, проведенные в Некролеуме, подточили разум Катвира, передо мной вставали сцены из кошмарного сновидения. Я уже видел этого ха'демона. Я боролся с ним и побеждал его. Уступая в силе, умел одолеть его хитростью. И я всегда знал, что встреча с ним в поединке принесет мне смерть. Тот бросок копья в последнем бою был сделан с расстояния, ближе которого я никогда не подпускал его к себе.
Катвир шагнул вперед и с силой хлестнул хвостом.
– Хроники Фарскри пророчили мне смерть от твоей руки, и это сбылось. Теперь я отплачу тебе той же услугой.
Обеими руками обхватив рукоять, он поднял меч над моей головой.
Я стряхнул с себя оцепенение. Он принимал меня за моего отца. А я, заразившись его безумием, принял кошмары за воспоминания. И как он мог спутать меня, изнемогающего от страха, с героем Кардье?
Клинок свистнул в воздухе, серебряная стрела мелькнула перед моими глазами и ударила в Катвира, отбросив его в сторону. Едва не падая с ног под тяжестью вцепившегося в него серебристого пса, он ногой задел Посох Эметерия, лежавший на помосте. Когда Посох откатился к ногам Рорка и задел ножки наших кресел, лицо Враша исказил ужас. Узы, созданные магией Жезла Первого Пламени, мгновенно испарились.
Вскочив на ноги, я метнулся к груде трофеев за мечом. Слева от меня Катвир заревел от боли и поднялся на ноги. Он держал Кроча за горло на вытянутой руке. Из правого плеча ха'демона был вырван клок мяса, и пасть Кроча истекала лиловой кровью. Пес рычал и пытался вцепиться в державшую его руку, но бхарашади усилил хватку, и лай Кроча задохнулся. Оглянувшись на меня, чтобы удостовериться, что я вижу, Катвир приставил кончик виндиктксвары к брюху Кроча и проткнул его насквозь. Пес жалобно взвыл и, извернувшись, устремил на меня полные боли опаловые глаза, но я уже ничем не мог ему помочь.
Катвир повернул клинок и вырвал его из тела собаки. Покончив с Крочем, ха'демон отшвырнул его, как грязную тряпку. Кроч упал под помост, где я не мог его видеть, но его жалобное поскуливание легко достигало моих ушей.
Взмахнув в воздухе виндиктксварой, Катвир забрызгал мне грудь теплой кровью Кроча.
– Сейчас я разделаюсь с тобой, как разделался с твоей проклятой собакой, а потом займусь твоей обожаемой Империей.
"Моя собака!" В памяти невольно и непрошено возник Ноб – много моложе и крепче, чем сейчас, – протягивающий мне лучшего щенка из всего помета:
– Вот вам, мастер Кардье, верный пес. Пусть гоняет тех ха'демонов, что гоняются за вами.
Кроч, пес, стерегший мой сон во время рейдов в Хаос. Пес, признавший меня, хотя Рорк говорил, что он недоверчив к чужим. Пес, бросившийся ко мне, а не к Рорку, когда мы вернулись из замка Пэйн.
Мой пес. И Изумрудный конь – мой конь. Я пригоршнями разбрасывал золото. Моя жизнь сливалась с жизнью отца; они не могли быть едины – и все-таки были. Безумие потихоньку уводило меня в темноту. Слова: "Я – мой сын. Я – мой отец" без конца вертелись у меня в голове.
– Шевелись, Лок!
Выкрик Рорка отогнал безумие. Я отшатнулся влево от рубящего удара, нанесенного Катвиром. Лезвие зазвенело по груде золота и блестящих камней, разбросав их далеко в стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42