Вопрос в том, хочет ли он жениться на ней? Думаю, она влюблена в него с тех пор, когда ей было всего четырнадцать, а он выглядел эдаким героическим молодым лордом. К сожалению, он видел в ней беспокойного ребенка, развлекать которого было ниже его достоинства.
— Хм, — прокомментировал маркиз.
Опершись на локоть, он в ленивой позе лежал на одеяле и, покусывая травинку, болтал с окружающими, ему требовалась вся сила его воли, чтобы сдержать желание встать и уйти в лес одному.
Ему казалось, что он задыхается. И он начинал всерьез подумывать, не заболевает ли он. Как он мог так глупо вести себя в прошедшие полчаса? Они были совершенно одни и в таких условиях, о которых он мог только мечтать. У него были две недели на то, чтобы выиграть пари, и женщина, которую влекло к нему так же сильно, как и его к ней. Это время он мог бы использовать, подталкивая ее на несколько шагов ближе к тому моменту, когда она уступит этому влечению и выиграет для него пятьсот гиней.
Однако в этой ситуации он вел себя странно. Раньше с ним не случалось ничего подобного.
Он обнимал ее и целовал ее, да. Он мог бы далеко зайти в своих ласках, если бы захотел. Она не сопротивлялась. Она сама подошла к нему, прижалась и раскрыла губы, и, казалось, была готова полностью уступить ему.
Но он не воспользовался этим моментом. Что с ним произошло? Разве он не желал ее? Он не знал никого, кто был бы желаннее Дианы Ингрэм. Тогда в чем же дело?
Почему-то ему не удавалось прогнать из головы все мысли, как он обычно делал в таких случаях, и чувствовать только то, что с ним женщина. Он обнимал, целовал ее, проникал в ее раскрытые губы, ощущал, как прекрасно она сложена, как она желанна, вдыхал аромат ее волос, который он помнил с той встречи в гостинице. Что же это было?
Он не мог забыть, что это Диана Ингрэм, что она была замужем за Тедди Ингрэмом и такой молодой перенесла тяжелое горе, что она остроумна и у нее есть высокие идеалы, что ее влечет к нему, но она не хочет уступать этому чувству, что у нее приятное сопрано, что она начала узнавать те стороны его жизни, которые он всегда старательно скрывал от женщин, и понимать, что в его жизни существовали люди и вещи, которые он ценил. И он не мог избавиться от мысли, что было бы жестоко и подло испортить ей жизнь, что он, без сомнения, и сделает этой связью, которая будет очень короткой и чисто физической.
И он поцеловал ее так, как ему и хотелось поцеловать, нежно и осторожно, даже с любовью, но без страсти. В тот момент ему даже не хотелось овладеть ею. Ему хотелось держать ее в своих объятиях, быть с нею, лю…
Проклятие! Ему начинала нравиться Диана Ингрэм. И совсем не так, как должны были нравиться все его женщины, от которых он ожидал получить удовольствие. Она начинала нравиться ему как личность, независимо от того, привлекала ли она его как женщина. Почти так же, как он любил свою мать, Френсис и Эстер.
Как мог он соблазнить женщину, которая нравилась ему, ради пари, записанного в книгу клуба «Уайте», которое он должен выиграть?
Как он мог так поступить с женщиной вообще? Какой дьявол втянул его в такое вульгарное и отвратительное дело? Он бы убил — в этом он был уверен, — убил бы всякого, кто поступил бы подобным образом с Эстер.
Без Тедди она испытывает чувство одиночества и пустоту, сказала она. Он мог бы сказать ей — одиночество и пустота вечны. Такова жизнь.
«Мои или ваши?» — спросила она, когда он предложил ей отогнать эти чувства поцелуем.
Конечно, ее. Это она была одинока. Он уже давно научился скрывать гнетущую пустоту своей жизни. Он мог бы избавить ее от этого чувства, если бы она позволила.
А мог ли?
— Джек, — наклонилась к нему леди Ноулз, когда все вокруг хохотали над очередным смешным рассказом ее супруга. — Кто бы она ни была, ей очень повезло. Вас следовало бы заставить все время носить темную повязку на глазах. Ни одному мужчине не позволительно иметь, такие глаза, как у вас.
Он лениво улыбнулся ей и отбросил зажатую между зубами травинку.
— Но тогда я не видел бы дам, окружающих меня. Мне пришлось бы ощупывать их руками. Представляю, сколь ко это вызвало бы криков и пощечин.
Может быть, не так много, как вы думаете. — Она похлопала его по плечу и вздохнула. — О, Джек, была бы я лет на двадцать моложе.
— А, в таком случае меня не интересуют двенадцатилетние девочки, мадам.
Она усмехнулась и шутливо толкнула его в плечо, он улыбнулся и подмигнул ей.
Он жалел, что уехал из Лондона. Ему хотелось вырваться из тягостной атмосферы этого семейного праздника хотя бы на несколько часов. Но куда поехать? В один из его клубов? Играть в карты и с удовольствием напиваться? Добраться до дома и позволить Картеру с бесстрастным и в то же время неодобрительным выражением лица уложить его в постель?
Найти какую-нибудь знакомую женщину? Леди Брюстер, может быть? Салли? Женщину, которую он не знает? Провести ночь, познавая новые способы, которыми его ублажила бы новая куртизанка, и делясь с ней собственными познаниями? Растратить все силы и энергию, чтобы потом впасть в тихое забытье?
Черт бы побрал Диану Ингрэм! Какое ему дело до того, что она была счастлива с Тедди? Что она любила его? Что он был добр к ней? Какое значение имеет то, что она не знала, как ей жить после его смерти? Что без него она чувствовала себя одинокой? Какое значение имеет то, что она ищет пламенную любовь? Нет никакой любви, если не считать привязанности к своей семье.
Какое ему дело до того, что она хочет любви, которая озарила бы всю вселенную, как выразилась она?
Она глупая наивная женщина, несмотря на свои двадцать три года и четыре года замужества. Она живет в мечтах. Он мог бы довести ее до высот страсти, и звезды бы вспыхнули вокруг нее. Но через несколько минут все снова стало бы как прежде. Даже страсть не изменит вселенную.
Женщины и их романтические фантазии! И Диана Ингрэм была наихудшей из них. Она могла смотреть на него своими прекрасными серыми глазами, прижиматься к нему теплым мягким телом, целовать горячими губами, и он почти был готов поверить, что она знает что-то такое, что не дано знать ему.
Ему предстояло принять решение. Он должен, найдя подходящий предлог, уехать из Ротерхэм-Холла или направить весь свой ум и использовать весь свой опыт, чтобы соблазнить Диану Ингрэм. Как только он добьется этого, он сможет забыть о ней и снова стать самим собой. Овладев ею, он сможет убедить себя, что в постели она ничем не отличается от любой другой женщины, доставляющей большее или меньшее удовольствие.
Он бы предпочел уехать. По какой-то причине, которую он не мог и не старался понять, ему хотелось убежать от Дианы Ингрэм куда-нибудь за тысячи миль.
Но он не мог уехать. Это было бы неслыханным нарушением приличий. Вечером предстоял этот проклятый концерт. А главное событие, торжества по случаю дня рождения графа, состоится только через пять дней.
Он оказался в ловушке.
Маркиз Кенвуд приподнялся и, взяв предложенную лакеем тарелку, посмотрел на огромное блюдо с закусками из холодного мяса и булочками.
Видимо, у него не оставалось выбора. Он должен продолжать преследование, которым всего лишь неделю назад занимался с таким интересом. И он не утратил этого интереса. Ему была нужна Диана Ингрэм, и пари было здесь ни при чем.
Он взглянул туда, где она сидела между графом и графиней и с сияющей улыбкой смотрела на графа.
«Хе-хе-хе, — молвила она, — я не так глупа!» Эта проклятая песня. Три дня она не выходила у него из головы. «Мужчины клятвы всем дают, а цель у них одна — похвастаться победой, и клятвам — грош цена.
«Но, милая Кейт, — мрачно подумал он, не сводя глаз с Дианы, — ей-то я не давал никаких клятв. Она знает, что мне от нее нужно. Когда она мне уступит, это будет ее собственный выбор с полным сознанием последствий. И я не должен чувствовать себя виноватым. Она не наивная девушка».
Она перехватила его взгляд и вызывающе вздернула подбородок, что, как он начинал понимать, было ей свойственно. Он поднял бровь и улыбнулся.
О да, она была неотразима. Он получит немалое удовольствие, продолжая преследовать ее. Его взгляд намеренно скользнул вниз по ее телу, она покраснела и быстро отвернулась, недовольно поджав губы.
Его улыбка сменилась усмешкой, и он вернулся кеде и своим компаньонам.
ГЛАВА 12
Графиня Ротерхэм еще несколько недель назад разослала друзьям и соседям, живущим в нескольких милях от Ротерхэм-Холла, приглашения на торжественный обед и бал в честь дня рождения графа, которому исполнялось шестьдесят пять лет. Ответы были своевременно получены, подавляющее большинство приглашение приняли.
Однако дня за три до торжества графиня забеспокоилась: не слишком ли рано она разослала приглашения? А вдруг некоторые из предполагаемых гостей забыли или передумали? Несмотря на то что муж, оба сына и обе невестки убеждали ее, что никто в здравом уме не может забыть о таком великолепном для деревни развлечении, ничто не поколебало ее решения повторно пригласить как можно больше людей.
— Эрнест, — обратилась она к сыну за завтраком, когда все сели за стол, — ты поедешь к мистеру Пирсу, дорогой, и удостоверишься, что он и его славная жена приедут вместе с Саймоном и мисс Пирс. А потом можешь заехать к Флемингам. Возьми с собой Анджелу, Беатрис и Аллана. Кларенс, вы с Клодией поедете к сэру Фредерику Хантингдону и Салмонсам. Диана и Нэнси отправятся с вами, как и Лестер с Джеком. Мы с Ханной поедем в деревню.
Таким образом, занятие для большинства гостей было успешно определено.
Диана вместе с Нэнси вышла из конюшни, предвкушая удовольствие от прогулки. Погода стояла хорошая, Диана была в ярко-розовой амазонке, которую до сегодняшнего дня стеснялась надевать, и начинала чувствовать себя снова молодой и беззаботной.
А чувствовала ли она себя когда-нибудь молодой и беззаботной? Может быть, когда была совсем юной. А в восемнадцать, когда ее привезли в Лондон, чтобы представить ко двору и ввести в свет, где она участвовала во всех веселых развлечениях сезона? Нет, честно говоря. Она просто растерялась в новой обстановке и была скорее напугана.
А чувствовала ли она себя молодой и жизнерадостной те четыре года, когда была замужем за Тедди? Ей казалось несправедливым признаться, что этого не было. С ним она не чувствовала себя несчастной, о, конечно, нет, но она всегда помнила, что она жена священника и от нее ожидают соответствующего поведения. А Тедди был очень серьезным человеком. Нежный, добрый и милый, это правда, но серьезный. Она не могла, как ни пыталась, вспомнить, когда он смеялся. Хотя бы один раз. Улыбался он часто, но никогда не смеялся.
И сейчас впервые за всю свою сознательную жизнь она чувствовала себя молодой. И она сознавала, что беззаботность — это вполне допустимое и приятное состояние. Она почувствовала, что наконец ужасные испытания — смерть Тедди и последовавшие за ней горечь потери и одиночество — остались позади. Она освободилась от гнета прошлого, в ней вспыхнула надежда, что она еще найдет свое счастье.
Она позволила Лестеру подсадить ее в седло и улыбнулась ему. И что же вызвало эту перемену? Конечно, на нее хорошо подействовало то, что ее заставили покинуть уединение и тишину отцовского дома и включиться в суматоху семейного праздника в Ротерхэм-Холле. В ней снова пробудились симпатия и любовь к графу и графине, к Кларенсу, Клодии, Эрнесту и детям. Приятно чувствовать себя членом большой семьи, состоящей не только из отца и матери. Да еще и погода поднимала ей настроение. Почти со дня ее приезда она была теплой и солнечной.
Когда они все выехали из мощенного булыжником двора конюшни, маркиз Кенвуд поравнялся с ней и поехал рядом.
— Вам бы следовало предупредить нас, чтобы мы надели темные козырьки от солнца, Диана, — улыбнулся он. — Такой ослепительный туалет. — Он наклонился ближе. — И такой восхитительный.
Она улыбнулась в ответ.
— Боюсь, милорд, что, когда носишь целый год черное, начинаешь питать слабость к ярким цветам.
— Такую слабость, как я полагаю, следует поощрять. — Он поднял бровь и намеренно медленно оглядел ее с головы до ног.
Диана засмеялась и подставила лицо лучам солнца. Да, во всем виновато солнце, подумала она, всем телом чувствуя его тепло. И еще этот человек рядом с ней, вынуждена была признаться она. Это было страшное признание. Невероятное признание. Это он заставлял ее чувствовать себя молодой. Он заставлял ее смеяться. Он заставлял ее чувствовать себя красивой. И желанной.
И вопреки всему он начинал ей нравиться. Возможно, больше, чем просто нравиться.
— Может быть, мама немного сумасшедшая, — сказал лорд Уэнделл, — но всегда хорошо иметь повод покататься в такое утро. Я лишь надеюсь, нам не придется вытаскивать наших хозяев из постели.
— Они этого заслуживают, если спят в такое утро, — сказала его жена. — Кажется, в деревне люди всегда на ногах.
— Я не уверен, что это можно сказать о леди Хантингдон, — усмехнулся виконт. — Как я слышал, она много лет прожила в Лондоне. Она ненавидит утро.
— Вы знакомы с новой женой сэра Фредерика, Диана? — спросила Клодия.
Диана покачала головой.
— Вы можете представить кого-нибудь, — вмешался лорд Кенвуд, — кто бы по своей воле тратил целое утро на сон? Я удивляюсь, чем таким интересным можно заниматься ночью, что стоило бы такой жертвы?
Диане не удалось сохранить серьезный вид.
— О, может быть, чтением? Игрой в карты? Пить вино?
— И? — подхватил он. И снова эти чувственные нотки в голосе. Она едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.
— И… — Она свела брови как бы в глубоком раздумье. — И чтением молитв. — Она одарила его ослепительной улыбкой и увидела, как заблестели его глаза.
Если бы она не вела себя так осторожно, она бы влюбилась в него. И разве это не было бы ужасным? Но конечно, ей это не угрожало. Он, несмотря ни на что, оставался повесой с дурной репутацией. И он все еще имел намерение очаровать ее, вскружить ей голову, ухаживать за ней и в конце концов соблазнить ее. Он был из тех мужчин, которые судят о женщине только по ее доступности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27