https://wodolei.ru/catalog/dushevie_dveri/steklyannye/
— Он его вовсе не сцапал. И ты прекрасно это знаешь: он выиграл его в трик-трак.— Я же сказал, что мы играли в шахматы, да и выиграл-то он, сплутовав.— Ты же написал письмо директору школы, где говорил, что он может взять мальчика.— Да, на день — покормить обедом и сводить в кино. А, да ладно, не будем спорить из-за таких мелочей, Лайза. Но все-таки какого черта он это сделал?— Не хотел, чтоб я была одна, — вот почему. Он-то думает о других.— Вот тут ты, пожалуй, права. Стыд и срам, что у тебя нет собственного ребенка.— Ты же в этом виноват.— Ты прекрасно знаешь, что сама хотела избавиться от того ребенка, Лайза. Вини мясника-доктора, а не меня.— Я не хотела иметь _от тебя_ ребенка — это правда.В ту пору их препирательство было выше моего разумения и еще долгие годы оставалось для меня тайной, так что этот диалог, который я пытаюсь сейчас воспроизвести, казался мне тогда полной бессмыслицей, а то, что я изложил здесь сейчас, основано уже на пришедшем ко мне позже понимании. Тогда меня тревожило лишь то, что Лайза еле сдерживалась. Я понимал, что она обижена и что это Сатана обидел ее. У меня не было ни малейшего сомнения в том, кто из них виноват.— Почему ты не уходишь? — сказал я Сатане и, мобилизовав все мужество, на какое был способен, добавил: — Тебя же здесь не хотят видеть.— Вы только посмотрите, кто заговорил! Да я же твой отец, малыш.— А она — моя мама, — сказал я уверенно и победоносно, впервые произнеся это слово.— Браво, — сказал Сатана, — браво.— Чай перед тобой. Пей же, — сказала ему Лайза.— Я бы попросил еще кусочек сахара. Ты забыла, Лайза, что я падок на сладкое.— Я ничего не хочу о тебе помнить. Сахарница — на столе. Бери сколько хочешь.— Тогда тебе, наверное, надо забыть и Капитана, раз ты хочешь забыть меня. Без меня-то ты бы с ним ведь не встретилась.— Это правда, и я благодарю тебя за это, но больше — ни за что.— Да ладно уж. Разве я так плохо к тебе относился?— Ты дал мне мертвого ребенка, а он привел мне Джима.— Я только надеюсь, что ты будешь в состоянии удержать при себе своего Джима.— О, никаких денег от тебя мне не нужно. Капитан…— Я имел в виду не деньги, Лайза; предупреждаю тебя — его тетка идет по следу. Она даже беседовала с частным сыщиком.— И ты, я полагаю, скажешь ей, где мы находимся?— Неужели ты правда думаешь, Лайза, что я настоящий сатана? Нет, обещаю тебе, я ничего не скажу его тетке, ничего. Слишком уж она напоминает мою жену — только еще хуже. Я уверен, ты будешь смотреть за мальчиком много лучше, чем она.Он допил чай и уставился в чашку, точно собирался гадать на чаинках.— Можешь не верить мне, Лайза, — сказал он, — но я хотел бы помочь.— Не верю.— Но ты же веришь ему? !— У меня есть для этого достаточно оснований.— О, он наплел тебе кучу сказок. Я тоже когда-то им верил. Но самым правдивым человеком на свете его не назовешь. Даже эти его усики… Какого они теперь цвета?
5 Однако усов у Капитана уже не было, когда несколько недель спустя, взбежав по лестнице, я открыл дверь, так как звонок прозвонил долгожданным кодом, оповещая, что идет свой. За время отсутствия Капитана между мной и Лайзой возникло, по-моему, что-то вроде привязанности. Мне стала нравиться Лайза, но моя тяга к ней еще была непрочным чувством ребенка, а ее чувство ко мне вполне могло быть автоматическим откликом на мое отношение и столь же легко могло исчезнуть. Но в наших мыслях и в наших разговорах главное место занимал Капитан. «Капитан всегда говорит…» «Знаешь, Капитан мне как-то рассказывал, что, когда он был в плену…»И, однако же, на пороге стоял не тот Капитан, какого мы знали. Капитаном-то он, возможно, по-прежнему был, но только сейчас это был высокий бородатый морской капитан, и трость не лежала у него на плече, как ружье, — он сжимал ее в кулаке, точно приготовился сражаться с пиратами. Я смотрел на него, раскрыв рот: какое-то время я стоял, застыв, и не впускал его, ибо позади него на мостовой стояла машина. Машина!— Это ваша? — спросил я его.— Конечно, моя, — отрезал он. — Где Лайза? Лайза в порядке?Он оттолкнул меня и побежал вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки. Я видел, как они встретились. Лайза сделала один-два шага навстречу ему, и оба замерли, остановившись в футе друг от друга. Они не поцеловались; даже не обнялись. Такое было впечатление, будто они дичились друг друга после стольких месяцев разлуки. Она сказала:— Ты отрастил бороду.— Да.— Зачем?— Так мне казалось разумнее. — Он положил руку ей на плечо. — Все в порядке, Лайза?— У меня-то в порядке, а вот ты как…— Оснований для волнения нет.Они наконец поцеловались — не страстно, как я видел один-единственный раз на экране в «Кинг-Конге» и запомнил потом на всю жизнь, а просто чмокнули друг друга в обе щеки — наспех, боязливо, как если бы поцелуй нес заразу для любимого. С чувством разочарования я повернулся и вышел запереть дверь и при этом еще раз взглянул на машину, а когда вернулся на кухню, Лайза уже хлопотала, заваривая неизменный чай, который — теперь-то я уж знаю — Капитан пил, только чтобы доставить ей удовольствие.— Значит, Сатана все-таки объявился, — заметил Капитан.— Он сидел как раз на том месте, где сейчас сидишь ты.Капитан беспокойно заерзал на твердом стуле, словно ему передалось оставленное моим отцом тепло и это его раздражало.— И зачем же он приходил, что сказал?— Сказал, что хочет мне помочь.— А ты что ему сказала?— Я сказала, что не нуждаюсь в его помощи.Капитан продолжал беспокойно ерзать на стуле.— Может, это было неразумно, Лайза.— _Не желаю_ я от него помощи.— Да и мне, я думаю, он не доверяет.— О, это уж точно — не доверяет.— И все-таки если бы ты получала регулярно какие-то деньги — даже от него, — это избавило бы тебя от многих тревог. Я ведь не могу быть всегда под рукой.— До сих пор мы отлично справлялись.Не стану делать вид, будто я в точности помню все подробности этого разговора. Некоторые слова я помню, но по большей части придумываю, чтобы заполнить пробелы между тем, что они говорили, так как мне очень хочется снова услышать их интонации. Прежде всего я хочу понять этих двух людей, единственных, в ком я наблюдал то, что, очевидно, можно назвать любовью — такой любовью, какой я до сих пор, безусловно, ни разу не испытывал. Но в одном я по крайней мере почти уверен — я уверен, что слышал, как после долгой паузы Капитан спросил Лайзу:— Он снова причинил тебе горе?И она быстро ответила:— Этого он не может. Теперь уже не может.Остался ли Капитан с нами в ту ночь? Вполне естественно, что я никак не мог этого знать — слишком они оба были сдержаны. Улегшись в постель, я постарался подольше не засыпать — снизу доносились их голоса, и мне не было так одиноко. А кроме того, я прислушивался, не раздастся ли звук отъезжающей машины, но я заснул, когда там, внизу, еще разговаривали. Я знаю только, что на другое утро Капитан завтракал с нами: я запомнил это обстоятельство, потому что тогда впервые возник вопрос о моей учебе.Возник этот вопрос, думается, потому, что, не успев войти в комнату, я спросил Капитана про машину.— Это в самом деле ваша машина?— Конечно, моя.— А она какая?— Малолитражка «моррис».— Это хорошая машина?— Не «роллс-ройс». Но достаточно хорошая при данных обстоятельствах.— А вы научите меня ее водить?— Нет. В твоем возрасте это запрещено законом. Кстати, о законе, — добавил Капитан, обращаясь к Лайзе, — по-моему, есть закон насчет обязательного школьного обучения, но будь я проклят, если я знаю, что там написано. Джим умеет читать и умеет писать — а что еще требуется мальчишке? Остальное приходит с жизненным опытом. Во всяком случае, я могу научить его кое-чему куда лучше любого школьного преподавателя.— Точным наукам?— Ну, я не очень силен по части точных наук. Да я и не представляю себе, чтобы Джим когда-либо стал ученым.— Закону Божьему?— Это скорее по части женщин. Это твоя обязанность.— В религии я сама не очень сильна.— Дай ему Библию, и пусть читает. Нельзя заставить парня верить, Лайза. В процессе жизни человек либо приходит к вере, либо уж не верит вообще.— Ты, мне кажется, так этому и не научился.— Значит, слишком много тебе кажется. Я ведь тебе раньше рассказывал, что, когда я бежал из плена и спустился с Пиренеев, я наткнулся на монастырь. У меня не спросили документов, не донесли в полицию — то, что я там видел, было, конечно, кучей глупостей, но это были хорошие люди, во всяком случае, они хорошо ко мне отнеслись. А когда ты сам не слишком хороший, ты уважаешь хорошего человека. Я бы хотел, когда буду умирать, чтоб со мной рядом был хороший человек. Хороший человек проповедует уйму глупостей, а плохой проповедует правду, но какая, черт побери, разница, если ты умираешь? Я не собираюсь учить малыша глупостям. Пусть читает Библию и привыкает сам обо всем судить. А я буду учить его географии.— Ну а потом есть ведь еще языки. Я бы не хотела, чтобы мой мальчик знал меньше других.— Молодчина, Лайза. Вот ты и сказала.— Что сказала?— До сих пор ты еще ни разу так не говорила: «Мой мальчик».— Ну ведь, в общем-то, я думаю, он теперь стал моим…— А что до языков — никакой проблемы, Лайза. Можно купить ему пластинки — «Учись сам немецкому… испанскому…» А я, как известно, немного кумекаю в обоих — и ты знаешь почему. Так что я могу поднатаскать его…Вот как получилось, что я, по счастью, на какое-то время избежал школы и приступил, если это можно так назвать, к домашнему обучению. Уроки Капитан давал мне не слишком регулярно: все ведь зависело от него, а он очень часто отсутствовал. Занятия у нас происходили как бы тайком, что делало их лишь более интересными: соседи видели, как в положенное время я отправлялся в школу, но не видели, как я быстро возвращался окольным путем и садился за уроки у себя в комнате. Иначе слухи о том, что я не хожу в школу, безусловно, достигли бы властей. Таким образом, не очень это сознавая, я по-своему уже последовал за Капитаном и вступил на путь нелегальщины.Я плохо помню занятия языками; у меня лишь сохранилось впечатление, что Капитан куда свободнее чувствовал себя в немецком, чем в испанском — возможно, потому, если он говорил мне правду, что больше времени провел в германском плену, чем беглецом в Испании. Это обстоятельство сказывалось и на его преподавании географии. Это были уроки человека, исколесившего мир при довольно необычных обстоятельствах, и, пожалуй, куда более живые, чем поверхностные знания школьного учителя, почерпнутые из книг.Попробую воспроизвести здесь часть типичного урока по географии.— Если тебе надо попасть из Германии в Испанию, какой ты выберешь путь? — спросил меня Капитан.— Я полечу, — сказал я.— Нет, нет, это не по правилам. Мы же с тобой как бы играем в игру. Вроде «Монополии». Идет война, так что по правилам игры ты должен передвигаться пешком.— А почему не на машине?— У тебя нет машины.А меня все еще занимала мысль об его машине. Если он за нее заплатил, то откуда взял денег, или же он поступил как тогда, когда мы обедали и ели копченую лососину?Капитан купил школьный атлас и раскрыл его передо мной; по-моему, он с облегчением увидел, что я достаточно хорошо ориентируюсь по карте со всеми ее условными обозначениями и разбираюсь, какими красками выделены реки, железные дороги, горы.— Пожалуй, я пошел бы через Францию, — сказал я.— О нет, так нельзя. Франция занята противником. Там всюду немцы.Я сделал новую попытку.— Через Бельгию? — предложил я.— Это уже лучше. Там тоже немцы, но тебе, понимаешь, дали адрес. Конспиративной квартиры. Что-то вроде этого подвала. В городе под названием Льеж. Найди Льеж.Он по буквам произнес мне название города, и я его нашел, но по-прежнему был в некотором недоумении.— А зачем мне нужно идти в Испанию?— Потому что это нейтральная страна, кроме того, ты можешь оттуда попасть в Португалию, а затем — в Англию. Где Португалия?Поискав немного, я нашел Португалию.— Португалия — на нашей стороне, — пояснил он, — но сначала тебе надо попасть в Испанию. Как же ты это сделаешь?Уразумев, что география — это своего рода военная игра, я начал получать от нее удовольствие. Я внимательно смотрел на карту.— Хоть во Франции и немцы, мне все равно придется каким-то образом пробираться через нее.— Правильно. На квартире ты обнаружишь четырех летчиков, которые тоже там прячутся, и храбрую молодую женщину — не старше Лайзы, — которая будет вашим проводником. До Пиренеев вы поедете поездом. Пиренеи — это горы. Найди их.У меня ушло на это побольше времени, потому что я спутал Пиренеи с Арденнами.— Но как же это немцы не остановят нас?— А у этой женщины фальшивые документы для всех вас. К тому же остальное немного говорят по-французски. Во всяком случае, лучше немцев. А ты не говоришь, поэтому она забинтовывает тебе голову перепачканным кровью бинтом, чтобы ты не мог говорить. Жертва бомбежки, сообщает она всем, а также что тебя ей доверили. Ну а про остальных она говорит, что они познакомились в поезде и подружились. Словом, вы благополучно пересекаете Париж и садитесь на другой поезд. Выходите вы из него в местечке под названием Тарб. — Капитан по буквам произносит название. — А теперь найди мне Тарб.Для меня это была только игра, а не часть истории. Сколько из того, о чем рассказывал мне Капитан, было правдой, я и по сей день не знаю, но я бесспорно, получал удовольствие от наших занятий географией, особенно когда перебирался ночью через Пиренеи, босой, по снегу, прислушиваясь, не раздастся ли чавкающий звук шагов немецких патрулей. Все последующие занятия географией стерлись из моей памяти, так что даже и сегодня я весьма смутно представляю себе Испанию и Португалию — не то что Западную Германию, Бельгию и Францию, — помню только, когда мы добирались до Испании, урок географии начинал подчас превращаться в урок истории.Особой симпатией у Капитана пользовались Дрейк и Генри Морган [Дрейк, сэр Фрэнсис (1540-1596) — английский мореплаватель, руководитель пиратских экспедиций в Вест-Индию; Морган, сэр Генри (1635?-1688) — валлийский пират].— Это были пираты, — сказал он, — бороздившие в поисках золота Семь морей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
5 Однако усов у Капитана уже не было, когда несколько недель спустя, взбежав по лестнице, я открыл дверь, так как звонок прозвонил долгожданным кодом, оповещая, что идет свой. За время отсутствия Капитана между мной и Лайзой возникло, по-моему, что-то вроде привязанности. Мне стала нравиться Лайза, но моя тяга к ней еще была непрочным чувством ребенка, а ее чувство ко мне вполне могло быть автоматическим откликом на мое отношение и столь же легко могло исчезнуть. Но в наших мыслях и в наших разговорах главное место занимал Капитан. «Капитан всегда говорит…» «Знаешь, Капитан мне как-то рассказывал, что, когда он был в плену…»И, однако же, на пороге стоял не тот Капитан, какого мы знали. Капитаном-то он, возможно, по-прежнему был, но только сейчас это был высокий бородатый морской капитан, и трость не лежала у него на плече, как ружье, — он сжимал ее в кулаке, точно приготовился сражаться с пиратами. Я смотрел на него, раскрыв рот: какое-то время я стоял, застыв, и не впускал его, ибо позади него на мостовой стояла машина. Машина!— Это ваша? — спросил я его.— Конечно, моя, — отрезал он. — Где Лайза? Лайза в порядке?Он оттолкнул меня и побежал вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки. Я видел, как они встретились. Лайза сделала один-два шага навстречу ему, и оба замерли, остановившись в футе друг от друга. Они не поцеловались; даже не обнялись. Такое было впечатление, будто они дичились друг друга после стольких месяцев разлуки. Она сказала:— Ты отрастил бороду.— Да.— Зачем?— Так мне казалось разумнее. — Он положил руку ей на плечо. — Все в порядке, Лайза?— У меня-то в порядке, а вот ты как…— Оснований для волнения нет.Они наконец поцеловались — не страстно, как я видел один-единственный раз на экране в «Кинг-Конге» и запомнил потом на всю жизнь, а просто чмокнули друг друга в обе щеки — наспех, боязливо, как если бы поцелуй нес заразу для любимого. С чувством разочарования я повернулся и вышел запереть дверь и при этом еще раз взглянул на машину, а когда вернулся на кухню, Лайза уже хлопотала, заваривая неизменный чай, который — теперь-то я уж знаю — Капитан пил, только чтобы доставить ей удовольствие.— Значит, Сатана все-таки объявился, — заметил Капитан.— Он сидел как раз на том месте, где сейчас сидишь ты.Капитан беспокойно заерзал на твердом стуле, словно ему передалось оставленное моим отцом тепло и это его раздражало.— И зачем же он приходил, что сказал?— Сказал, что хочет мне помочь.— А ты что ему сказала?— Я сказала, что не нуждаюсь в его помощи.Капитан продолжал беспокойно ерзать на стуле.— Может, это было неразумно, Лайза.— _Не желаю_ я от него помощи.— Да и мне, я думаю, он не доверяет.— О, это уж точно — не доверяет.— И все-таки если бы ты получала регулярно какие-то деньги — даже от него, — это избавило бы тебя от многих тревог. Я ведь не могу быть всегда под рукой.— До сих пор мы отлично справлялись.Не стану делать вид, будто я в точности помню все подробности этого разговора. Некоторые слова я помню, но по большей части придумываю, чтобы заполнить пробелы между тем, что они говорили, так как мне очень хочется снова услышать их интонации. Прежде всего я хочу понять этих двух людей, единственных, в ком я наблюдал то, что, очевидно, можно назвать любовью — такой любовью, какой я до сих пор, безусловно, ни разу не испытывал. Но в одном я по крайней мере почти уверен — я уверен, что слышал, как после долгой паузы Капитан спросил Лайзу:— Он снова причинил тебе горе?И она быстро ответила:— Этого он не может. Теперь уже не может.Остался ли Капитан с нами в ту ночь? Вполне естественно, что я никак не мог этого знать — слишком они оба были сдержаны. Улегшись в постель, я постарался подольше не засыпать — снизу доносились их голоса, и мне не было так одиноко. А кроме того, я прислушивался, не раздастся ли звук отъезжающей машины, но я заснул, когда там, внизу, еще разговаривали. Я знаю только, что на другое утро Капитан завтракал с нами: я запомнил это обстоятельство, потому что тогда впервые возник вопрос о моей учебе.Возник этот вопрос, думается, потому, что, не успев войти в комнату, я спросил Капитана про машину.— Это в самом деле ваша машина?— Конечно, моя.— А она какая?— Малолитражка «моррис».— Это хорошая машина?— Не «роллс-ройс». Но достаточно хорошая при данных обстоятельствах.— А вы научите меня ее водить?— Нет. В твоем возрасте это запрещено законом. Кстати, о законе, — добавил Капитан, обращаясь к Лайзе, — по-моему, есть закон насчет обязательного школьного обучения, но будь я проклят, если я знаю, что там написано. Джим умеет читать и умеет писать — а что еще требуется мальчишке? Остальное приходит с жизненным опытом. Во всяком случае, я могу научить его кое-чему куда лучше любого школьного преподавателя.— Точным наукам?— Ну, я не очень силен по части точных наук. Да я и не представляю себе, чтобы Джим когда-либо стал ученым.— Закону Божьему?— Это скорее по части женщин. Это твоя обязанность.— В религии я сама не очень сильна.— Дай ему Библию, и пусть читает. Нельзя заставить парня верить, Лайза. В процессе жизни человек либо приходит к вере, либо уж не верит вообще.— Ты, мне кажется, так этому и не научился.— Значит, слишком много тебе кажется. Я ведь тебе раньше рассказывал, что, когда я бежал из плена и спустился с Пиренеев, я наткнулся на монастырь. У меня не спросили документов, не донесли в полицию — то, что я там видел, было, конечно, кучей глупостей, но это были хорошие люди, во всяком случае, они хорошо ко мне отнеслись. А когда ты сам не слишком хороший, ты уважаешь хорошего человека. Я бы хотел, когда буду умирать, чтоб со мной рядом был хороший человек. Хороший человек проповедует уйму глупостей, а плохой проповедует правду, но какая, черт побери, разница, если ты умираешь? Я не собираюсь учить малыша глупостям. Пусть читает Библию и привыкает сам обо всем судить. А я буду учить его географии.— Ну а потом есть ведь еще языки. Я бы не хотела, чтобы мой мальчик знал меньше других.— Молодчина, Лайза. Вот ты и сказала.— Что сказала?— До сих пор ты еще ни разу так не говорила: «Мой мальчик».— Ну ведь, в общем-то, я думаю, он теперь стал моим…— А что до языков — никакой проблемы, Лайза. Можно купить ему пластинки — «Учись сам немецкому… испанскому…» А я, как известно, немного кумекаю в обоих — и ты знаешь почему. Так что я могу поднатаскать его…Вот как получилось, что я, по счастью, на какое-то время избежал школы и приступил, если это можно так назвать, к домашнему обучению. Уроки Капитан давал мне не слишком регулярно: все ведь зависело от него, а он очень часто отсутствовал. Занятия у нас происходили как бы тайком, что делало их лишь более интересными: соседи видели, как в положенное время я отправлялся в школу, но не видели, как я быстро возвращался окольным путем и садился за уроки у себя в комнате. Иначе слухи о том, что я не хожу в школу, безусловно, достигли бы властей. Таким образом, не очень это сознавая, я по-своему уже последовал за Капитаном и вступил на путь нелегальщины.Я плохо помню занятия языками; у меня лишь сохранилось впечатление, что Капитан куда свободнее чувствовал себя в немецком, чем в испанском — возможно, потому, если он говорил мне правду, что больше времени провел в германском плену, чем беглецом в Испании. Это обстоятельство сказывалось и на его преподавании географии. Это были уроки человека, исколесившего мир при довольно необычных обстоятельствах, и, пожалуй, куда более живые, чем поверхностные знания школьного учителя, почерпнутые из книг.Попробую воспроизвести здесь часть типичного урока по географии.— Если тебе надо попасть из Германии в Испанию, какой ты выберешь путь? — спросил меня Капитан.— Я полечу, — сказал я.— Нет, нет, это не по правилам. Мы же с тобой как бы играем в игру. Вроде «Монополии». Идет война, так что по правилам игры ты должен передвигаться пешком.— А почему не на машине?— У тебя нет машины.А меня все еще занимала мысль об его машине. Если он за нее заплатил, то откуда взял денег, или же он поступил как тогда, когда мы обедали и ели копченую лососину?Капитан купил школьный атлас и раскрыл его передо мной; по-моему, он с облегчением увидел, что я достаточно хорошо ориентируюсь по карте со всеми ее условными обозначениями и разбираюсь, какими красками выделены реки, железные дороги, горы.— Пожалуй, я пошел бы через Францию, — сказал я.— О нет, так нельзя. Франция занята противником. Там всюду немцы.Я сделал новую попытку.— Через Бельгию? — предложил я.— Это уже лучше. Там тоже немцы, но тебе, понимаешь, дали адрес. Конспиративной квартиры. Что-то вроде этого подвала. В городе под названием Льеж. Найди Льеж.Он по буквам произнес мне название города, и я его нашел, но по-прежнему был в некотором недоумении.— А зачем мне нужно идти в Испанию?— Потому что это нейтральная страна, кроме того, ты можешь оттуда попасть в Португалию, а затем — в Англию. Где Португалия?Поискав немного, я нашел Португалию.— Португалия — на нашей стороне, — пояснил он, — но сначала тебе надо попасть в Испанию. Как же ты это сделаешь?Уразумев, что география — это своего рода военная игра, я начал получать от нее удовольствие. Я внимательно смотрел на карту.— Хоть во Франции и немцы, мне все равно придется каким-то образом пробираться через нее.— Правильно. На квартире ты обнаружишь четырех летчиков, которые тоже там прячутся, и храбрую молодую женщину — не старше Лайзы, — которая будет вашим проводником. До Пиренеев вы поедете поездом. Пиренеи — это горы. Найди их.У меня ушло на это побольше времени, потому что я спутал Пиренеи с Арденнами.— Но как же это немцы не остановят нас?— А у этой женщины фальшивые документы для всех вас. К тому же остальное немного говорят по-французски. Во всяком случае, лучше немцев. А ты не говоришь, поэтому она забинтовывает тебе голову перепачканным кровью бинтом, чтобы ты не мог говорить. Жертва бомбежки, сообщает она всем, а также что тебя ей доверили. Ну а про остальных она говорит, что они познакомились в поезде и подружились. Словом, вы благополучно пересекаете Париж и садитесь на другой поезд. Выходите вы из него в местечке под названием Тарб. — Капитан по буквам произносит название. — А теперь найди мне Тарб.Для меня это была только игра, а не часть истории. Сколько из того, о чем рассказывал мне Капитан, было правдой, я и по сей день не знаю, но я бесспорно, получал удовольствие от наших занятий географией, особенно когда перебирался ночью через Пиренеи, босой, по снегу, прислушиваясь, не раздастся ли чавкающий звук шагов немецких патрулей. Все последующие занятия географией стерлись из моей памяти, так что даже и сегодня я весьма смутно представляю себе Испанию и Португалию — не то что Западную Германию, Бельгию и Францию, — помню только, когда мы добирались до Испании, урок географии начинал подчас превращаться в урок истории.Особой симпатией у Капитана пользовались Дрейк и Генри Морган [Дрейк, сэр Фрэнсис (1540-1596) — английский мореплаватель, руководитель пиратских экспедиций в Вест-Индию; Морган, сэр Генри (1635?-1688) — валлийский пират].— Это были пираты, — сказал он, — бороздившие в поисках золота Семь морей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20