Она хотела только одного – избавить койота от мучений. Но, когда она снова повернулась к животному, все ее тело содрогнулось. Койот смотрел на нее, еле дыша и поскуливая.
Страдание в его глазах заставило Джесси вспомнить о другой ране, которая когда-то была нанесена в этом же ущелье, о беспомощном юноше и боли, которую она тогда прочитала в его взгляде. В тот день ее сердце было открыто. Она словно преобразилась под действием любви и сострадания. Инстинкт заставлял ее сохранить чужую жизнь, спасти человека любой ценой.
Как же ей убить койота? Джесси глянула на ножницы и содрогнулась. Нет, это было невозможно. Нужно найти какой-то человечный выход… Койот посмотрел ей прямо в глаза, такой красивый и спокойный, и Джесси резко выдохнула воздух.
– Ты же знаешь, что я хочу тебе помочь… Ее голос сорвался, но в этот краткий миг, когда жизнь встречается со смертью, когда надежда неотличима от отчаяния, Джесси ощутила древнюю связь с этим умирающим зверем и со всем живым на земле. Она почувствовала беспомощность животного, его немое доверие к ней и почти немыслимую покорность. И сердце Джесси открылось навстречу сладчайшей и печальнейшей любви ко всему живому на земле. Она вдруг осознала, что милосердный поступок – это странная и мучительная вещь. Чтобы очистить рану, нужно приложить к ней раскаленный уголь. Под действием милосердия все преображалось. Однажды милосердие подсказало ей спасти жизнь, теперь оно приказывало ее отнять.
И снова она обратилась к Богу с молитвой о помощи. Джесси огляделась в поисках тяжелого камня или другого подходящего оружия, но сама мысль об этом была непереносима. Повернувшись к койоту, она увидела, что он закрыл глаза. Джесси перешагнула через низкий кустарник и подошла к нему совсем близко. Встав на колени и прикоснувшись к его шелковистой морде, она нагнулась совсем низко и наклонила голову. Ее молитву услышали. Койот был мертв.
Свет словно повис в воздухе, придавая поместью свежесть уединенного сада. Люк гулял по угодьям своего отца, поглощенный красотой кустов дикой сирени и готовых вот-вот расцвести роз. Его целью было ущелье, где при воспоминании о том, что там когда-то произошло, его непременно должны были обступить демоны прошлого. Но ароматы цветов притупили тяжелые отзвуки ушедшей боли, словно прикрыв их горько-сладкой пеленой мечты.
Он уже слышал рычание зверя и спросил себя, не бродит ли по окрестностям свора диких собак. Теперь, достигнув тихого каньона, он услышал чье-то прерывистое дыхание, напомнившее ему шелест листьев эвкалипта на ветру. Но в этом звуке была какая-то настойчивость, которая заставила его идти быстрее, и, подойдя к краю ущелья. Люк увидел лежащую на его склоне девочку. Согнувшись, она задыхалась после очередной попытки взобраться наверх.
– Держись, – сказал он, начиная спускаться к ней.
Девочка подняла на него глаза. Ее и без того худые, измазанные глиной щеки совсем запали от усилий. Поразительно яркие глаза цвета бирюзы напомнили ему другую женщину. Но Люк не стал погружаться в воспоминания. Взяв девочку на руки, он пошел наверх к краю ущелья. Мышцы его раненой ноги заныли под дополнительной нагрузкой. Склон был достаточно крутым, и Люк ступал очень осторожно. Когда он был маленьким, у него тоже были проблемы с дыхательной системой, и он прекрасно помнил, как смертельно боялся задохнуться. Справиться с этим страхом означало наполовину победить приступ.
Одетая в джинсы и хлопчатобумажный свитер, девочка была хрупким созданием, состоящим, казалось, из одних локтей и коленок. Но хватка у нее была воистину мертвая – она отчаянно вцепилась в грубую ткань его куртки. Люк ласково говорил с ней, прижимая к себе. Когда они достигли края, ее дыхание стало немного ровнее – кризис миновал. Он хотел было положить ее на землю, чтобы она окончательно оправилась, но трава все еще была влажной от утренней росы, поэтому Люк пошел к дому, неся девочку на руках.
Он вдруг подумал, что для человека, который не особенно привык иметь дело с детьми, он сегодня общается с ними слишком много. На самом деле, его раздражали не сами дети, а свойственная детскому возрасту беспомощность. Он давным-давно пришел к выводу, что дети – это сердца, которые ждут того, что их разобьют. В их глазах всегда была надежда, яркая, ничем не прикрытая тоска. Отвернуться от этого было нельзя, как нельзя не замечать солнца. Дети не умеют скрывать свои чувства. Глядя на ребенка, Люк всегда думал о том, как больно ему будет, если какой-нибудь взрослый, которому доверяет малыш, разобьет его надежды.
Он почувствовал, как девочка еще сильнее вцепилась ему в рукав, и понял, что его дрожащий груз хочет ему что-то сказать.
– Она… оставила его... умирать.
– Что оставила? – Перехватив девочку чуть выше, Люк с изумлением заметил, что ее грязное лицо мокро от слез. Оказывается, все это время она плакала.
– Что случилось? – спросил он. Девочка начала свой лихорадочный, сбивчивый рассказ, из которого Люк мог понять только то, что какое-то животное было сильно ранено и что в этом участвовал кто-то еще. Девочка явно обезумела от горя. На виске пульсировала голубая вена, а ее худенькое тело сотрясала крупная дрожь. Еще одно раненое сердце, печально подумал Люк.
Снова содрогнувшись, девочка прижалась к нему крепче. Люк попытался успокоить ее, борясь с собственной душевной болью.
– Это больно, – сказал он – не столько ей, сколько себе. – Я знаю, что это больно.
Подняв ее почти до своих плеч. Люк вдруг почувствовал странный, глубоко взволновавший его импульс. Он понимал, что не в состоянии защитить это создание от той боли, которая отмерена ей жизнью. Если ей повезет, у нее хватит сил на то, чтобы справиться с тем, через что ей предстоит пройти, но, если бы существовал способ уберечь ее от всех превратностей судьбы прямо сейчас, он бы сделал это.
– Я принесу тебя в этот дом, – сказал он, указывая кивком головы на возвышавшуюся перед ними усадьбу. – Когда ты немного придешь в себя, мы найдем твой дом и свяжемся с твоими родителями.
– Я живу здесь, – сказала девочка.
– Здесь? В «Эхе»? – в изумлении воскликнул Люк, испытующе глядя на нее. – Как же тебя зовут?
– Мелисса! – Это не был голос девочки – имя выкрикнул кто-то еще. Повернувшись, Люк увидел Джесси, которая только что вылезла на край обрыва. В руках у нее были садовые ножницы, и ее глаза горели диким огнем. Она отчаянно рванулась к нему, полная какого-то животного страха.
– Что ты с ней делаешь? – закричала она. Люк заставил себя внутренне собраться, словно при встрече с демоном. Девочка, которую он так и не опустил на землю, издала жалобный стон и спрятала лицо в складках его куртки. Люк прекрасно понял, почему она так отреагировала. В грязной одежде, с развевающимися рыжими волосами Джесси напоминала сумасшедшую.
– Отпусти ее, – приказала Джесси, прерывисто дыша. Она смотрела на него с яростью, которая, как он знал по собственному опыту, могла оказаться смертельной, особенно учитывая то, что в руках у нее был острый предмет.
Девочка по-прежнему прижималась к Люку, словно боясь, что он действительно отдаст ее этой ведьме. Люк обнял ее так, как будто хотел защитить, понимая, однако, что никакая опасность ей не грозит. Джесси злилась на него, а не на ребенка. Это было достаточно очевидно. Интуиция подсказала ему, что его угораздило попасть в эпицентр семейного кризиса. Он чувствовал себя человеком, вмешавшимся не в свое дело, и в других обстоятельствах он непременно бы с извинениями откланялся.
– Я хочу, чтобы ты опустил ее на землю.
– Ей трудно дышать, – сказал Люк. – Когда я ее обнаружил, она пыталась вскарабкаться на склон оврага, а я донес ее до дома.
Джесси протянула руки.
– Я возьму ее.
Люк хотел было уклониться, но девочка дернула его за рукав куртки.
– Она моя м-мама, – заикаясь, сказала Мелисса. Кончик носа у нее покраснел, а подбородок дрожал – девочка боролась с подступившими слезами.
Дочь Джесси? Люк почувствовал, что ему как-то странно сдавило грудь. Он не мог определить, что испытывает, помимо того, что его охватило глубочайшее удивление.
– Ну что ж, – сказал он наконец, – если она твоя мама, то ты должна идти к ней.
Мэл спрятала голову в складках его одежды, подавленно всхлипнув.
– Нет! Я ее ненавижу. Это она позволила койоту умереть.
– Мэл, я ничего не могла поделать, – начала Джесси. Ее голос внезапно дрогнул, а взгляд наполнился болью. – Он был очень серьезно ранен, – пыталась объяснить она, глядя на скорчившуюся в объятиях Люка девочку. – Его нельзя было спасти. Пожалуйста, Мэл…
Люк начинал понимать, что произошло и почему обе были так потрясены. Рычание, которое он слышал незадолго до этого, оказывается, издавало раненое животное. Он сочувствовал очевидным душевным мукам Джесси. Казалось, она испытывает такие же сильные страдания, как и ее дочь. Однако стоило ей поднять голову и встретить изучающий взгляд Люка, как боль в ее глазах немедленно сменилась враждебностью. Было ясно, что ей от него ничего не нужно, даже симпатии.
– Отдай ее мне, – твердо сказала она. Люк неохотно подчинился. Он не имел права не отдавать ребенка его собственной матери, но в то же время ему казалось, что он как бы предает Мелиссу. В любом случае, выбора у него не было. Когда он уже оторвал приникшую к нему девочку, чтобы протянуть ее матери, из дома выбежала няня и помчалась к ним.
– Мелисса! – воскликнула она, подбегая к ним с вытянутыми руками. – А я тебя всюду разыскиваю!
Теперь Люка окружали сразу две женщины, готовые – даже требующие – освободить его от его ноши. Но Мэл, казалось, была не в состоянии оторваться от его рукава, и Люк с некоторым удивлением обнаружил, что не слишком-то спешит отдать ребенка. Ему даже нравилась эта доверчивость свернувшегося клубком в его объятиях существа. С ним девочка была в безопасности, и он это чувствовал; это случалось в его жизни так редко, что сейчас он испытывал новые, совершенно незнакомые ему ощущения. Ее серьезные глаза под печально подрагивавшими ресницами, озорные рыжие кудри, убранные под кепку, – все это было обращено напрямую к его сердцу, чего с ним не случалось уже очень долго.
Но порывистая Джина прервала поток его мыслей, просто-напросто подойдя к нему и вырвав Мэл из его рук с материнской безапелляционностью.
– Grazie a dio, – сказала она, хлопоча вокруг своей юной подопечной. – Слава Богу, что с тобой все в порядке, Мэл. Зачем же ты убежала?
– Отведи ее в дом, Джина, – сказала Джесси сурово и многозначительно.
Джина покраснела и немедленно начала извиняться.
– Я вышла из комнаты всего на одну минуту!
– Мы об этом позже поговорим, – ответила Джесси, энергичным кивком приказывая ей удалиться. Не приходилось сомневаться, что она очень зла на няню. – Помой ее в горячей воде, переодень в чистое и завари ей чабер.
– Чабер? – жалобно переспросила Мэл. – Он же отвратительный! У него вкус, как у грязных носков.
– Но тебе он поможет. – Джесси была неумолима. Джина повернулась и вместе с девочкой пошла к дому. – И выпей все до последней капли!
Мэл с няней уже скрылись в дверях дома, а Джесси по-прежнему продолжала смотреть им вслед. Люк подумал, что она не хочет его видеть. Повисшее между ними молчание было тяжелым – у Люка накопилось к ней слишком много вопросов, которые надо было когда-нибудь задать.
– Чей это ребенок? – через несколько секунд спросил он.
– Мой, – просто ответила Джесси.
– Твой? Как интересно… Непорочное зачатие?
Джесси пожала плечами.
– Если хочешь, считай так.
– Я не хочу. Кто ее отец?
– Саймон, – быстро и вызывающе ответила она. – Мэл – моя дочь от Саймона. Люк откровенно рассмеялся.
– Сколько ей лет? Шесть? Семь? Твой брак с моим отцом продлился всего два года.
– Детей часто зачинают вне брака. Люк провел ладонью по волосам, откинув назад черную прядь, закрывавшую лоб.
– Итак, ты хочешь сказать, что у тебя был роман с моим отцом, ты родила от него ребенка, а вышла за него только через несколько лет? Извини, это звучит неубедительно.
– Мне все равно, что ты думаешь, – вскинулась Джесси. – Я вышла за твоего отца именно из-за Мелиссы. Чей же еще это может быть ребенок?
Шрам на ее верхней губе побелел, контрастируя с залитым краской лицом. Именно этот изъян мешал ей быть красивой или даже хорошенькой. Но в то же время рубец придавал ей чувственность и загадочность. Именно он, а не ее роскошные рыжие волосы, делал ее неповторимой. Мэл унаследовала от Джесси ее наиболее заметные черты, в том числе и рыжие волосы. Но в то же время ребенок был похож на кого-то другого, и это поражало воображение Люка. Чей же это мог быть ребенок?
– Мой… – Люк думал вслух, вспоминая бирюзовые глаза, острые скулы и треугольное лицо девочки.
– Мой и Шелби. Когда я уехал, твоя сестра думала, что она беременна.
Джесси подскочила так, как будто он ударил ее. Она знала, что в свое время он хотел жениться на Шелби, но та, проведав, что он будет лишен наследства и изгнан из Хаф Мун Бэя собственным отцом, отказала ему. Она не захотела даже попрощаться с Люком.
– Шелби сделала аборт, – холодно сообщила Джесси. Посмотрев на Люка после этой реплики, она испытала своего рода триумф. Этот раунд она выиграла, но удовлетворение от того, что ей удалось сделать ему больно, быстро прошло от мысли, что Люк, возможно, по-прежнему влюблен в ее сестру.
– А где она сейчас? – спросил он. Он имеет в виду Шелби, подумала она. Конечно, Шелби.
– Мы не общаемся, – кисло откликнулась Джесси. – Последнее, что я о ней слышала, это что она живет в Нью-Йорке, пытаясь вписаться в индустрию моды. Зная мою сестру, можно быть уверенным, что сейчас она по меньшей мере содержит агентство моделей. Или же нашла себе спонсора, достаточно богатого для того, чтобы финансировать ее мечты о славе.
– Ты, наверное, хорошо должна знать, что такое спонсор. Какую мечту ты намерена воплотить в жизнь при помощи денег Саймона? Насколько я помню, ты хотела быть бесстрашным первооткрывателем, сэр Ричард Бертон в юбке? Ты хотела объехать весь земной шар и даже открыть где-нибудь заповедник, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50