— Напротив, я бы от души восхищался человеком, который добровольно в любовной сцене делал из себя дурака. К сожалению, Пибоди не слеплен из такого твердого материала. Кстати, вам было жаль, что вас прервали?
— Нет. — Диана беспокойно огляделась, стараясь найти тот бугорок, с которого открывается великолепный и совершенно неожиданный вид на замок. Она не один раз бывала здесь, но всегда с Тедди.
— А, я так и думал, — сказал он. — И меня, Диана, не очень интересуют живописные виды замка… или по крайней мере в данный момент. Видите ли, в моих интересах было всего лишь заманить вас подальше в лес.
— Если вы ожидаете, что я буду дрожать от страха, милорд, то вас ждет разочарование. Я знаю, что мне нечего вас бояться.
— Ах да, я забыл, что вы раскрыли мой самый страшный секрет, что в душе я джентльмен. Но скажите мне, Диана, почему вы всегда на меня сердитесь? Кроме той восхитительной, хотя и поставившей вас в неловкое положение, нашей первой… нет, второй встречи, что я сделал, чем оскорбил вас?
— Ничего, совсем ничего.
— Я никогда не знал человека, который мог сказать «ничего», чтобы оно звучало как-то очень значительно У вас раскраснелись щеки, глаза мечут молнии, подбородок устремлен вперед. Я буду дрожать от ужаса, если я действительно сделал что-то, что оскорбило вас. Скажи те, что же я сделал?
Диана выдернула руку и посмотрела ему в лицо,
— Ничего, что имело бы значение для вас. Ничто и никто не представляет для вас никакой ценности. Все и вся созданы лишь для вашего развлечения. Особенно женщины. Служанка в той гостинице. Я. Горничная в этом доме. Несомненно, десятки других.
— А, горничная, — сказал он, закладывая руки за спилу и глядя на нее. — А я все думал, когда вы заговорите о ней. Мне жаль, что вы стали свидетельницей этого поцелуя. Я проявил беспечность, поцеловав ее при открытых дверях. Неужели я заставил вас покраснеть?
— Вы всегда видите только внешнюю сторону, не так ли? Какое значение имеет, покраснела я или нет? Здесь речь идет о вашем характере, вашей порядочности.
Он поднял брови, а его глаза смеялись над ней.
— Ах да, какая непристойная поспешность после моего постыдного поведения с вами в музыкальной комнате — бежать, перепрыгивая ступеньки, вверх по лестнице, чтобы заняться тем же самым с горничной. Однако это немного утомительно. У меня едва ли нашлись бы силы таскать после этого крокетный молоток по лужайке.
— Но между нами этого не было, — покраснела она.
— Нет, — улыбнулся он. — Но так думал Эрни, когда он после вашего ухода ворвался в комнату, весь красный и задыхающийся от возбуждения.
— Он ошибался, — с негодованием сказала она. — Вы ему объяснили?
— Нет. — Он сделал несколько шагов к дереву и, прислонившись к нему, скрестил на груди руки. — Я очень редко разубеждаю человека в том, во что ему хочется верить, Диана. Как и теперь я не намерен отрицать, что после наших… объятий я целый час занимался очень тяжелым видом спорта с горничной.
— Но вы это делали? — резко спросила она. Он поднял одну бровь и с усмешкой посмотрел на нее.
— А как вы думаете, Диана? — От его насмешливого тона у нее снова запылали щеки. — Вот это имеет значение. Ведь вы не верите и половине того, что я говорю.
Она, нахмурившись, подошла к нему.
— Что для вас имеет значение? — спросила она. — В чем смысл вашей жизни? Только в удовольствиях?
Он все еще улыбался, но уже не так насмешливо.
— Тогда вы должны мне сказать, желаете ли вы услышать то, что вам хочется, или то, что я хотел бы вам сказать!
— То, что вы хотели бы сказать, — ответила она на его загадочную фразу после некоторого раздумья.
— Хорошо, в таком случае я должен бы сказать, что мне дорога моя семья — моя мать, две мои сестры, мой племянник. Для меня важно мое имение. Я люблю про водить лето там с моими родными. Но конечно, — в его глазах снова мелькнула усмешка, — мне нужны доходы с земли, чтобы оплачивать мои… э… удовольствия в остальное время года.
Диана отвернулась, чтобы избежать взгляда его синих глаз, и посмотрела на окружавшие их деревья.
— Почему вам нравится, чтобы люди думали о вас самое плохое? — тихо спросила она.
— Самое плохое? — Он уперся ногой в ствол дерева. — Я думаю, что очень многие из джентльменов в свете завидуют мне и я пользуюсь успехом среди определенного сор та… э… дам. Такую репутацию приходится поддерживать моя дорогая.
Она, сдвинув брови, опять посмотрела на него.
— Но это маска. Только маска, не правда ли?
Он покачал головой, и снова насмешка была в его глазах и в приподнятом уголке губ.
— Нет, Диана, вы не обнаружите достойного джентльмена, скрывающегося под маской повесы. Я таков, каким вы меня видите, моя дорогая. И вас привлекает то, что вы видите, не так ли? И поэтому стараетесь увидеть во мне что-то хорошее и достойное, чтобы оправдать ваше влечение.
— И все же, — сказала она, — мистер Пибоди, бесспорно, вполне достойный джентльмен, только что применял силу по отношению ко мне. Вы же не сделали этого, хотя мы здесь совершенно одни.
— Мое упущение. — Он распрямился и протянул ей руку. — Так идите ко мне, Диана, не позволяйте мне погубить мою репутацию. Пусть не говорят, что я был в лесу наедине с красивой леди и отпустил ее даже без поцелуя.
Диана полагала, что ей следовало протянуть ему руку. Он явно не собирался взять ее руку сам. Она полагала, что должна была сделать пару шагов к нему, поскольку он не притянул ее к себе. И еще она полагала, что надо подставить ему свои губы, поскольку он не взял ее за подбородок. Она должна прижаться к нему прежде, чем он обнимет ее.
Но его объятия пробуждали в ней не те чувства, которые владели ею, когда он раньше обнимал ее. Хотя его губы прижимались к ее губам и его рука обхватила ее шею, а другая лежала ниже ее талии, он не пытался возбудить ее. И хотя она всем телом ощущала близость его тела и ее рука лежала на его плече, а другая перебирала его густые темные волосы, хотя ее губы раскрывались навстречу его губам, она не чувствовала неудержимой физической страсти.
А только что-то другое, что было намного, намного хуже. Это было чувство глубокой любви. Страстное желание проникнуть под его маску, ибо не оставалось со мнения, что это была маска, как бы горячо он ни отрицал этого. Желание узнать, каков он на самом деле, и наконец увидеть в нем привлекательную и достойную любви личность. Потребность уйти от реальности и снова обрести своего воображаемого возлюбленного.
Она откинула голову, посмотрела в его необыкновенные синие глаза, которые насмешливо смотрели на нес: но было непонятно, смеется ли он над ней или над со бой, и уткнулась лбом в его галстук.
— Как жаль, что природа не сочувствует нам, — сказал он, протянул руку и развязал под ее подбородком ленты шляпы, которая скользнула на землю. — Земля твердая и из-за корней такая бугристая. И сейчас даже не осень, когда у нас была бы мягкая постель из листьев. Увы, кажется, я должен удовлетвориться только поцелуем, стоя.
— Вы даже не желаете большего. — Она взглянула на него и нахмурилась. — Вы думаете, что говорите то, что я и ожидала услышать.
— Диана. — Она все еще не понимала, смеется он над ней или над собой. — Вы не сможете сделать из меня романтичного любовника, моя дорогая. Или благородного человека. Я хочу вас. В своей постели, понимаете? И я сделаю все, что в моих силах, чтобы в течение двух недель вы оказались в ней. Больше ничего. Никакой романтики.
— Если вы желаете преуспеть в этом, — она пристально посмотрела ему в глаза, но не нашла в них ответа, — вы поступаете как-то странно. Вы сознательно стараетесь вызвать у меня неприязнь. Кажется, как будто вы хотите, чтобы я отвергла вас. Как будто вы хотите спастись от самого себя.
Он криво улыбнулся.
— Если бы вы знали, какими на самом деле подлыми являются мои намерения по сравнению с теми, в которых я признался, Диана, вы бы уложили свои вещи и уехали отсюда сегодня же.
Он усмехнулся, а Диана положила руки на его плечи.
— Так вот, — сказал он и уверенно повернул ее голову так, что она прижалась к его плечу. — Я раскрыл перед вами душу и признался, что люблю свою семью, мою собственность и людей. Теперь ваша очередь. Что вы хотите от жизни, Диана Ингрэм?
Она закрыла глаза.
— Я хочу снова выйти замуж, — немного подумав, ответила она. — Рано или поздно. За того, кого полюблю всей душой. За того, кто ради меня заставил бы сиять всю вселенную.
Она ждала, что он рассмеется. Но не услышала смеха.
— Ваш брак с Тедди не был удачным? — тихо спросил он, поглаживая ее волосы.
— Нет, очень удачным. — Она немного повернула голову, и ее щека прижалась к лацкану его сюртука. Она вдохнула его запах и подумала, что же они делают, ведя ; этот разговор. Она и маркиз Кенвуд. — Я очень его любила. Он был так добр ко мне. После его смерти я долгие месяцы не знала, как мне жить дальше. Все случившееся было так бессмысленно. Он не жалел себя даже после того, как простудился, хотя стояла ненастная погода. Он никогда не отличался крепким здоровьем, в детстве он болел целый год. Я все еще скучаю по нему. Там, где он был, теперь одиночество и пустота.
Некоторое время он молчал, но не отпускал ее и осторожно поглаживал по голове. Она почувствовала, как он вздохнул.
— Но он не заставил сиять всю вселенную, — сказал он.
— Нет.
— Ладно, если он не сделал этого и если у вас не было любовника, так за кого же, черт побери, вы приняли меня тогда, Диана? — Он крепче сжал ее, чтобы она не вырвалась из его рук.
— Я не думала, что это кто-то определенный, — тихо проговорила она.
Он наклонил голову и взглянул на ее пылающее лицо. Он был удивлен.
— Я думаю, вы говорите правду. Вы были одурманены, и вы мечтали. Не я ли предназначен зажечь для вас вселенную, Диана? Я думаю, это могло случиться. Но это лишь мимолетное ощущение, результат особенно хорошего секса, оно не длится целую жизнь. Такой любви, которую вы ищете, не существует. Это всего лишь ваши мечты.
— Если это так, — сказала она, не замечая, как ее рука притягивает к лицу его голову, — тогда я бы предпочла свои мечты вашей реальности, Джек.
Его глаза блеснули, когда она нечаянно назвала его по имени.
— Но тем временем надо что-то делать с одиночеством и пустотой.
Он коснулся ее губ, но она уклонилась.
— Вы имеете в виду мои или ваши? — спросила она. Он долго не сводил глаз с ее лица, затем поднял голову.
— Тушё, Диана, — снова улыбнувшись, сказал он. — Хорошо сказано, моя дорогая. Боюсь, эту романтическую атмосферу скоро испортят жалобы моего желудка. И если обстоятельства не позволяют удовлетворить определенный аппетит, мы можем вернуться к реке и удовлетворить другой. Согласны? — Он скрестил на груди руки и с интересом наблюдал, как она, оттолкнув его, расправляет складки своего легкого муслинового платья и наклоняется, чтобы поднять шляпку.
— Согласна, — коротко ответила она. — По-моему, час, о котором говорила свекровь, почти истек.
Он подал ей руку и склонился в грациозном поклоне.
— Полагаю, мы провели его восхитительно. Графиня гордилась бы нами, если бы знала. Хотя, я думаю, она догадается об этом, когда увидит, как мы, раскрасневшиеся и довольные, выходим из леса.
— О, — возразила она, — я буду выглядеть совсем не так.
— Возможно, я употребил не то местоимение. Мне следовало сказать «я». Однако я уверен, что графиня сделает самые благоприятные выводы, как и все остальные.
— Но ничего не произошло.
Его поднятая бровь только подчеркивала его негодование.
— Что? Поцелуй — это ничто? Мой поцелуй — ничто? Я потрясен. Я уверен, что графиня не ожидала ничего иного. Да и все остальные тоже. Кроме старины Эрни. И возможно, Лестера. Но мы же целовались, Диана. К тому же, да позволено мне будет сказать, вы очень хорошо умеете целоваться. Вы не сжимаете губы и не стискиваете зубы, как будто за ними находятся сокровища, которые должно защищать любой ценой. И кажется, я вспоминаю, что вы были так же щедры и с другой частью вашего тела, хотя, конечно, моя глупость помешала добраться до спрятанных сокровищ. Весьма прискорбно.
— Вы невыносимы, — покраснела она, — и, конечно, вы не джентльмен.
— Это уже лучше, — сказал он. — Меня особенно восхищают ваши мечущие молнии глаза и упрямый подбородок, Диана. Это предвещает взрыв в чьей-то вселенной, когда представится долгожданный случай.
— Ну, уж конечно, это произойдет не с вами, сэр, — с сарказмом заметила она. — Если вы вообще можете быть в чем-то уверены в своем будущем.
— Ах, Диана, — произнес он ласковым голосом, от которого — она чувствовала это — у нее шевелились волосы. — На вашем месте я бы не рассчитывал на это.
Он снова над ней смеялся. Она ненавидела, когда он смеялся. Ей казалось, что он знает о ней что-то такое, чего не знает она сама. Такое ощущение, как будто у нее грязь на носу, а она об этом не знает. Она подняла руку и смущенно потерла кончик носа.
Диана подошла и села возле свекрови, отдававшей распоряжения лакеям, расставлявшим блюда. Маркиз Кенвуд присоединился к группе мужчин.
— Ну как, Джек, — подмигнув ему, спросил Лестер с некоторым злорадством, — ты уже разбогател на пятьсот гиней?
— Если и разбогател, — ответил Кенвуд, — не ты первым узнаешь об этом, Лестер, мальчик мой.
Родственник рассмеялся, а маркиз двинулся дальше.
— Я уверена, мама была несказанно рада, когда вы вышли из леса с Дианой, она ведь ушла туда с Томасом Пибоди, — с улыбкой сказала ему Клодия. — Я думаю, она даже немного испугалась, что ее планы провалились.
— А, — сказал маркиз, — значит, она обсуждала это с вами?
— Конечно, нет. Все ее матримониальные планы хранятся в тайне от всех, кроме папы. Она не подозревает, что, когда она решает свести вместе двоих, об этом становится известно всему свету, и было бы жаль лишить ее этого заблуждения, не правда ли?
— Действительно, — согласился он. — Но, боюсь, в данном случае ее ждет разочарование.
— Может быть, но у меня больше сомнений в отношении Эрнеста и Анджелы.
— Представляете, он будет вам дважды зятем? — усмехнулся лорд Кенвуд.
— Это к делу не относится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27