Благодарю вас за заботу, сэр, но вы, случайно, не тот идиот, который только что обогнал нас таким ужасным образом?
— Нет, мэм. — Никакое чувство лояльности не могло заставить лорда Кенвуда высказаться в защиту своих спутников. Во всяком случае, в такой момент, когда леди так густо и так мило покраснела, в смущении оправляя юбки и осознав, насколько, к его великому удовольствию, она показала ему свои ноги. — Не представляю, кто мог быть так преступно безрассуден. Надеюсь, вы не пострадали?
— Нет, благодарю вас. — Она выпрямилась и сидела с чопорным видом, таким же холодным, как те дождевые капли, что катились по его шее. Горничная, сидевшая рядом с ней, замолчала и посадила чепчик на положенное ему место на макушке.
Увы, подумал маркиз, касаясь шляпы и изображая поклон, поскольку повода, чтобы сесть в карету и успокоить бившихся в истерике женщин в своих сильных и гостеприимных мужских объятиях, не нашлось. В истерике была только горничная, и одного слова хозяйки хватило для ее успокоения.
Встреча принесла одно разочарование. А казалось, открывала большие и романтичные возможности. Хотя, честно говоря, он не отличался романтизмом. Открывала такие… возможности, уточнил он свою мысль.
А те два идиота, вероятно, уже сушатся у камина, подумал он, садясь в седло, и поморщился, взглянув на свои сапоги. Экипаж уже отвозят в каретный сарай возле гостиницы. Они, бесспорно, даже не оглянулись, чтобы посмотреть, все ли в порядке позади.
Единственным утешением маркиза было предположение, что леди с восхитительными ножками вынуждена будет остановиться в той же гостинице. Попытка продолжить путь была бы самоубийством. Возможно, у него еще появится шанс. Если не солнце, то хотя бы удача должна улыбнуться ему.
Он сердито посмотрел на конюха, который выглянул из конюшни, явно не желая выйти наружу и замочить свою шапку. И через минуту маркиз с негодованием наблюдал, как этот самый конюх ведет его лошадь на расстоянии вытянутой руки, чтобы не запачкать свои штаны.
Какова же будет сама гостиница!
Несмотря на огромное облегчение, которое почувствовала Диана, когда карета остановилась перед гостиницей, ей очень не хотелось покидать ее. Она была огорчена, что не сможет продолжить путешествие в тот же день, ведь она отправилась в дорогу, взяв с собой так мало слуг, поскольку предполагала, что доберется до Ротерхэм-Холла за один день. Папа очень бы рассердился, увидев ее сейчас.
К тому же ее головная боль! Бессонная ночь, путешествие по английским дорогам, неожиданный ливень и беда, чуть было не случившаяся по вине джентльмена в экипаже, не могли облегчить ее. Деревенская гостиница была совсем не тем местом, где она хотела бы приклонить голову.
Она не видела, как тот джентльмен завернул в гостиницу. В окно она не смотрела. Но он, должно быть, уже там. Продолжать путь было бы безумием. Не встретит ли он ее там, когда она войдет? Она умрет от стыда. Помилуй Бог, он видел ее ноги так, как она не показывала их даже Тедди. А ее шляпа выглядела нелепо, если не хуже. Как она сможет взглянуть ему в лицо, не теряя чувства собственного достоинства? А он, невзирая на его грязную и мокрую одежду, был, несомненно, красив и знатен.
Конечно, и эти идиоты, эти слабоумные, эти ничтожества — она не находила достаточно сильных выражений для двух джентльменов, которые, укрывшись под своими пальто и шляпами, промчались мимо ее кареты, оставив позади себя почти катастрофу, — они, вероятно, тоже находятся в гостинице. Ей страшно хотелось высказать им все, что она о них думает, особенно о том, который держал в руках вожжи. Но она сомневалась, что головная боль позволит ей выразить свой гнев и воздать им по заслугам.
— Я бы встала на колени прямо здесь и прямо сейчас, — сказала Бриджет, однако, не делая этого, — и поблагодарила милосердного Господа за то, что привел нас сюда целыми и невредимыми. Я была уверена, мэм, что мы умерли. Вся моя жизнь промелькнула перед глазами; говорят, так бывает перед смертью. Очень странно, мэм, — двадцать пять лет, и все за одно мгновение. Я видела даже мою дорогую маму, которая умерла, когда мне было пять. Она протягивала ко мне руки, да, руки, и звала меня. И чудная улыбка была на ее лице, мэм.
Диана сжала пальцами виски. Но больше оттягивать неприятный момент было нельзя. Джимми открыл дверцу кареты, опустил подножку и мрачным голосом заявил, что он ни в коем случае не собирается рисковать головой ради еще какой-то полумили пути. Они останутся здесь, нравится ей это или нет.
Джимми постоянно пребывал в уверенности, что все готовы с ним спорить. Это делало его агрессивным.
— Рада это слышать, Джимми, — сказала она, вкладывая затянутую в перчатку руку в его огромную и надежную ладонь и осторожно ступая на покрытые грязью булыжники. Спеша укрыться от проливного дождя, она вошла в пивной зал гостиницы.
Она обрадовалась, увидев, что там, кроме толстого хозяина, никого не было. У нее возникло ощущение, что кто-то перенес ее сердце в ее голову, где оно бурно забилось.
Следующие полчаса оказались сущим кошмаром. Ее провели в комнату на втором этаже. Против этого она не возражала. Она почти не обратила внимания, и это ее нисколько не беспокоило, что гостиница была маленькой и весьма заурядной. Она не обратила также внимания на то, что Бриджет придирчиво осматривает постельное белье: не сырые ли простыни и нет ли клопов. Она почти не чувствовала, как Бриджет ее раздевает, расчесывает волосы и помогает умыться.
Она только ждала, когда сможет забраться в постель и остаться наедине со своим несчастьем. Но шум гостиницы доносился до нее. И Бриджет что-то непрерывно шептала. Правда, она говорила о Диане в третьем лице, и не было необходимости отвечать ей. Суть ее монолога заключалась в том, что Господь должен быть добр к ее бедной хозяйке.
— Господи, возлюби ее, — шептала Бриджет. — Ни одной жалобы, хотя ее трясло и швыряло из стороны в сторону так, что можно было и помереть, и мы чуть не перевернулись на этой ужасной дороге. Какое счастье, что она наконец уснула. Я надеялась на это и весь день говорила очень тихо, чтобы не беспокоить ее. Бедная овечка. Боже, возлюби ее.
Диана сжала руками голову и еще глубже зарылась в подушки.
Бриджет продолжала шептать, суетясь возле нее, приводя в порядок вещи хозяйки и застилая выдвижную кровать, на которой собиралась спать сама.
— Ах, она все еще не заснула, бедная овечка, — снова раздался шепот рядом с Дианой. — Позвольте мне пойти и принести вам что-нибудь, мэм. Немного настойки опия. Вам надо хорошенько отдохнуть.
Диана взглянула на нее из-под полуопущенных век и уступила.
— Да, настойку опия, Бриджет, будь добра, — сказала она и уже через пять минут с жадностью выпила ее.
Неужели можно чувствовать себя такой несчастной?
Когда Бриджет снова стала убеждать Бога любить ее, она отослала ее вниз позаботиться об обеде. Хотя она и понимала, как по-детски жалобно звучит ее голос, это было наилучшее, что она могла придумать. Еще минута, и она начала бы кричать и швырять вещи.
— Господи, возлюби ее, — услышала она перед тем, как с грохотом захлопнулась дверь. Диана снова погрузилась в размышления о своем несчастье.
В пивном зале за столом сидели, или, лучше сказать, развалились, на стульях три джентльмена, они не разговаривали между собой, не смотрели друг на друга, вообще не общались. Один из них раскладывал пасьянс, хотя его расслабленная поза говорила о том, что не карты занимают его мысли. Другой вертел перед собой кружку эля, которую время от времени поднимал и рассматривал мокрые круги, оставленные ею на столе. Третий сидел, скрестив на груди руки, и наблюдал за служанкой.
Девушка вытирала стол. Она вытерла все столы, кроме того, за которым сидели три джентльмена. Некоторые столы она вытерла уже несколько раз, хотя их в этот вечер никто не занимал. Она, когда ей это удавалось, поворачивалась лицом к джентльменам и наклонялась так, что ее грудь, и без того почти вываливающаяся из корсажа, оказывалась до неприличия открытой.
Третий джентльмен попробовал подмигнуть ей. Она тряхнула головой и еще усерднее стала тереть невидимое пятно на столе.
— Уж не знаю, что в тебе такого, чего нет у меня, Джек, — с раздражением сказал Эрни.
Лестер Хаундсли, рисовавший узоры мокрым донышком кружки, зевнул.
— Посмотри на Джека, Эрни, — предложил он. — А потом взгляни в зеркало.
— Дело не только во внешности, — сказал лорд Кренсфорд. — Тут что-то другое. Джек всегда может получить любую женщину, если захочет.
Маркиз Кенвуд продолжал раскладывать пасьянс.
— А некоторых он не хочет, — согласился Лестер. — Посмотрите, его даже не интересует эта служанка, хотя она самый лакомый кусочек женской плоти из всех, кто попадался мне на глаза за последнее время. Но она положила глаз не на тебя или меня, Эрни, дружище. Мы можем спокойно отправиться спать — без служанки.
Маркиз по-прежнему не поднимал глаз от своих карт.
— Подмигивание — удобное оружие во флирте, — сказал он. — Но только в том случае, когда вы знаете, что женщину уже влечет к вам. Иначе оно бесполезно. И ущипнуть зад — далеко не лучший способ покорить сердце владелицы этого зада. Так поступают мальчишки.
Лестер уже ущипнул служанку, когда она подходила к их столу наполнить кружки. Когда он заговорил, в его голосе слышалась обида.
— И все, что от тебя требуется, Джек, — сказал он, — это сидеть, вытянув под столом ноги, и смотреть в свои карты. А девчонка почти предлагает себя на тарелочке.
Маркиз пожал плечами.
— Сожалею, — сказал он.
Он искоса взглянул на лорда Кренсфорда и заметил, что Эрни, конечно, помрачнел. Он сохранял мрачный вид с тех пор, как они покинули Лондон. Маркиз не мог безоговорочно обвинять его, хотя выглядело это чрезвычайно глупо. Он на время отложил карты и, шевельнув бровью, подозвал служанку наполнить его кружку. Когда она подошла, он небрежно обнял ее за талию.
Вероятно, он проведет с ней ночь. У нее были достаточно пышные формы, хорошенькое личико, и она явно желала помочь ему скоротать предстоящую ночь. Вечер, уж конечно, проходил страшно скучно. В гостинице не было других постояльцев, кроме них и той леди с хорошенькими ножками, которая, к сожалению, не спустилась к ним вниз и, по всей вероятности, не собиралась этого делать.
— Каков денек! — сказал Лестер.
— А какова гостиница! — сказал лорд Кренсфорд. Это напоминало греческий хор. Весь вечер они повторяли это, лишь иногда меняясь фразами.
— Так как ты думаешь, Джек, — сказал Лестер, потягиваясь и широко зевая, — ты выиграешь это пари?
Это была неподходящая тема для разговора в конце дня, который вымотал им нервы и испортил настроение. Лорд Кренсфорд нахмурился. Маркиз Кенвуд пожал плечами.
— Конечно, — сказал он. — Но при условии, что эту даму можно будет увидеть.
— О, она там будет. — Мгновенно изменившимся, раздраженным тоном заявил лорд Кренсфорд. — Она явится надень рождения отца как агнец на заклание. Но выиграть пари, Джек, ты сможешь, лишь переступив через мой труп.
Маркиз снова пожал плечами.
— Если необходимо, — сказал он. — Но, Эрни, в этом деле ты ведешь себя как настоящий осел. Можно подумать, что я обещал сделать с этой женщиной нечто ужасное. А я собираюсь поухаживать за ней и переспать. Ради этого многие женщины отдали бы половину своего состояния.
— Черт бы тебя побрал, Джек, — беззлобно заметил Лестер. — Любой, кто тебя не знает, подумал бы, что ты слишком самоуверен. Но думаю, это правда. Хотел бы я знать, в чем твой секрет. Конечно, не считая твоей дьявольски привлекательной внешности.
Лорд Кренсфорд не обратил внимания на последние слова.
— Новы говорите о Диане, — сказал он. — Вдове Тедди. Моей невестке. Я ее люблю. И мне неприятна мысль, что она станет просто еще одной из твоих случайных связей, Джек. Я не потерплю этого.
Они обсуждали это уже несколько раз в Лондоне, когда оба пришли в себя после тяжелого похмелья. Но так и не сумели договориться. Казалось, не существовало решения, которое удовлетворило бы обоих.
Маркиз Кенвуд пришел в ужас, когда, проснувшись утром, вспомнил все подробности безумного пари, заключенного накануне в клубе «Уайте». Правда, что он умел обращаться с женщинами и с той поры, как обнаружил, что занятие любовью — одно из самых приятных занятий, предоставляемых жизнью, использовал свое искусство где только мог. Но он никогда не считал себя повесой или распутником, а просто нормальным здоровым мужчиной с нормальными здоровыми потребностями, оказавшимся более удачливым, чем другие.
Однако так случилось, что именно его успех у женщин стал причиной этого совершенно глупого пари. И какому же джентльмену в здравом уме могло прийти в голову отказаться от соответствующим образом записанного пари, даже не попытавшись выиграть его? Было бы нелепо требовать этого.
Кроме того, тут крылось что-то интригующее, какой-то вызов. Миссис Диана Ингрэм, как говорили, была красива. И неприступна. Восхитительное сочетание. Она к тому же около года была вдовой. Вполне вероятно, что она жаждала мужского внимания.
Так он предоставит ей свое внимание. Вместе они удовлетворят свои потребности: ее — в мужчине, его — в выигрыше пари ради сохранения своей чести. И без сомнения, они оба получат удовольствие. Он не помнил случая за все прошедшие годы, когда бы он позволил женщине покинуть его постель неудовлетворенной.
Почему он должен чувствовать себя виноватым? Почему его должны беспокоить явная вульгарность и дурной вкус этого пари? Вероятно, девять из десятка пари, записанных в клубной книге, были именно такими, поскольку заключались джентльменами в нетрезвом состоянии.
К тому же жизнь в последнее время была чертовски скучной. Сезон после многих лет однообразия утратил свою привлекательность. С тех пор, когда ему исполнился двадцать один год и он только что вышел из университета, прошло десять лет. Из них он провел в городе лишь несколько месяцев. Он и сейчас подумывал уехать в свое имение раньше, чем обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27