В этом он ей ни на грош не верил. В голове у него мелькнула догадка, что у Бриджит самой был роман с Майклом Лемонтом. Лемонт вот-вот должен был навсегда оставить их дом. Он уезжал в Америку, где его наняла некая миссис Альма Берринджер, молодая вдова, которая много лет снимала имение Ротмерион, а недавно вернулась к себе в Виргинию. Лемонт и миссис Берринджер поддерживали дружеские отношения, но, насколько далеко они зашли, Энтони понял только месяц назад, когда Лемонт предупредил его, что увольняется и уезжает в Америку.
Энтони поднялся, подошел к огромному камину, взял тяжелую кочергу и помешал дрова. Лоб его перерезала морщина. Энтони был уверен, что прав. Он медленно повернулся и взглянул в глаза Бриджит. Сейчас ее вряд ли можно было назвать привлекательной, но в молодости так оно и было. Особенно хороши были ее ярко-рыжие волосы, васильковые глаза и матово-белая кожа. А если к этому добавить длинные ноги и гибкую фигуру, то понятно, почему мужчины всегда обращали на нее внимание. Только, увы, с годами многое переменилось. Рыжие волосы потускнели, и в них появилась седина. Фигура стала грузноватой. И только голубые глаза оставались прежними – такими же живыми и юными. И взгляд проницательный, подумал Энтони. Да, Бриджит О'Доннел с самого детства была предусмотрительной и хитрой. А как она вертела беднягой Мин. Странно, что он раньше не отдавал себе в этом отчета.
– Знаете, Бриджит, – сдержанно, почти ледяным тоном заметил Энтони, – существует старая присказка: «Женщина, которую обидели, сущий дьявол».
– Прошу прощения, сэр, но я не вполне понимаю вас.
– Вы влюблены в него. Вы влюбились в него в тот самый день, когда он появился здесь в должности управляющего имением. Поэтому вы ему помогали, всячески выгораживали после смерти моей жены. И поэтому вы вступили с ним в связь, когда она умерла. А теперь, когда он, польстившись на другую женщину, уезжает, вы решили отомстить. Нож в спину Майклу Лемонту – сладкая месть, не правда ли. Вот и все объяснение.
Бриджит посмотрела на Энтони.
– Нет, – решительно ответила она. – Это не так. Я просто решила облегчить вашу душу. Я не хотела, чтобы вы винили себя в ее смерти.
– Но я и так не виню себя, – холодно и совершенно искренне возразил Энтони, – и никогда не винил. А вы указываете на Лемонта только потому, что он нашел себе кое-кого помоложе и посимпатичнее, чем вы. Да, Бриджит, чего уж там, надо признать, что любовник, увы, бросил вас.
При этих словах экономка густо покраснела и опустила глаза.
Энтони понял, что попал в точку. Помолчав немного, Бриджит тихо спросила:
– А как же Лемонт? Вы что, собираетесь отпустить его?
Энтони хмуро посмотрел на нее, прошелся по комнате и вернулся к столу. Перегнувшись через него, он снова пронзил Бриджит взглядом. Та отвела глаза.
– Разумеется, я поговорю с Лемонтом. Факты, которые вы сообщили, нельзя игнорировать, это очевидно. Поэтому-то и вы себя так повели. – Последовала небольшая пауза, после которой Энтони продолжил: – По-видимому, я обращусь в полицию и потребую провести новое расследование обстоятельств гибели моей жены. Кстати, Бриджит, не знаю, приходило ли вам в голову, что вы стали соучастницей сокрытия улик ее внезапной и загадочной кончины? А если подтвердится, что Лемонт бросил Минерву в озеро живой, то вы окажетесь и соучастницей преступления.
Как только Бриджит ушла, Энтони позвонил в Корк. Разговор длился минут десять, при этом Энтони в основном слушал. Лицо его становилось все бледнее и угрюмее.
Взглянув на каминные часы, он поднялся со стула, вышел из библиотеки и направился в переднюю. Надев сапоги, накинув плащ и прихватив с собой кепку, Энтони вышел во двор.
Он поднял голову. Дождь прекратился, но небо все еще было затянуто облаками, а по земле стелился туман. Быстрыми шагами Энтони двинулся к дому, где жил Майкл Лемонт. Он стоял на берегу озера, прижавшегося к подлеску, за которым начиналось широкое поле. Добравшись до места, Энтони без стука распахнул дверь и, пройдя через холл в гостиную, вошел в кабинет.
Лемонт, темноволосый, плотный мужчина приятной наружности, сидел за столом и вписывал что-то в гроссбух. Бесцеремонное вторжение заставило его поднять голову. От порыва ветра бумаги со стола полетели на пол.
– Доброе утро, лорд Дунвейл, – приветливо сказал Лемонт, и его обветренное лицо осветила широкая улыбка. Однако, столкнувшись со злым, ожесточенным взглядом, он сразу же притушил ее. – Что-нибудь произошло? – спросил Лемонт, вставая.
Энтони промолчал. Он захлопнул за собой тяжелую дубовую дверь и прислонился к ней, не отводя ледяного взгляда от управляющего. Лемонт работал у него двадцать лет, но только теперь Энтони задался вопросом: что же, черт возьми, это за человек? Раньше он полагал, что знает его вдоль и поперек. И вот теперь выяснилось, как глубоко он заблуждался. Энтони всегда считал Лемонта надежным работником и добрым другом. Теперь он вызывал у него отвращение.
– Бриджит рассказала мне сегодня любопытную историю, – наконец произнес он. – Речь идет о смерти леди Дунвейл.
Захваченный врасплох, Лемонт метнул на Энтони быстрый взгляд, открыл рот и, не сказав ни слова, быстро отошел от стола в дальний конец комнаты к камину, подальше от Энтони. Закурив сигарету, он посмотрел на графа. Вид у него был растерянный, карие глаза глядели настороженно.
– К чему, собственно, вы клоните? – спросил он.
– Бриджит мне все рассказала, все до последней мелочи, о том, что произошло здесь в тот трагический вечер. – Энтони шагнул поближе к управляющему, по-прежнему не отводя от него тяжелого немигающего взгляда. Лемонт содрогнулся. Заморгав, он посмотрел в сторону и глубоко затянулся сигаретой.
– Почему, собственно, вы решили, что Мин, потеряв сознание, умерла? – резко спросил Энтони. – Вы ведь не врач.
Лемонт густо покраснел.
– Она была мертва! – закричал он. – Уверяю вас, она была мертва!
Он закашлялся, да так сильно, что прошло несколько минут, прежде чем смог говорить. Отдышавшись, Лемонт продолжал:
– Может, я и не врач, но отличить того, кто дышит, от того, кто не дышит, могу. – Он снова нервно затянулся. Голос его дрожал. – Я старался привести ее в чувство, даже искусственное дыхание делал, но напрасно. Я любил Мин. И, заметьте, сильнее, чем вы.
Энтони сделал еще шаг в сторону Лемонта. Руки его, прижатые к бокам, были напряжены, ладони сжались в кулаки так, что костяшки пальцев побелели. Ему безумно хотелось размазать по стене, превратить в кашу красную, испитую физиономию Лемонта. Но усилием воли он подавил это искушение, сохранив на лице каменное выражение.
– Вы даже не понимаете смысл слова „любовь», Лемонт. Да и кто вы такой – дешевый ловелас, шут гороховый. Приличным женщинам от вас надо бы держаться подальше.
– Это вы, вы мне толкуете о ловеласах! На себя лучше посмотрите! – завизжал Лемонт, – Кто, как не вы, своими бесконечными романами толкнул ко мне Минерву?
Энтони едва сдерживался.
– Почему вы не позвали меня, когда жена потеряла сознание? – медленно проговорил он. – Или хотя бы не вызвали доктора? Почему вы все взяли на себя? Это же чистое безумие или по меньшей мере непростительная беспечность.
Майкл Лемонт был не самой светлой головой на свете, но природного здравого смысла ему хватало, так что он сразу понял, что Бриджит О'Доннел поработала хорошо. «Лгать, – решил он, – нет смысла, лучше говорить правду».
– Я испугался, – пробормотал он. – Испугался, что, узнав о наших отношениях, вы меня выгоните. А я не мог потерять работу. Я подумал также, что вы обвините меня в ее смерти. Косвенные доказательства погубили многих невинных людей. Так что у меня просто не было выбора, я должен был придумать себе какое-нибудь прикрытие, – закончил он уныло.
Что за мерзкий тип, подумал Энтони, не сводя с Лемонта брезгливого взгляда.
– Не могу понять, как это вы все эти годы глядели мне в глаза, зная, что совершили такую гнусность, зная, что лжете всем и каждому, лишь бы спасти свою шкуру? Я презираю вас, Майкл Лемонт. Вы просто ничтожество.
Лемонт промолчал. Он ругал себя на чем свет стоит, что раньше не убрался из Клонлафлина. Он оставался здесь только из-за Бриджит О'Доннел. Она держала его железной хваткой. По-настоящему он никогда ей не доверял. И, как выяснилось, правильно делал. Когда они, по взаимному согласию, оборвали свою давнюю связь, он решил, что наконец освободился от нее. С ее стороны не было никакого недовольства, или, по крайней мере, так ему казалось. Как же он ошибся! Стоило ему увлечься другой, и она зашипела по-змеиному, выпустила жало, стараясь укусить побольнее. И это ей удалось.
– У меня руки чешутся вздуть тебя, чтобы вовек не забыл, – говорил между тем Энтони. – Но я и пальцем до тебя не дотронусь. Пусть тобой займется закон.
Поглощенный своими мыслями, Лемонт, казалось не расслышал его.
– Что? Что вы сказали? – Он посмотрел на Энтони.
– То, что я собираюсь провести новое дознание по делу о смерти моей жены. Я считаю, что ты убил леди Дунвейл. И уж постараюсь, чтобы ты заплатил за это сполна, – с холодным спокойствием сказал Энтони.
– Вы, видно, совсем спятили, Дунвейл! – закричал Лемонт. Глаза его бегали от страха. – Вы думаете, что говорите? Мин годами травила себя разной мерзостью. Она умерла через несколько минут, как потеряла сознание!
– Вот тут ты ошибаешься, – хладнокровно парировал Энтони. – Она была без сознания, что действительно в немалой степени объясняется продолжительным потреблением алкоголя и барбитуратов. Но когда ты бросил ее в озеро, она была еще жива и…
– Я не верю вам! Вы лжете! Придумываете все!
– Ничуть! – яростно крикнул Энтони. – Когда утром Бриджит впервые рассказала мне эту историю, у меня еще оставались кое-какие сомнения. И я позвонил в Корк, в больницу, доктору Стивену Кенмару. Это патологоанатом, который делал вскрытие. В легких было полно воды, и он заявил на следствии, что Мин утонула.
Энтони помолчал и медленно, подчеркивая каждое слово, чтобы придать дополнительный вес сказанному, закончил:
– Доктор Кенмар подтвердил то, что я и так подозревал: вода не может попасть в легкие покойника. Выходит, Мин была еще жива, когда ты бросил ее в озеро. Ты утопил ее.
Лемонт почувствовал, что от страха у него стынет кровь. Обвинения Энтони падали, как удар молота, выдержать их было невозможно. Его покачивало, и, чтобы удержать равновесие, он оперся о стенку камина. Мысль о том, что он и впрямь утопил Мин, сводила его с ума. Все эти годы он мучился той ложью, в которой жил, которой сам окружил себя. Покоя ему не было, совесть его была нечиста, и он каждую минуту ощущал это.
– Нет-нет, Дунвейл! – в ужасе вскричал Лемонт. – У нее не было пульса, потому что остановилось сердце. – Тут он запнулся, и слезы потоком хлынули у него из глаз. – Я бы ни за что не причинил ей вреда, – прорыдал он. – Я любил ее. Поговорите с Бриджит еще раз. Пожалуйста. Она подтвердит, что я говорю правду. Мин была мертва, и Бриджит О'Доннел знает это.
– Она была жива, Лемонт!
– Нет! Нет! – Обезумевший Лемонт бросился на Дунвейла. Лицо его стало багрово-красным, руки колотили по воздуху. Вдруг висок его пронзила сильнейшая боль, она распространилась вниз по лицу, но он не обратил на нее внимания и выбросил сжатую в кулак руку в сторону Энтони. Но тут повторный приступ боли ослепил его. Кровь хлынула в голову, все вокруг почернело. Он плашмя грохнулся на пол и застыл без движения.
Словно пригвожденный к месту, не в силах двинуться, Энтони изумленно смотрел на Лемонта. В момент, когда тот на него бросился, он заметил, как странно и чудовищно исказилось его лицо, и сразу понял, что его хватил апоплексический удар.
Взяв себя в руки, Энтони наклонился и пощупал у Лемонта пульс. Он был слабым, прерывающимся, но был.
Поспешив к телефону, Энтони набрал номер местной больницы.
– Это Дунвейл, – сказал он взявшей трубку дежурной сестре. – Немедленно пошлите «скорую» к дому управляющего. Мне кажется, у Майкла Лемонта кровоизлияние в мозг. Но он еще жив. Если поторопитесь, может, удастся спасти его.
«Чтобы не ушел от правосудия», – подумал Энтони, вешая трубку.
Глава 30
– Нет, я просто обязана сделать это! – воскликнула Пола, крепко вцепившись в руку Майкла Каллински. – Было бы преступлением упустить такую сделку.
– Пожалуй. – Майкл искоса посмотрел на нее. – Но шестьсот пятьдесят миллионов долларов – это же куча денег…
– Конечно, да. Но не в данном случае, если иметь в виду, о чем речь. Целая сеть универсальных магазинов с отличной репутацией, престижем, бесценной недвижимостью и, наконец, превосходным сальдо. Лучше мне ничего не найти, Майкл. Спасибо, что подсказал… – Она наклонилась к нему и возбужденно добавила: – И о лучшем расположении нельзя мечтать. Вестчестер, Филадельфия и Бостон охватывают Восточное побережье. Чикаго и Детройт – Средний Запад. Лос-Анджелес и Сан-Франциско – Запад. Да это не сделка, а конфетка.
– Если, конечно, она состоится.
Пола настороженно взглянула на Майкла.
– А что может ей повредить? – спросила она мгновенно изменившимся тоном, в котором теперь звучала тревога.
– Ну, с такой возможностью всегда надо считаться, Правда, в данном случае беспокоиться, по-моему, особенно не о чем. Насколько я знаю, конкурентов у тебя пока нет. Харви, когда я виделся с ним в Нью-Йорке, говорил, что председатель правления готов начать переговоры в любой момент, как только ты будешь готова. А голос Миларда Ларсона в данном случае – решающий, потому что он основной пайщик и главное лицо в компании. Так что на твоем месте я бы отправился в Нью-Йорк как можно скорее.
– Это верно, только, к сожалению, не получится, по крайней мере, в течение ближайших двух недель. Завтра из школы приезжают Лорн и Тесса. На пасхальные каникулы. И я должна быть с ними.
– Ох, я совсем забыл про Пасху! У меня такая же ситуация. Боюсь, и мне придется отложить поездку.
Пола удивленно подняла брови.
– А ты разве тоже собираешься в Штаты, Майкл?
– Я думал, что мне стоит быть рядом с тобой на случай, если понадоблюсь, – живо откликнулся Майкл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54