Из Наро они должны маршем пройти на север и встретить Хидейори в Токайдо. После победы над Хидейори войскам Согамори надлежало вернуться в Хэйан Кё, получить подкрепление и продвинуться к северо-западным провинциям по дороге Хокурикудо, чтобы нанести поражение младшему брату Муратомо Юкио.
- Они считают, что победят нас, нанеся удар по трём направлениям одновременно, - проворчал Согамори. - Но мы встретим каждый удар по отдельности и нанесем им поражение по очереди, - он покачал пальцем и повторил: - По одному - вот в чём секрет победы!
Его сыновья и военачальники поклонились.
- Я слишком великодушен! - продолжал Согамори. - Отдавая мягкосердечные приказания, я пытался жить в соответствии с учением Будды. Я оставил братьев Муратомо в живых. Я терпел бесчестных офицеров в охране императора. Я не тронул Северных Фудзивара.
Внезапно он встал и опрокинул ударом ноги прекрасную древнюю стеклянную картину, состоящую из четырех панелей.
- Когда эта война закончится, каждый близкий родственник Муратомо-но Домея будет ввергнут в преисподнюю, даже грудные младенцы! Муратомо впитывают дух измены с молоком матери. Все должностные лица и самураи, подозреваемые в вероломстве, независимо от тяжести подозрений, будут казнены. Все приказы воинствующих монахов будут запрещены. Северные Фудзивара лишатся своих земель. Такаши-но Согамори больше не будут вызывать сострадание! - он раздавил картину на мелкие кусочки.
Высокопоставленные должностные лица поспешили прочь, их шёлковые и сатиновые одеяния шуршали, золотые эфесы церемониальных мечей мерцали.
Согамори повернулся к Ацуи, и его широкое лицо осветилось улыбкой:
- Ацуи-тян, что мой прекрасный внук хочет от дедушки?
Ацуи довёл себя до изнеможения. Нервно сглотнув слюну, он произнес:
- Досточтимый дедушка, я хочу сражаться с Муратомо!
- Встань, дитя. Иди, сядь со мной, - Согамори показал на подушки, находящиеся около него. На его лице появилось болезненное выражение.
- Сражение - это грязная работа палача. Мои предки были самураями, я - самурай, мои сыновья - самураи. Теперь один мой внук занимает трон, и я всегда надеялся, что другие мои внуки, собирающиеся участвовать в войне, станут учеными и государственными мужами.
- Досточтимый дедушка, ты боишься, что со мной что-нибудь случится, - сказал Ацуи, улыбаясь. Он знал, что этой улыбкой он может заставить деда уступить ему во всем.
- Ерунда! - рассмеялся Согамори. - Что с тобой может случиться? Ты ведь избранник Бога!
- Дух моего отца зовет меня на войну, дедушка! - сказал Ацуи. - С тех пор как я стал жить с тобой, ты не устаешь повторять рассказ о том, как отец лишил Муратомо трона. Я хочу участвовать в великой битве против Муратомо так же, как ты и мой отец. Кроме того, я мог бы служить моему кузену-императору при дворе.
- Такаши всегда сражались, - вздохнул Согамори. - Есть ли у тебя оружие и броня?
- У меня есть прекрасные доспехи с синими полосами, дедушка, которые ты подарил мне в прошлом году, во время церемонии посвящения меня в мужчины. - Он потрогал свой самурайский пучок волос, - Что касается оружия, то я надеюсь, ты разрешишь мне взять Когарасу?
- Возьми Когарасу, - вздохнул Согамори. - Убей им много Муратомо. Я хочу увидеть всех Муратомо перешедшими в иной мир до того, как я туда переселюсь.
- Да, дедушка!
- Еще одно, Ацуи-тян. Ты знаешь, что это было мое желание, чтобы ты женился на ее высочестве принцессе Садзуко. Ты можешь завтра уйти на войну, но сегодня ты должен впервые провести ночь в покоях принцессы, во дворце. Я верю, что ты готов оправдать наши надежды и в этом так же, как показать доблесть в сражении!
Ацуи поклонился. Кровь начала пульсировать во всём его теле. Лежать рядом с прекрасной принцессой сегодня, а завтра уйти на войну - это замечательно! Мир показался ему раем.
Ацуи появился на поле битвы уставшим и слишком поздно. Принцесса Садзуко всю ночь не позволила ему сомкнуть глаз. Но, говоря по правде, с ней он сам не хотел спать всю ночь. Даже когда она стала жаловаться на боль, - принцесса была девственницей, - он не смог удержаться от того, чтобы не слиться с ней последний раз.
Он немного схитрил и наутро написал письмо Садзуко и стихотворение о прошлой ночи. Ацуи не смог остаться с принцессой до полудня, так как надо было подготовиться к походу и утром выйти в Наро. Он, однако, нашёл время, чтобы сочинить приличное письмо и стихотворение.
Ацуи сказал принцессе, что он будет преследовать молодого принца, убежавшего в Наро. Её прощальные слова эхом отдавались в его памяти:
- Ты такой высокий и красивый, как цапля! Прилетай вновь ко мне побыстрей и в сохранности!
По пути в Удзи, где, как ему говорили, происходило основное сражение, Ацуи разглядывал убитых. С большинства трупов были сняты доспехи, и они лежали подобно грудам камней или ворохам одежды на краю дороги. Лошадь Ацуи бросалась в сторону, и ему стоило большого труда удерживать ее. Это беспокоило его, так как дедушка послал с ним двенадцать человек охраны, состоящей из опытных самураев, и Ацуи не хотел выглядеть плохим наездником перед этими бывалыми воинами. Самураи как будто бы не замечали трупов. «Самое ужасное зрелище, - подумал Ацуи, - это вид человеческих тел, разрубленных надвое, частей тела, изуродованных членов». Большинство трупов были обезглавлены. Каждый самурай получал почести и вознаграждение в соответствии с количеством голов убитых им в бою воинов.
От раненого самурая Такаши, возвращавшегося в столицу, Ацуи узнал, что, к его разочарованию, больше сражений не будет. Битва началась поздно, предыдущей ночью, и окончилась утром. Значительно превосходившие числом сторонников принца Мочихито, войска Такаши ошеломили их своим появлением на закате солнца. В течение ночи многие повстанцы скрылись в провинции. Большинство их предводителей рано утром совершили харакири, выбрав храм птицы Феникс, находящийся на южном побережье Удзи, в качестве места для собственного жертвоприношения. Бывший регент Фудзивара-но Мотофуза был пленен. А что касается принца Мочихито, то ему удалось бежать в усыпальницу синто, ниже по дороге к Наро, где Такаши настиг его и покончил с ним, осыпав принца градом стрел.
Удзи представляла собой широкую, серо-зеленого цвета реку с быстрым течением, протекающую по лесистым холмам. Простые усыпальницы синто и тщательно раскрашенные буддистские храмы растянулись по обоим берегам Удзи. Цоканье копыт по деревянному настилу моста сопровождало Ацуи и его эскорт. Мальчик направил свой взор вниз по течению, в направлении раскинувшегося лагеря Такаши.
Такаши расположили свой лагерь перед храмом Феникса. Самураи сидели на земле возле стреноженных лошадей, чиня свои доспехи и полируя мечи. Многие из них узнали Ацуи и уважительно приветствовали его. Он всегда был любим в среде самураев.
Храм Феникса был аккуратно выстроенным зданием в китайском стиле. Углы его крыши загибались кверху. Когда-то это была загородная вилла дворянина, завещавшего ее церкви. Сейчас над ней развевался флаг с изображением Красного Дракона. Дядья Ацуи и другие должностные лица сидели в тени, на ступеньках у входа в зал. На пыльном дворе перед храмом одиноко стоял человек, привязанный к столбу. Его руки были связаны за спиной веревкой. Он был маленький и худощавый, в темном запыленном кимоно. Человек стоял склонив голову, опустив плечи.
Ацуи обошел вокруг пленника, чтобы внимательнее разглядеть его. Он сразу узнал этого человека, хотя его лицо и не было покрыто пудрой, а одежда была порвана. Этим пленником был бывший регент Фудзивара-но Мотофуза. Маленькие чёрные глаза смотрели на Ацуи спокойно и с любопытством. Несомненно, многие сегодня подходили к нему, чтобы внимательнее рассмотреть бывшего регента.
Ацуи не раз видел Мотофузу после его смещения. Фактически, Такаши продолжал укреплять правительство и отстранил его от регентства, заменив более молодым родственником, находящимся под сильным влиянием Согамори.
Теперь, когда Мотофуза и Ацуи пристально рассматривали друг друга, было бы невежливо и дальше хранить молчание. Ацуи низко поклонился:
- Примите мое уважение, господин Фудзивара-но Мотофуза. Я очень сожалею, что вижу вас в таком неудобном положении.
Мотофуза улыбнулся ему, показав почерневшие зубы:
- У вас изящные манеры, как у всех молодых Такаши.
Намёк на то, что прекрасных манер ещё недостаточно, был очевиден. Уязвлённый Ацуи решил напомнить об их прежних встречах:
- Я уверен, что вы не помните меня, мой господин. Я - Такаши-но Ацуи, сын Такаши-но Кийоси, внук Такаши-но Согамори. В Год Лошади ваш отряд встретился с другим отрядом, сопровождавшим нас с матерью.
Внезапно Ацуи понял, что он в течение нескольких лет далее не вспоминал о матери. Беспомощная тяга к ней, вдруг захлестнувшая его, была настолько болезненной, что он быстро прогнал мысль о ней. В последнее время Ацуи убеждал себя, что он лишился матери, но её лицо продолжало всплывать в его снах.
- О да! - сказал Мотофуза. - Вы, должно быть, сын Кийоси и той маленькой женщины из провинции, вышедшей замуж за князя Сасаки-но Хоригаву. Я предупреждал Хоригаву, что он совершает ошибку, женившись на женщине ниже себя по происхождению. Вы извините меня за то, что я говорю об этом? Я не хочу ущемлять ваши чувства, юноша. Случай, о котором вы рассказываете, поставил меня в очень неудобное положение, если вы помните.
- Однако, несмотря на это, вы унижали нашу семью, мой господин! - сказал Ацуи.
- Вот в этом и заключается разница между нами, юноша. Семью воина можно унизить. А я могу подвергаться бесчисленным оскорблениям, могу даже быть умерщвлён, но останусь Фудзивара!
- Они собираются убить вас? - тяжело сглотнул Ацуи.
- Не стоит быть настолько шокированным, молодой господин Ацуи, вы - самурай. Самураи должны радоваться при виде крови. У вашего поколения Такаши до сих пор не было возможности увидеть крупное кровопролитие. Вместо этого вы пудрите лица, черните зубы, рисуете, пишете прекрасным слогом стихи, танцуете и играете на музыкальных инструментах. Однако сила Такаши основывается не на этих занятиях, а на воинской доблести. Вы, более молодые, кое-что потеряли из-за недостатка опыта кровопролитий. Но не стоит беспокоиться…
Его глаза потемнели.
- Вы станете свидетелями моря крови, пролитой в этой войне. Океанов крови! Я только сожалею, что, когда это произойдет, тот мир, который я знаю и люблю, отодвинется от меня на ещё более далекое расстояние, чем сейчас.
Он перешел на китайский язык:
- Но когда я бросаю взгляд в прошлое и, нахмурив брови, говорю о далеких событиях, я начинаю питать отвращение к жизни. Реки и холмы теперь скрывают воров и бандитов. На заброшенных полях растут ежевика и чертополох.
Мотофуза замолчал, глядя с болью на храм Феникса. Ацуи не смог удержаться от искушения продекламировать заключительные две строки из поэмы Лю Иня:
- «Наше наследство - бремя моральных обязательств. Но у нас нет правителя, который горюет над совершенным убийством».
- Спасибо, - Мотофуза с удовольствием улыбнулся. - У вас обширные познания в области литературы. Я не хотел декламировать завершающие строки, чтобы вы не подумали, что я намекаю на вашего деда.
Ацуи весь сжался.
- Я знаю, что говорят враги моего деда, но не считаю его правителем, поощряющим убийства. Мой дед предпочитает религию, доблесть и учение. Он ненавидит убийства! Он борется за мир!
Улыбка Мотофузы, казалось, говорила о том, что в действительности Ацуи не верил в собственные слова.
- Вы должны знать кое-что из истории империй, юноша. В течение сотен лет, со времен образования Хэйан Кё и до неспокойных дней последних двадцати пяти лет, империя жила в мире. Вы - самураи - не являетесь защитниками мира. Вы сами уничтожили его!
Ацуи почувствовал определённое удовольствие в том, что мог возразить бывшему регенту:
- Извините меня, господин, но разве не соперники семьи Фудзивара собрали банды самураев, чтобы разрешить спорные вопросы с использованием силы?
Мотофуза склонил свою голову:
- Унижение - бесконечно!
Ацуи почувствовал жалость к нему. У него не было желания спорить с человеком, столь опытным и доблестным, как Мотофуза, особенно когда тому оставалось жить не так много времени.
- Извините меня за то, что я не согласен с вами, мой господин. Могу ли я что-либо сделать для вашего удобства или спокойствия души?
- Боюсь, что успокоить свою душу могу лишь я, - вздохнул Мотофуза. - Но эти веревки, связывающие мои руки, большая неприятность для меня. Я потею, но не могу даже вытереть пот с бровей. Клянусь именем моих предков: если вы снимете эти веревки, я не убегу. Человек в моём возрасте не сможет убежать от тысячи самураев.
- Позвольте мне спросить разрешения, чтобы развязать вам руки, мой господин!
Ацуи пересек пыльный двор и направился ко входу в храм Феникса, где находились вожаки Такаши. Они сменили доспехи на яркие красные, зеленые и синие кимоно. Они пили саке, и один из них играл на лютне. В центре группы сидел Нотаро, дядя Ацуи, - второй сын Согамори. Он, подобно Ацуи, стремился к прямой осанке, но без крепости мускулов это было недосягаемо. Даже здесь, в храме, его крупное лицо было аккуратно напудрено и раскрашено, а его кимоно выбрано с такой тщательностью, как будто он собирался появиться при дворе.
- Мы все думали: догонишь ли ты нас, племянник? Ведь предыдущая ночь была ваша с принцессой Садзуко первая брачная ночь!
Младший брат Нотаро, привлекательный Таданори, рассмеялся. Ацуи почувствовал, как кровь бросилась ему в голову.
- Досточтимый дядя, я только хочу попросить за регента Мотофузу. Веревки приносят ему боль. Можно ли развязать его? Он поклялся, что не будет пытаться бежать.
- Почему я оставил его в живых? - воскликнул Нотаро. - Всех других пленников я отправил на тот свет утром. Не имеет значения? Если ему неудобно, давайте убьём его сразу и прекратим его мучения!
Один из старших сыновей Кийоси, брат Ацуи по отцу, заговорил:
- Уважаемый дядя, может быть, его стоит освободить, ведь он Фудзивара и не является воином…
- Я уже думал об этом, - сказал Нотаро, - но прежде мы уже казнили Фудзивара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69