Раненый вождь лежал в быстро расплывающейся луже крови. На боку его был глубокий порез, там, где прошлись клыки вепря. Ульф бормотал что-то, перевязывая рану мягкой тканью и выкладывая на кожу вокруг травяную массу. Он кинул в огонь еще какие-то травы; комнату мгновенно заполнил ароматный дымок. Лириэль с интересом заметила, что в травах, пахучем дыме и словах таилась магия. Но рана Аумарка была слишком глубока, и магия Севера не могла усмирить хлеставшую кровь вовремя. Толстый слой перевязки уже побагровел.
Дроу присела рядом с усердно работающим шаманом. «Дай я», приказала она. Ульф напрягся, потом коротко кивнув сдался.
Лириэль содрала бинты и положила одну тонкую черную ладонь на раскрытую рану, другой коснувшись амулета Лолт. Закрыв глаза, она мысленно представила мертвенную темноту своего древнего дома, – владения Паучьей Королевы, – следом обратила мысли на слова жреческого заклинания. Одновременно она отчаянно пыталась придумать что-то, что можно было бы предложить темной богине в обмен на дар исцеления, о котором она собиралась просить. У Лолт, богини хаоса, госпожи жестоких дроу, нет интереса в человеческом воине – если она, Лириэль, не найдет его.
«На эту землю надвигается война», произнесла Лириэль, читая вслух молитву на дроу. «Я чувствую это, пусть и не знаю еще имена всех ее участников. Излечи этого вождя, и я буду стоять в битве рядом с ним, и сражаться как жрица Лолт. Дроу воевали на поверхности – и проиграли. Но если ты позволишь, эта война будет выиграна твоим именем, и все живущие под светом солнца познают наконец истинное могущество Лолт!»
Амулет в ее ладони запульсировал исходя силой, и Лириэль поняла, что ей удалось пробудить интерес гордой и своенравной богини. Она быстро произнесла жреческое заклинание, напрягшись, когда темная магия прошла сквозь нее в неподвижное, бледное тело руатанского вождя. Раздалось шипение ожога, она ощутила, как разорванная плоть под ее ладонью срастается. Тело Аумарка коротко содрогнулось от немилосердного исцеления, и успокоилось.
Усталая, с кружащейся головой, Лириэль открыла глаза, и медленно приглушила поток энергии. С облегчением она отметила, что дыхание вождя стало глубже, и на изможденное лицо стали возвращаться краски.
«За сделанное тебе признателен весь Руатим», медленно проговорил шаман. «Истинно скажу, никогда я не видел столь могущественной лечебной магии. И все же, я не буду учить тебя».
Какое-то мгновение дроу смотрела на человека, подавленная его упрямым отказом. Потом быстрыми, сердитыми движениями вскочила на ноги и вышла из хижины. Деревенские, часть которых стала свидетелями ее волшебства, почтительно расступились перед ней. Здесь же оказался и ожидавший ее Федор. Дроу с запозданием вспомнила, что он так же участвовал в ставшей катастрофой охоте, и стянула серебряное кольцо. Взяв его за ладонь, она надела ему кольцо на мизинец. «Не снимай», посоветовала она тихо. «От этого вполне может зависеть твоя жизнь». В ответ он улыбнулся. «Как я погляжу, ты тоже была занята. Пойдем, вороненок, надо поговорить».
Оставив деревню, они прошли вдоль берега на запад, кутаясь в плащи от холода надвигающейся ночи. Федора явно обуревали сомнения, но он молчал до тех пора, пока закатные цвета почти не растворились в серебро. Неожиданно он спросил дроу, рассказала ли она кому об утреннем нападении.
Лириэль моргнула. «Только Хрольфу. Говорил ли он об этом с кем-то, не знаю. А в чем дело?»
«Вепрь, ранивший Аумарка», начал Федор. «Может, это и был обычный зверь, но мне так не кажется. Я охотился на диких кабанов в Рашемене. Они всегда опасны, но этот оказался просто невероятно хитер. Готов поклясться, он дожидался нас в засаде, как будто знал каким путем пойдут охотники. И я видел кое-что», добавил он с особым ударением, имея в виду магическое Зрение, присущее рашеми. «Было в нем нечто знакомое. Это как – как если бы зверь отбрасывал тень не похожую на себя, тень облика, которого я не смог распознать. Очень похоже было с тем ястребом».
«Значит?»
« Хамфаригген », сказал он угрюмо. «Боюсь, ястреб и вепрь – две формы, принятые одним и тем же человеком».
«Ведигар», выдохнула Лириэль, кивком добавляя этот кусочек к головоломке, уже почти сложившейся в ее мыслях. «Да, это многое объяснит! Атаки на охотников, даже пропавших детей».
«Но почему?» недоумевал Федор. «Почему такой человек нападает на своих?»
Дроу искоса глянула на молодого берсерка. То, что он сейчас услышит, ему не понравится. «Как и у тебя, у него нет выбора», заявила она прямо, и рассказала все, что узнала о нереидах и своем подозрении, что одна из них наложила чары на руатанского оборотня.
Федор уставился на нее, пораженный. «Ты уверена?»
«Нет», признала Лириэль, с вызовом глядя на друга. «Но, кажется, я знаю, как мы можем проверить».
Лунный свет прикасался к морю серебряными пальцами, окутывая бледным сиянием каменистое побережье. Может статься, такие ночи Сюн, богиня любви, создавала специально для свиданий, но Федор шел у края воды в тишине и одиночестве.
Затем ветер донес негромкий звук, будто кто-то поет, тихо, для собственного удовольствия. Молодой рашеми остановился, прислушиваясь, околдованный безыскусной красотой песни. Он тихо обогнул высокую груду темных скал, изгибавшихся, формируя небольшую бухточку. Певица стояла на большой скале у самого края моря, глядя над водой и мягко напевая на языке, незнакомом Федору. Она оказалась молодой женщиной, светловолосой словно северянка, но более хрупкой – маленькой и тонкой почти как эльфийка. Очень красивая, с бледной кожей, жемчугом сиявшей под луной, мягкими волнами золотых волос, свободно спадавших на плечи. Испуганно дернувшись, при виде Федора, она поскользнулась на сырых камнях.
Федор инстинктивно рванулся вперед, поймав ее в падении. На миг золотая певица оказалась в его руках, и тусклая боль, всегда сопровождавшая воина, забылась. Она отодвинулась – так быстро! – нервно разглаживая белый платок, завязанный вокруг талии.
«Не бойтесь меня, леди», промолвил он тихо. «Ваша песня привела меня, но я не хочу причинить вам зло, или нарушать ваше уединение. Если таково ваше желание, я уйду».
Улыбка медленно появилась у нее на лице. «Вы так добры», сказала она тихим, нежным голоском. «Я не против вашего общества – наоборот, не могли бы вы проводить меня домой? Я так затерялась в песне, что не заметила, как наступила ночь».
Последние слова были произнесены со странной смесью опасения и невинного кокетства. Федор принял предложенную ладонь, поддерживая ее на пути вдоль берега. Девушка снова начала напевать, серебристая мелодия, смешивавшаяся с залитыми луной волнами, пока море и звук не стали едины. Федор не помнил, когда они остановились, или когда девушка вновь оказалась в его объятиях. Его разум отмечал мягкое поглаживание волн вокруг них, и солоноватый вкус ее губ. Или это море? Он не знал, и это его уже не заботило.
Резкий, отчаянный вскрик разорвал воздух, разрушив окутавшую Федора дымку. Холод, словно удар, обрушился на него, и он с изумлением обнаружил, что стоит по колено в ледяной воде. Неподалеку была Лириэль, с мрачно-триумфальной улыбкой на темном лице, и белым платком, развевающимся словно победное знамя, в руках. Золотая певица жалась в воде перед дроу, беспомощно протягивая руки, плача и моля возвратить ее платок.
В одурманенный мозг медленно вернулись детали их плана, и Федор с ужасом осознал, насколько поддался чарам нереиды. Будь он один, сирена попыталась бы утопить его, как, без сомнений, поступила с пропавшими рыбаками. И все же нереида была столь прекрасна, настолько похожа на человека и горе ее так разрывало сердце, что Федор с большим трудом вспоминал, насколько она опасна. У Лириэль, однако, подобных трудностей не возникло.
«Уймись!» прошипела она, взмахнув платком перед лицом стонущей нереиды. «Вот этой вещью ты принадлежишь мне . Прими свою службу, и оставайся в море – невидимой и неслышной – пока мне не понадобишься».
Нереида закрыла лицо ладонями, жалостливо хныкая, и, погрузившись в воду, растворилась в ней.
Федор недоверчиво посмотрел на дроу. «Ты будешь держать ее в рабстве?»
«Естественно», буднично сказала Лириэль. «Кто знает, когда вдруг пригодится нереида. Отличная работа, кстати, ты привел ее в воду прямо ко мне. Я не была уверена, что ты сообразишь, что я следую за тобой в воде, не оставляя на песке следов ».
Он и не сообразил, но мудро предпочел не заострять на этом внимания. Несмотря на успех их задумки, он не мог не испытывать неудобства, не только в связи с той легкостью, с которой Лириэль обрекла нереиду на рабство, но и из-за того, как спокойно она готова использовать услуги сирены, несмотря на ее злую природу.
«Пойдем», сказал он коротко. «Мы должны поговорить с Ведигаром немедленно».
Первый Топор Хольгерстеда оказался спящим в комнате, которую они с Федором разделили в казармах Треллеборга. Ведигар проснулся быстро, с рефлексами тренированного воина. Глаза его удивленно сузились, остановившись на хмуром лице рашеми, и темной эльфийке рядом с ним.
«Что это значит, парень? В Треллеборг не принято приводить женщин!» укорил он Федора.
«Речь пойдет не обо мне. Сейчас нас интересуют девушки более экзотические», холодно парировала Лириэль, доставая платок. «Это принадлежало твоей подружке. Узнаешь?»
Воин непонимаюше поглядел на полоску белого бахромчатого шелка, потом на Федора. «О чем вы говорите?» потребовал он.
«Ты ничего не помнишь, о золотоволосой девушке? Лириэль думает, что видела тебя гуляющим с ней у берега».
«Дочь шамана? Ну и что? Ты же знаешь, я пришел в деревню ухаживать за ней».
«Не Дагмар, магическое существо», поправил Федор. «Умеющая зачаровать мужчину настолько, что он с радостью убьет себя, а может быть и других». Глаза Ведигара опасно сузились, но он сохранил выдержку. «Объяснись», произнес он ровно.
«Этим утром, чуть позже рассвета, мы возвращались от Интара по береговому обрыву. Лириэль увидела мужчину и девушку, бредущих вдоль кромки воды. Вскоре на нас напал гигантский ястреб, размером почти с человека. Это был не обычный ястреб», мягко добавил Федор, «но такой, о которых ты говорил, рассказывая какие формы может принять хамфаригген ».
«Ты чужой в этой земле», напрягшись ответил Первый Топор Хольгерстеда, «и, поскольку ты не осознаешь оскорбления в своих словах, я не брошу вызов».
Лириэль раздраженно зашипела. «Отлично. Не бросай. Только объясни-ка это ». Прежде, чем кто-либо из людей успел среагировать, она ухватилась обеими руками за его рубаху у шеи. Быстрым, резким рывком она разодрала одежду до пояса.
Поперек груди воина, почти ровной линией, шли четыре неглубоких следа колющих ран. Под ними находился большой круг, в котором темные волосы были выжжены, а кожа представляла большой, красный волдырь.
«Объясни это», холодно повторила дроу.
Мгновение Ведигар сидел молча. «Не могу», признал он.
«Тогда позволь мне», сказала Лириэль. «Я метнула в напавшего на нас ястреба четыре ножа, и небольшой огненный шар. К счастью для птицы, мышцы на его груди оказались слишком глубоки для ножей, а перья почти защитили от огня. Твои раны меньше, чем я ожидала, но с другой стороны, и мишень здорово съежилась. Без обид», добавила она, бросив взгляд на мускулистый торс. «Еще я бросила боло ему в ногу, а Федор несколько раз прошелся дубиной по спине и правому боку. Там должны остаться неплохие синяки».
«Да», прошептал Ведигар.
Лириэль недоверчиво посмотрела на друга. «Ты не преувеличивал, говоря что здешний народ не слишком умеет врать», сухо заметила она. «Этот даже не пытается!»
«Я говорю правду», зло бросил воин, «по крайней мере, ту ее небольшую часть, что могу вспомнить! Вчерашним утром я выходил на берег, рассчитывая встретить дочь шамана, когда она вернется на берег после утренней рыбалки. Вы же знаете, она работает с рыбаками. Но я не увидел, как возвращаются лодки. Тогда я решил, что недопонял, какую бухту должен искать, и больше об этом не думал. Утро прошло быстро. Теперь, когда я задумался об этом, слишком быстро».
«Ты не заметил боли? Ран?» настаивала она. «Заметил», сказал он напряженно. «О них я не помнил ничего».
«Что этим днем? Где ты был во время охоты?»
«Оставался в Треллеборге большую часть дня. Я не мог ни ходить, ни держать меч без боли. Как бы я смог охотиться?»
Федор озадачено глянул на Лириэль. «Значит, он не мог стать тем кабаном, что напал на Аумарка!» «Есть один путь», признал Ведигар. «Те, кто сильней всего в изменении облика, могут иногда отправить хамфарир в полет. Тело остается позади; дух воплощается в животной форме. Возможно, я и сделал то, что вы предположили: при перевоплощении раны бы мне не помешали, хотя на моем теле останутся любые новые раны, нанесенные духу-животному. Скажите мне», потребовал он неожиданно, «сумел ли кто ранить кабана? Копьем, в заднюю лапу?»
Федор кивнул, и плечи воина отчаянно опустились. «Я боялся, что так оно и есть. Но как это произошло, и почему я ничего не помню?»
«Я могу помочь тебе вспомнить», уверенно произнесла Лириэль. «Истина твоих деяний скрыта в твоем разуме, который, властью моей богини, я могу прочесть».
Не дожидаясь согласия Ведигара, дроу собралась, и тихо проговорила слова жреческого заклинания. Результат сказался мгновенно и драматично. Обычно заклинание позволяло лишь короткий взгляд в чужие мысли – картинка, впечатление, возможно несколько слов. На сей раз стена, выстроенная чарами нереиды, обрушилась, и Лириэль стала известна вся правда об участии воина в бедах, осаждавших землю которой он помогал править, и которую защищал.
И он тоже узнал все.
Ведигар застонал, спрятав лицо в ладонях от ужасов, которых он совершил, и которые теперь нахлынули на него единым потоком. Потом он долго сидел в мучительном молчании, но когда поднял глаза, в них читалась только решимость.
«Я созову Тинг», сказал он твердо. «Расскажу обо всем, что совершил, и приму приговор людей, которых предал».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49