— И что же они делали?— Отбирали золото у испанцев.Капитан рассказал, как испанцы переправляли на мулах золото с тихоокеанского побережья Панамы на атлантическое (и показал мне их путь на карте) и как Дрейк устроил каравану засаду.— Они были воры?— Нет, я же сказал тебе. Пираты.— А что делали испанцы?— Они отчаянно сражались. Это были по-настоящему мужественные люди.— И кого-то при этом убили?— Людей убивают и в боксе. — Капитан довольно долго молчал, погруженный в свои мысли. Потом сказал: — Воры крадут по мелочам. Пираты же крадут миллионы. — И снова надолго задумался. — Я думаю, воров тоже можно назвать пиратами — только в меньшем масштабе. Им не так везет, как пиратам, и не бывает у них таких возможностей.Этот урок часто прерывался молчанием, и в ходе его Капитан упомянул лишь несколько географических названий. Я попытался заставить его побыстрее перейти к Португалии, но у меня ничего не вышло. После очередного молчания он сказал:— Будь у меня деньги, хотел бы я отправиться по следам Дрейка — в Панаму и во все эти страны, откуда везут золото, только Лайзе там бы не понравилось: она бы не чувствовала себя там дома. И все же когда-нибудь, может…Я ткнул пальцем в карту и вторично произнес:— А как насчет Португалии. Какая она, Португалия?— Агломерация сардин. — Он употребил слово, которое сам едва ли понимал, не говоря уже обо мне. — Оставь в покое Португалию. Тебя в школе учили стихам, малыш?Я прочел стихи, которые нас заставляли в школе учить наизусть. Сейчас я их забыл, но в них говорилось про доблестного Горация, который удерживал какой-то мост. Капитан прервал меня:— По мне, так лучше уж неделю подряд смотреть «Кинг-Конга». — И извиняющимся тоном добавил: — В общем-то, я не очень люблю поэзию, но вот есть стихи одного малого по имени Киплинг, которые застряли у меня в голове. О, его бы не поняли в твоей школе. «Доблестный Гораций», — с презрением повторил он. — Разве это имя для мужчины! А вот Киплинг описал чувства мужчины — во всяком случае, такого, как я. Он будто обращается ко мне. Может, если б Лайза тоже так чувствовала, нас бы уже давно тут не было, мы были бы богатые и жили покойно и уютно.— Разве тут вам не покойно? — спросил я.Он не ответил на мой вопрос — во всяком случае, впрямую. Он произнес: Храни, Господь, какой-то остров свой,Где не знакомы жители с войной.Храни, Господь, тот вольный край земной,Где правят справедливость, мир, покой. — Это поэзия? — спросил я.— Поэзия, настоящая поэзия, Джим. Она обращена к тебе. А этого твоего «доблестного Горация» можешь послать подальше. Знаешь, что я вижу в мечтах?Непонятно почему, я сказал:— Черепах?— Черепах! Вот уж никогда не видел черепах. С какой стати мне должны видеться черепахи? Я мечтаю с открытыми глазами, а не когда сплю. Я мечтаю об этом золоте, которое везли через Панаму мулы и которое захватил Дрейк. Я мечтаю, как мы все трое станем богатыми, будем жить в богатстве и покое, я мечтаю, чтобы Лайза могла купить себе что только пожелает.— Она тоже об этом мечтает?— Я прекрасно знаю, что не мечтает, и не думаю, чтобы ей нравилось, что я мечтаю.Я постарался описать типичный урок Капитана, но хорошо понимаю, что мое описание не может быть фактически точным. Все это извлечено из памяти, а память одно отбрасывает, другое меняет — так же как Капитан, рассказывая о своих военных испытаниях, вполне возможно, изменил немало фактов. Случалось, Лайза присутствовала на уроке, и, когда она бывала с нами, я замечал, что ее любимый рассказ о побеге в Испанию, — которому находилось место даже в уроках Капитана по языку, а также по географии (как-то раз он даже попытался преподать мне с помощью этого рассказа немного современной истории), — обрастал разными подробностями и подробности эти не всегда были одинаковы: должно быть, в присутствии Лайзы Капитану хотелось, чтобы его рассказ был поинтереснее. Возможно, думалось мне иногда, он намеренно немного подвирает. К примеру, описывая мне свой побег с товарищами через Пиренеи, он рассказывал — вот в этом я уверен, — как они лежали в темноте, прислушиваясь, не раздастся ли звук шагов немецкого патруля, а потом, когда Лайза сидела с нами, добавил одну драматическую подробность — как сверху сорвался камень и ударил его по лодыжке, так что в сырую погоду он и по сей день чувствует боль и даже начинает прихрамывать, чего я лично ни разу не наблюдал.
Борода продержалась у Капитана не больше недели или двух. Однажды утром, спустившись к завтраку, я обнаружил, что он старательно сбривает ее. Одновременно насвистывал что-то и, наверное, потому дважды порезался.— Никогда не чувствовал себя уютно с этой штукой, — сообщил он мне. — Она всегда мне напоминает те черно-копотные дни в Пиренеях. Вот там и речи не могло быть о бритье. Так или иначе, Лайзе не нравится борода. Она говорит, что щетина колется. — С бритвой в руке он обернулся к Лайзе, готовившей чай. — А так тебе нравится, Лайза?— Мне вовсе не нравится видеть тебя в крови.— Небольшое кровопускание никому еще не вредило.Я уверен, что он именно так и сказал: эта фраза по непонятным причинам на многие годы застряла у меня в голове. К тому же это были последние слова, которые он произнес перед тем, как исчезнуть на несколько недель, а он в тот вечер не вернулся к ужину, и на другое утро за завтраком его тоже не было.— Где Капитан? — спросил я.— Откуда же мне знать? — сказала Лайза тоном, которым теперь кажется мне почти криком отчаяния.— Но он же сказал, что у нас будет еще один урок истории, — заскулил я со свойственным моему возрасту эгоистическим разочарованием, тем более что, как я и опасался, Лайза тут же заменила его уроком закона Божьего.Уроки закона Божьего пользовались у меня куда меньшим успехом. В школе я, конечно, посещал вместе с другими амаликитянами так называемые «Божественные» уроки, тем не менее события, описанные в Новом завете, я представлял себе весьма смутно — знал только, что Христос родился на постоялом дворе (не на таком, где подают джин с тоником, — в этом я не сомневался), был распят, а потом воскрес. Все это казалось мне сказочкой с неправдоподобно счастливым концом. (Я, к примеру, никогда не верил, что Золушка может выйти замуж за Принца.)Следуя указанию Капитана, Лайза купила мне Библию в магазине подержанных книг, и я время от времени в нее заглядывал, но старомодный язык был слишком для меня труден, а вся эта история рождения Христа у непорочной девы озадачивала меня. Однажды вечером, когда Лайза как раз собиралась гасить свет над моим диваном, я попросил ее объяснить это мне.— Я всегда думал, что непорочная дева — это…Но Лайза быстро оборвала меня и ушла, оставив в темноте. Я решил, что ей, возможно, неприятно говорить о детях, потому что у нее самой никогда их не было, да и слова «непорочная дева» явно озадачивали ее тоже.Тем не менее — из желания угодить Капитану — она каждое воскресенье заставляла меня читать вслух кусок из Библии, но я скоро изыскал возможность увильнуть от этой нудоты, два раза подряд выбрав для чтения такие места, которые она не могла мне объяснить. Для этой цели я нырнул в ту часть Библии, которая именуется Ветхим заветом, а если не считать истории про амаликитян. Ветхому завету уделялось очень мало внимания на уроках «Божественного».Для начала я спросил Лайзу, является ли Библия святой книгой, и она сказала:— Конечно.Тогда я прочел ей:— «А ты, сын человеческий, возьми себе острый нож, бритву брадобреев возьми себе, и води ею по голове твоей и по бороде твоей, и возьми себе весы, и раздели волосы на части. Третью часть сожги огнем посреди города… третью часть возьми и изруби ножом… и третью часть развей по ветру… И возьми из этого небольшое число, и завяжи их у себя в полы» [Книга пророка Иезекииля, 5:1-3].Я спросил:— Как ты думаешь, Капитан тоже так сделал со своими волосами, когда порезался? И потом — в какие полы?..Но Лайза уже исчезла, прежде чем я закончил фразу.Во второй раз, читая вслух Библию, я напал на по-настоящему интересное место. Я сказал:— Мне это трудно. Здесь слова, которых я не понимаю. Ты не поможешь мне? — И стал читать: — «И пришли к ней сыны Вавилона на любовное ложе, и осквернили ее блудодейством своим, и она осквернила себя ими… Когда ж она явно предалась блудодеяниям своим и открыла наготу свою… И она умножила блудодеяния свои, вспоминая дни молодости своей, когда блудила в земле Египетской» [Книга пророка Иезекииля, 23;17-19].Я наверняка неверно произнес «блудодеяния», но Лайза все равно сбежала, так и не объяснив мне непонятные слова, и уже никогда больше не просила меня читать вслух.
Когда Капитан на этот раз вернулся, у него снова были усы, но другого вида и цвета. Уже совсем стемнело, когда прозвенел условный звонок, но не успели мы поздороваться с Капитаном, как звонок зазвенел снова, властно. Я уже привык считать, что все звонки имеют условное значение, и в этом звонке было что-то знакомое, но, конечно же, это не мог быть Капитан, так как он стоял с нами на кухне и, затаив дыхание, прислушивался. У меня была хорошая память, и при третьем властном звонке я уже не сомневался, что за дверью стоит мой отец.— Я не уверен, — сказал я, — но думаю, что это — Сатана.— Не надо открывать, — сказала Лайза.— Нет, впустите мерзавца, — сказал Капитан. — Нам не страшен этот зверь.Я оказался прав. Это был мой отец, и притом не один. Куда хуже было то, что рядом с ним стояла моя тетка.— Так вот, значит, ты где, Виктор, — взвизгнула она, и меня, наверное, всего передернуло при звуке этого ненавистного и почти забытого имени.Отец, по-моему, заметил мой страх.— Извини, Джим, — сказал он, и я отдал ему должное за то, что на этот раз он вспомнил мое новое имя, — мне пришлось привезти ее, потому что она все равно явилась бы и без меня.— Кто эта женщина? — спросила моя тетка.Слова отца придали мне немного храбрости.— Лайза — моя мама, — с вызовом заявил я.— Ты оскорбляешь память незабвенной усопшей. — У моей тетки была странная манера в определенных обстоятельствах говорить так, будто она читает молитвенник. Это, наверное, оттого, что она часто ходила в церковь.— Я считаю, — заявил Сатана, — что нам надо сесть и спокойно, интеллигентно все обсудить.— Кто этот человек и что он тут делает?— У вас что, глаз нет? — раздался наконец голос Лайзы. — Чай пьет. В этом есть что-то дурное?— Как его зовут?— Капитан, — сказал я.— Это же не имя.— Право, Мюриел, будет куда лучше, если ты сядешь, — сказал мой отец, а Капитан пододвинул стул, и моя тетка присела на краешек, словно боялась подцепить своим задом заразу от того из нас, кто последним на нем сидел.— Она наняла частного сыщика, — сообщил нам мой отец. — Понятия не имею, как он напал на след. Они чертовски ловкие, некоторые из этих ребят, ну и, конечно, ваши соседи, видно, наболтали.— Я даже знаю, кто именно, — вставила Лайза.— Мюриел попросила меня поехать с ней. Она сказала, что боится, как бы с ней не расправились.— Боится? — переспросил Капитан. — Эта женщина чего-то боится?— Тех, кто крадет детей, — изрекла моя тетка.— Ну что ты, что ты, Мюриел, — сказал Сатана, — ты же не права. Я ведь говорил тебе, что мы играли по-честному и что он выиграл.— Ты говорил мне, что он сжульничал.— Конечно, сжульничал, Мюриел. Но ведь и я тоже. Женщины, — обратился он к Капитану, — ничего не смыслят в такой игре, как шахматы. В общем, я объяснил ей, что по закону отвечаю за мальчика я и что я дал Лайзе разрешение…— Моя сестра на смертном одре просила меня присматривать…— О да, и я тогда согласился, но ведь это было давно. Ты же сама в прошлом году сказала, что устала от ответственности.— Ну, не настолько устала, чтобы не выполнять своего долга. Пора бы и тебе выполнить свой. — Она повернулась к Лайзе: — Мальчик не получает образования. А на этот счет существуют законы.— Ты наняла, безусловно, хорошего сыщика, Мириам, — сказал Сатана.— Мюриел! Пора бы тебе после стольких-то лет знать, как меня зовут.— Извини, Мюриел. По мне, что Мюриел, что Мириам — одно и то же.— Вот уж не вижу ничего общего.— Джим учится дома, — сказала Лайза.— Надо, чтобы местные власти, занимающиеся просвещением, удовлетворились этим.— Да как они об этом узнают?— Узнают после того, как я у них побываю. Кто же учит Виктора?— Я, — сказал Капитан. — Я учу его географии и истории. А закон Божий преподает Лайза. Он уже умеет складывать, вычитать и умножать. А ничего больше и не требуется. Не думаю, чтобы вы сами много понимали в алгебре.— А какие у вас данные, чтобы преподавать, мистер… мистер?..— Зовите меня Капитаном, мэм. Все меня так зовут.— Какой город — столица Италии, Виктор?— Современная география не интересуется названиями, мэм. Это старо. География интересуется пейзажами. География учит вас, как путешествовать по миру. Расскажи ей, Джим, как проехать из Германии в Испанию.— Сначала я доберусь до Бельгии, а там — до Льежа. Оттуда поездом направлюсь в Париж, а из Парижа другим поездом — в Тарб.— Господи, какой еще Тарб?— Вот видите, мэм. Вы тоже не знаете названия, зато Джим знает, куда надо ехать из Тарба. Продолжай, Джим.— После Тарба я пешком пойду через Пиренеи. Ночью.— Глупости да и только. Как это — «пойду ночью»?— Буду прислушиваться, не раздастся ли на снегу звук шагов германского патруля.Подозреваю, что именно этой фразой я положил конец моему домашнему обучению. Через несколько недель я уже ходил в местную школу. Мне было там неплохо, потому что никто не считал меня амаликитянином. Я чувствовал себя таким свободным, шагая один по лондонским улицам, словно, как и обгонявшие меня прохожие, спешил в контору на работу. Уроки были менее интересными, чем те, что давал мне Капитан, но я уже понял, что уроки с ним не дадут мне нормальных знаний — даже по географии.
6 Думаю, года через два или через два с небольшим после того, как я пошел в школу, мы расстались с Капитаном на самое долгое время. Была суббота, и в школе в этот день занятий не было. Лайза ушла за хлебом и в виде исключения оставила меня одного делать уроки. Вот тут-то и раздался звонок. Это был не условный звонок Капитана и не звонок моего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20