Он сделал знак дрожащей рукой.
Малая флотилия сендилл оторвалась от основного флота и направилась к «Великолепной». Простолюдины, сидевшие в лодках, производили впечатление людей вполне благонравных. Это слегка успокаивало. Они убрали от лиц маски. Один из них размахивал голубым флагом.
— Что это они тряпками на нас машут? — спросил Бескот Кор-Малифон.
— Они надеются на переговоры, — объяснил Снивер.
— Разве правитель может вести переговоры со скотами? — спросила Нуксия. — У нас в Гард-Ламмисе так не делают.
— У нас в Ланти-Юме тоже, кельдама.
События могли принять совершенно иной оборот, не прими герцог так много снадобья. Выражение лица Повона менялось, по мере того как чудодейственный экстракт оказывал действие. Зрачки у него расширились, в глазах загорелся огонь. Повернувшись к штурвальному, он с несвойственной ему решимостью отдал команду использовать всю мощь, которой снабдил венеризу ее создатель Саксас Глесс-Валледж.
— В Лурейс, полным ходом, напролом! — гаркнул герцог.
Его спутники удивленно переглянулись.
— Но горожане, ваша милость…
— Напролом! Полный вперед! Полный вперед!
Штурвальный лишь пожал плечами — он не смел ослушаться герцога. «Великолепная» дернулась и слегка приподнялась над водой. Рванувшись вперед с невероятной скоростью, легко подпрыгивая на воде, она вихрем полетела на мелкие суденышки и плоты, которые преграждали ей путь. Помедлив не более минуты, большинство из них предпочло убраться с дороги. Делегаты в сендилле рьяно заработали веслами, и «Великолепная» проскочила на волосок от них. Вопли возмущения и проклятия полетели с обеих сторон. Герцог Повон не обратил на них внимания. Он стоял на носу венеризы, точно щекастая резная фигура: подбородок упрямо торчал вперед, зрачки были так расширены, что его голубые глаза казались черными.
«Великолепная» обрушилась на лодочную преграду, и гребцы благоразумно отвернули в стороны. Несколько разгневанных зрителей запустили в герцогское судно камнями, но без результата. К тому моменту, когда несущаяся с огромной скоростью венериза достигла устья Сандивелла, на воде почти никого не осталось. Лишь несколько тихоходных плотов загораживали путь. Герцог Повон не колебался.
— Туда, — указал он на просвет, недостаточный даже для сендиллы, не говоря уже об огромной венеризе. — Штурвальный, давай полет!
Он запрокинул голову и восторженно захохотал. «Великолепная» рванулась вперед. Люди на плотах увидели, как стремительно она приближается, и большинство из них разумно бросились в воду, чтобы плыть к пристани. Но те, кто не отличался хорошей реакцией, пострадали. Усиленный киль «Великолепной» ударился о ближайший плот и расколол его, как игрушку. Бревна расщепились и треснули, замешкавшиеся лантийцы взлетели в воздух. Некоторые из них, оглушенные ударом, были не в состоянии плыть и быстро пошли на дно. С воды и с берега раздались отчаянные крики.
— Узнают теперь, с кем имеют дело! — ликовал Повон, и кельдама Нуксия рассматривала его с неподдельным интересом.
«Великолепная» проложила себе путь через плотную группу обреченных лодок, отбросила в сторону надувной плот, врезалась в последнюю баржу и потопила ее. Теперь водная поверхность впереди была свободна, и венериза понеслась по Сандивелльскому каналу. Ее зеленые паруса реяли над водой, золоченые снасти горели в лучах солнца. По обе стороны канала возвышались многоцветные башни, купола, дворцы Ланти-Юма. Город все еще оставался великолепным, несмотря на бедность и растущее отчаяние его обитателей. Только отходы, загрязнявшие некогда безупречно чистые каналы, а также осыпающаяся штукатурка нескольких мостов указывали на упадок великого Ланти-Юма. Но было сомнительно, чтобы герцог Повон хоть раз задумался над подобными неприятными проблемами. Вряд ли он вообще был способен задуматься над чем бы то ни было, всецело поглощенный собственной персоной. Именно поэтому морщина озабоченности, омрачившая чело правителя в этот момент, вызвала изрядное удивление Бескота Кор-Малифона. Проследив за герцогским взглядом, он увидел груду обгорелых камней, головешек и искореженного металла. «Великолепная» достигла места слияния Сандивелла и Лурейского канала, а покрытые сажей руины — это было все, что осталось от дворца Фал-Грижни. Они пролежали нетронутыми семнадцать лет. Предполагалось, что кости герцогских гвардейцев, погибших в том чудовищном пожаре, погребены под обломками. Но никто достоверно не знал этого, потому что не предпринималось попыток их оттуда извлечь. Если там лежат кости гвардейцев, то, возможно, покоится и прах самого Террза Фал-Грижни, который погиб вместе со своими врагами. И конечно же дух величайшего из когда-либо живших ученых-магов из числа Избранных витает где-то неподалеку от его бренных останков. Даже родные погибших гвардейцев не осмелились потревожить прах Террза Фал-Грижни. Более того: городские воришки и те не касались этого места, а ведь наверняка могли бы поживиться здесь остатками серебра, некогда украшавшего дворцовый купол.
Повон зябко поежился и повернулся спиной к руинам. «Великолепная» пронеслась мимо и, сделав некрутой вираж, вошла в Лурейский канал. Она мчалась мимо парков и дворцов, мимо модного променада Прендивет, который постепенно становился прибежищем всевозрастающего сообщества карманных воришек; мимо Скорвильских фонтанов, прозванных в народе «Скорбильскими», из-за большого числа нищих, собравшихся возле них. Повон огорченно покачал головой: давно пора издать эдикт, запрещающий попрошайничество возле Скорвильских фонтанов и вообще на берегах Лурейса. Присутствие убогих портило прекрасный район.
«Великолепная» бросила якорь возле громадного герцогского дворца. Одна из лодок отвезла герцога и его гостей к золоченой пристани. Повон огляделся. Лурейс казался тихим и спокойным. Разгневанные подданные не решатся последовать за ним так далеко, по крайней мере, сегодня. Его глаза с расширенными зрачками победно светились. Но восторженное настроение герцога омрачила весть о смерти одного из приговоренных к казни преступников, чьи жизненные силы служили источником энергии для венеризы.
— Найдите ему замену, — резко бросил герцог и принял еще две порции амброзии Сни, чтобы успокоить расходившиеся нервы. Раздражение улеглось, и окружающий мир отступил. Розоватый туман смягчил панораму города, нежный аромат заглушил летнее зловоние, источаемое загаженными каналами. По всему телу его разлилась сладкая истома, каждая жилочка затрепетала от удовольствия. Повон замер, чтобы полнее насладиться этим ощущением. Сквозь розовую пелену, застилавшую взор, он заметил, что его сподвижники следят за ним: кто с любопытством, кто с презрением, а кто и озабоченно.
— Осторожнее со снадобьем, ваша милость, — предупредил его Бескот. — Это, несомненно, великолепное изобретение, однако оно может взять власть над человеком. Совсем как женщина: лучшего раба не пожелать, но дай ей волю — и она тиран, каких не сыщешь.
— Да оставьте вы свои глупости, безмозглый разодетый попугай! — раздраженно воскликнула Нуксия.
Повон хихикнул:
— Моя нареченная права, Бескот. Ты возводишь напраслину на снадобье. Я не собираюсь выслушивать поклепы, а посему покиньте меня. Все покиньте меня.
Он повернулся и неверным шагом направился к дворцу. Бескот и Снивер готовы были повиноваться, но кельдаму Нуксию оказалось не так-то легко обескуражить. В три огромных шага она нагнала ненадежного нареченного. Ее тяжелая рука опустилась на плечо герцога.
— А гвардейцы… Вы что, не собираетесь их вызывать? — спросила Нуксия.
Нет никакой нужды, кельдама, — невнятно произнес Повон.
— Нет нужды? Нет нужды?! Вы что, ополоумели? Эти бунтовщики бросили вам вызов, угрожали, а вы даже не собираетесь утвердить свою власть над ними?
— Только не сейчас. Я утомлен. В другой раз все это обсудим. — Герцог всей душой стремился во дворец.
— Нет, сейчас. Мы это обсудим сейчас! — Голос Нуксии стал громче, и герцог поморщился. — Как будущая супруга, я обязана указывать вам на просчеты в политике и по возможности исправлять ваши ошибки. Ситуация требует немедленно дать решительный отпор бунтовщикам. Вы слишком мягко обращаетесь с простолюдинами, и этому нужно положить конец. Я говорю, что этому пора положить конец! Где ваша гордость, нареченный? Где сила? Мужество? Вы меня понимаете? Отвечайте! Немедленно мне отвечайте!
Голос ее точно молоток долбил голову Повона. И нежная дымка заметно утратила свою прелесть. Расстроенный, он резко открыл металлическую коробочку и снова зачерпнул снадобье.
— Сейчас же уберите это! И не смейте больше прикасаться! Вы потеряете остатки своего жалкого разума, а я этого не потерплю. Не намерена терпеть вашу лантийскую развращенность, — заявила Нуксия.
Проигнорировать ее было невозможно, и Повон сдался. Краем глаза он уловил, что Бескот и жалкий Снивер с интересом следят за ним, и задиристо вскинул подбородок.
— Вы не можете запретить мне искать утешения. Как герцог, я обременен многочисленными заботами и вправе получить любое утешение и успокоение.
Он поднес было ложечку ко рту, однако Нуксия выбила ее из его руки. Нисколько не смущенный этим Повон сунул палец в вязкую массу, достал комочек и сладострастно облизал палец.
— Это отвратительно! Отвратительно! Я этого не потерплю! Сейчас же прекратите! Слышите?
Повон, казалось, оглох. Нуксия, потеряв контроль над собой, надавала ему пощечин. Зрители ахнули. От неожиданности Повон выронил коробочку с амброзией Сни. Та ударилась о парапет и полетела в Лурейский канал.
Горестный крик вырвался из груди герцога, и в слепой ярости он обратился к своей нареченной:
— Вы зашли слишком далеко, кельдама, и поплатитесь за это! В моей власти управиться с разошедшейся женщиной.
— Да вам бы с самим собой управиться! Вам не супруга нужна, а надсмотрщик. Но эта роль волею провидения и его светлости келдхара возложена на меня, и я справлюсь, можете не сомневаться. — Она выпрямилась во весь свой огромный рост и глянула сверху вниз ему в глаза. — Что до ваших жалких угроз, нареченный, мне стыдно за вас. Вы не посмеете поднять руку на дочь келдхара Гард-Ламмиса. И я не допущу подобного обращения со стороны лантийца. И не делайте глупостей, а то придется испробовать на себе гнев моего отца, келдхара, который уж точно не даст своих в обиду.
Боевой дух покинул герцога Повона. Беспомощно качнув головой, он поплелся во дворец. Окрик кельдамы пригвоздил его к месту.
— Постойте! Наша беседа еще не окончена. Нам многое нужно уладить. Я провожу вас.
— Вы же не можете идти со мной в мои апартаменты, кельдама.
— Ничто не остановит женщину, исполненную решимости, нареченный. Я сказала, что пойду, значит, пойду! А вместе со мной последуют шесть придворных дам, чтобы охранять мою честь.
— Столько нам явно не потребуется, — пробормотал герцог и заковылял дальше. Наконец он добрался до личных покоев и поспешил укрыться в уютной роскоши своей спальни, куда даже воинственная Нуксия и ее женская свита не посмели за ним последовать. Повон бросился на атласные подушки. В животе у него крутило, а комната вращалась. Он закрыл глаза и тотчас же погрузился в сон.
Но сон не принес забвения.
Повон бродил среди руин дворца Фал-Грижни. Черные развалины дымились под пламенеющим небом. Вокруг громоздились обгорелые обломки. Гордые башни рухнули, дворец и его властелин наконец-то пали. Эта сцена разорения ознаменовала триумф герцога. Но истинное счастье, как всегда, ускользало от него. Это было несправедливо, и он даже во сне негодовал. Неужели великие никогда не бывают удовлетворены? Неужели им всегда приходится платить высокую цену за так называемый дар рождения, судьбы и ума? Почему нужно вечно ощущать себя жертвой?
Развалины подавляли его, и он мечтал побыстрее из них выбраться. Больше всего он жаждал покоя и роскоши, которые ожидали его на борту обожаемой «Великолепной», стоявшей на якоре в Лурейском канале, чуть правее. Или левее? Герцог понял, что потерял дорогу. Растерянно озираясь, он заметил, что закопченные камни, которые неподвижно пролежали семнадцать лет, начали шевелиться — сначала медленно, а затем все быстрее. Рухнувшие стены вдруг аркой вознеслись ввысь, скрыв от него пламенеющее небо. Герцог Повон оказался в ловушке. Сталактиты роняли капли с потолка подземелья, сталагмиты тянулись вверх, красноватая слизь покрывала стены. Царила тропическая теплая и влажная атмосфера. Не было ни окон, ни дверей. Напрасно пытался Повон призвать на помощь криками и ударами в глухие стены. Его отчаянные усилия лишь привлекли внимание жуткого компаньона.
Из темного угла выступило чудище, подобного которому Повон даже представить себе не мог. Оно было высоким и угловатым, его белая плоть светилась, на конечностях шевелились щупальца. Огромные глаза казались невыразимо чуждыми. Существо бросило краткий непонятный взгляд на сжавшегося от страха герцога, тело его засветилось ярче, и оно устремилось к груде камней, лежавших посреди комнаты, один за другим откатило эти камни, оставив на месте груды лишь горстку мусора.
Эта горстка слегка подрагивала. Повон с ужасом взирал на это, не заметив, как белое чудище растаяло в воздухе. Загремел щебень, взвихрилась пыль, и обагренная кровью рука выбралась из земли наружу. За ней последовало предплечье, одетое во что-то черное. Взгляд Повона панически заметался по подземелью. Бежать было некуда, спрятаться невозможно. Он распластался по стене. Перед ним возникла вторая рука. Вздыбились камни и куски штукатурки, и высокая фигура восстала из могилы.
И Повон увидел бледные неподвижные черты Террза Фал-Грижни. Грижни, снова живой, хотя и залитый вытекшей из сотни ран кровью, Грижни, с белым, исполненным презрения лицом и жуткими глазами, сверкавшими суровым знанием, обвинением в убийстве, приближался.
Повон силился крикнуть, но не издал ни звука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43