Здесь была чужая территория, так что вольничать не следовало.
Отдышавшись немного, они посмотрели друг на друга.
– Здорово. Вы были великолепны, – сказал Филип. – А теперь поедем потише – начинаются пастбища.
Они неторопливо пересекли красивые поля, на которых лениво щипали траву стада овец. Миновали эвкалиптовую рощу, въехали под сень золотистых вязов, следуя вдоль извилистой серебряной нити реки, оставили позади широкую долину и наконец добрались до зеленеющих холмов Дануна.
Время от времени они переговаривались. Маделина задавала вопросы.
Филип отвечал ей, но по большей части они ехали молча. Филипу было это по душе. Он не был говоруном – скорее, человеком замкнутым и самодостаточным, так что женщины, которые болтали без умолку, действовали ему на нервы. Молчание Маделины было как бальзам. Ее присутствие он ощущал непрестанно, и в то же время она не навязывала себя, не покушалась на его внутренний мир, который он привык оберегать сызмальства. Между ними не было никакой неловкости. Во всяком случае, он ее не чувствовал. Он просто знал, что она едет рядом, и от этого ему было легко и свободно, как никогда прежде.
Маделина разделяла эти чувства. Неловкость и напряжение, пережитые в галерее, уменьшились, пока она переодевалась, и вовсе исчезли во время конной прогулки. Хотя Новый Южный Уэльс бесконечно далек от Кентукки, она впервые за последние четыре года, после отъезда из Лексингтона, испытала такую щемящую близость к дому. Тишина садов, которая поразила ее нынче утром, сменилась умиротворенностью безбрежных полей, и душа Маделины открылась навстречу удивительному, всеобъемлющему покою.
Они ехали по его землям уже почти два часа и в конце концов добрались до цели путешествия, которую Филип наметил, выезжая из конюшни. Это было самое высокое место Дануна, к нему вела крутая дорожка. Достигнув вершины холма, Филип спрыгнул с Черного Опала и подождал Маделину, ехавшую чуть позади.
Вскоре она присоединилась к нему. Он снова удержался от искушения помочь ей спешиться. Ему почему-то было страшно притронуться к ней.
Убедившись, что Маделина спрыгнула на траву, Филип направился к гигантскому дубу, который, подобно колоссальному зонтику из кружевной зелени, распластал над поляной свои древние ветви.
Когда Маделина подошла, Филип сказал:
– Этот дуб посадил сто лет назад мой прапрадед. Это любимое мое место. Впервые меня сюда еще мальчиком привела Эмма – она тоже любила здесь бывать. Отсюда видно далеко во все стороны. Взгляните-ка! – Филип вскинул руку и прикрыл ладонью глаза от солнца, окидывая взглядом волнующую ниву. В голосе его звучали гордость и любовь: – Нет в мире ничего лучше, по крайней мере для меня.
– И впрямь замечательно, – искренне сказала Маделина.
Казалось, что в Дануне небо голубее, облака – белее, трава и деревья – зеленее, цветы – ярче. «Рай да и только», – как сказал Филип, когда они пересекали долину. Маделина несколько раз глубоко вдохнула. Воздух был кристально прозрачен и свеж.
Филип сорвал с головы широкополую шляпу, швырнул ее на землю и провел рукой по темным густым волосам.
– Давайте-ка отдохнем немного перед обратной дорогой, – предложил он.
Усаживаясь на землю и жестом приглашая Маделину сесть рядом.
Она кивнула и опустилась на землю. Приятно после долгой прогулки под жарким солнцем посидеть в тени.
После короткого молчания Филип сказал:
– Как прекрасно, должно быть, чувствовать, как они!
– Да, – ответила Маделина, сразу поняв, что он говорит о Поле и Эмме.
– А вы были когда-нибудь сильно влюблены? – спросил Филип.
– Нет, а вы?
– И я нет.
Филип замолчал, погрузившись в раздумье. Маделина тоже умолкла.
– Вы замужем? – внезапно спросил он.
– Нет… и никогда не была.
Филип искоса посмотрел на Маделину. Он хотел спросить, есть ли у нее друг, но удержался. И без того их разговор становился слишком интимным.
Словно почувствовав, что он разглядывает ее, Маделина повернула голову и пронзила его взглядом своих серых глаз. Филип улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Затем, подтянув колени к груди и упершись в них подбородком, вгляделась в бледно-голубую дымку неба, по которому лениво плыли редкие облачка.
Филип откинулся назад, прислонившись к изогнутому стволу. Каким-то шестым чувством, он понял, что Маделина знает о его репутации плейбоя. Он подавил вздох. Раньше ему было бы все равно. Теперь – нет.
Глава 18
Вечером неожиданно похолодало, подул сильный ветер. Он изо всех сил трепал шторы в комнате. Поле стало зябко, и, поднявшись из-за туалетного столика, она закрыла окно.
Вновь усевшись на место, она застегнула на шее жемчужное ожерелье, вставила в уши бриллиантовые серьги и вгляделась в зеркало. «Неплохо, – подумала она. – Неплохо для не знающей отдыха деловой женщины, любимой жены и матери четверых детей, которой скоро стукнет тридцать семь».
Она повернула голову и взглянула на стоящую рядом цветную фотографию. Этот снимок сделала как-то весной в Пеннистоун-ройяле Эмили. И изображены на нем были Шейн и Пола с детьми Лорном, Тессой, Патриком и Линнет. При мысли о младших сердце у Полы сжалось: хоть по-разному, но оба они были такие незащищенные и так отчаянно нуждались в ней.
Они еще крепко спали, когда она утром позвонила Шейну. Здесь, в Австралии, была уже суббота, а в Англии только полночь пятницы. Шейн только что вернулся из «Бек-Хауза», где ужинал с Уинстоном. Эмили уже уехала в Гонконг по делам «Генре» и двое лучших друзей наслаждались редкой возможностью провести вечер по-холостяцки.
Как хорошо было услышать его заботливый и уверенный голос, узнать, что дома все в порядке. Лорн и Тесса разъехались по своим школам-интернатам, а няня Пэт, вернувшись из недельного отпуска с Великих озер, вновь заняла свое место в детской, рядом со своими юными подопечными.
– Ни о чем не волнуйся, дорогая. – Голос Шейна звучал так отчетливо, словно муж был в соседней комнате. – Я проведу уик-энд с детьми, а вечером в воскресенье уеду в Лондон. Да, слушай, сегодня звонил отец. Они с мамой окончательно решили приехать на Рождество, так что Лора – младшая – тоже будет с нами. И Мэрри с Элиотом. Похоже, у нас в Йоркшире соберется большая компания. Как в старые времена, когда были живы Блэки и Эмма. Отлично проведем время.
Новости порадовали Полу. Они с полчаса поболтали о планах на Рождество, детях и прочих семейных делах. Шейн пообещал перезвонить через пару дней. Повесив трубку, Пола почувствовала, как у нее поднялось настроение. В разлуке она всегда скучала по мужу и детям, волновалась за них. Она уверяла себя, что это глупо, но поделать ничего не могла. В конце концов себя не изменишь.
Взглянув на часы, Пола убедилась, что у нее есть десять минут до ужина. Она встала, поправила вечернее платье и подошла к столу, на котором были разложены бумаги. Среди них находились и рождественские списки, которые она начала составлять еще в Сиднее. Имена родственников Шейна были выделены особо. Теперь, когда выяснилось, что они приезжают на Рождество в Йоркшир, надо было подумать о подарках и для них. Их можно будет купить в Гонконге, когда через десять дней она встретится с Эмили.
Склонившись над столом и делая пометки в блокноте, Пола думала о родителях Шейна. Как хорошо, что Брайан и Джеральдина в декабре приедут в Англию. Еще недавно они колебались. С того самого времени, как пять лет назад у Брайана случился инфаркт, они жили на Барбадосе, приглядывали за отелями Шейна на островах Карибского моря, но, по настоянию сына, не слишком утруждали себя этим.
Пола скучала по ним, в жизни ее семьи образовалась какая-то пустота, после того как О'Нилы уехали за границу. И по Миранде она тоже скучала. С сестрой Шейна они дружили с самого детства, и, хотя время от времени им удавалось встретиться в Нью-Йорке, обе жаловались, что никогда не хватает времени по-настоящему пообщаться. Миранда возглавляла гостиничную сеть О'Нилов в Америке, и эта работа практически съедала всю ее жизнь. Свободное время она проводила с мужем, известным американским архитектором Элиотом Джеймсом, как правило дома, в Нью-Йорке или Коннектикуте. Вот и получалось, что в последнее время Миранда редко наезжала в Англию, и даже деловые ее поездки были очень краткими.
И вот наконец О'Нилы вместе с Хартами соберутся под одной крышей. К тому же приглашение на рождественский ужин приняли сэр Рональд и Майкл Каллински, так что впервые за долгие годы встретятся представители всех трех кланов. При мысли об этом Пола радостно улыбнулась.
Скрепив несколько листков бумаги, она сунула их в кейс. Когда выдастся еще свободная минутка, сегодня попозже или завтра утром, она дополнит записи: надо подумать, как разместить гостей в Пеннистоун-ройяле, составить меню на все рождественские праздники, набросать список гостей, которых она хотела бы видеть на своих приемах. До Рождества оставалось еще три месяца. Но если вдуматься – не так уж много, при ее-то образе жизни и количестве дел, которые надо до этого переделать. Все спланировать заранее, организовать наилучшим образом было ее правилом. А иначе ничего не выйдет. Так воспитала ее бабушка, и Пола часто спрашивала себя, не в этом ли заключается секрет ее успеха. Войдя через несколько минут в гостиную, Пола поняла, что явилась первой: так тихо было вокруг. Но тут с веранды в комнату вошел Джейсон Рикардс. Он плотно закрыл за собой застекленные двери и обернулся. При виде Полы его загорелое грубоватое лицо осветилось.
– Привет, малышка. – Он двинулся ей навстречу.
Сухой и жилистый, Джейсон обладал походкой человека, проведшего долгие годы в седле. От постоянного пребывания на свежем воздухе лицо его обветрилось. Волосы были черные как смоль и лишь слегка серебрились на висках. Джейсону было немногим больше шестидесяти, но выглядел он моложе. Сегодня вечером на нем был темно-синий пиджак, темно-серые брюки, светлая рубашка и галстук в тон пиджаку. Выглядел он, как обычно, безупречно, но Поле показалось, что вечерний костюм тяготит Джейсона. Куда вольготнее он чувствовал бы себя в джинсах, спортивной обуви и рубахе со свободным воротом.
Подойдя к Поле, Джейсон взял ее за руку и повернул к себе.
– Эй, да ты потрясающе выглядишь, дорогая. И красное так идет тебе. Впрочем, как и твоей матери.
– Спасибо, дорогой, – с улыбкой сказала Пола и, полуобняв Джейсона, повела его к камину – Да, кстати, а где мама?
– Наверху, заканчивает одеваться. Сейчас спустится. А мы пока пропустим с тобой по стаканчику. Ты что бы предпочла?
– Если не ошибаюсь, в серебряном ведерке бутылка шампанского. От него бы я не отказалась.
– Отлично. – Джейсон шагнул к столику, на котором стояли напитки, стаканы, ведерко со льдом, и принялся открывать бутылку «Луи Родерер Кристалл».
Пола с улыбкой наблюдала за ним. Джейсон понравился ей с самого начала, а потом она полюбила его. Ей был по душе его прагматический подход к жизни. Она ценила в нем не только первоклассного бизнесмена, но и прекрасного человека. Он был добр и умен. Подобно Филипу, Пола была счастлива, что мать вышла замуж за этого человека. Несмотря на различие в происхождении, они великолепно уживались. Джейсон оказался верным и заботливым мужем. Обязанный своим благополучием только самому себе, Джейсон поздно женился и уже через семь лет потерял жену – она умерла от рака; затем он женился во второй раз, но брак этот оказался сущей катастрофой и вскоре распался. «Бог троицу любит» – часто повторял он. И впрямь, они с Дэзи души не чаяли друг в друге. Порой они напоминали Поле молодых влюбленных, и это было прекрасно.
Налив Поле шампанского в хрустальный бокал и смешав себе виски с содовой, Джейсон заметил:
– Сегодня ужасно ветрено. Пари держу, в Сиднее настоящая буря.
– Хотелось бы надеяться, что до нас она не доберется, – сказала Пола, принимая у него из рук бокал.
– Скорее всего, так. А если доберется, то пронесется мимо. Знаешь, у нас весной часто собирается дождь. Покапает-покапает, а назавтра – солнышко. Так что не волнуйся. – Джейсон чокнулся с Полой. – Твое здоровье, дорогая.
– И ваше, Джейсон.
Они стояли у камина, наслаждаясь обществом друг друга.
– Ну вот, ты снова улыбаешься, будто страшно довольна собой, – ухмыльнулся Джейсон и хитровато прищурился. – Как сказала бы твоя мать, ты выглядишь как кошка, проглотившая канарейку.
Пола расхохоталась. Джейсон перенял массу выражений у ее матери, которые Дэзи, в свою очередь, переняла у своей. Только звучали они иначе – не так сочно, как у Эммы.
– Просто я думаю о том, – сказала Пола, – как удачно складывается в этом году Рождество. Приезжают родители и сестры Шейна. Мы уже давно не собирались вместе.
– Твоя мать волнуется, что…
– О чем это я волнуюсь? – на пороге появилась Дэзи, шелестя шелком платья и распространяя аромат духов «Джой».
– Шикарно выглядишь, дорогая! – воскликнул Джордж.
В глазах его были любовь и восхищение. Он подошел к Дэзи и, взяв ее за руки, повел к камину.
– Что выпьешь? Шампанского, водки с тоником?
– Пожалуй, шампанского, милый.
– Джейсон прав, мама, ты сегодня просто неотразима, – сказала Пола, – Я такой тебя уже давно не видела. Этот цвет тебе очень к лицу, а об опалах и говорить нечего. Они что, новые?
– Спасибо, родная. Да, новые. Джейсон подарил их мне только в четверг вечером. Они из его месторождений в Кубер-Педи.
– В Лайтнинг-Ридж, – улыбаясь, поправил Джейсон и протянул жене бокал с шампанским. – Это очень редкие черные опалы, Пола.
– Спасибо, – сказала Дэзи, беря бокал. – Так о чем же я волнуюсь, Джейсон?
– О Филипе.
Дэзи нахмурилась, села на диван и подняла бокал.
– Ваше здоровье.
– Твое также, – в один голос откликнулись Джейсон с Полой.
Дэзи отпила шампанского и вопросительно посмотрела на мужа.
– А почему, собственно, я волнуюсь из-за Филипа?
– Потому что он не хочет связывать себя обещанием поехать с нами в Англию на Рождество. Пола только что сказала, – продолжал Джейсон, – как она рада, что встретится вся семья, а я, когда ты вошла, собирался сказать, что Филип еще ничего окончательно не решил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54