Она навострила уши, чтобы услышать стук топорика, но шум дождя и ее собственные экстравагантные вокализы заглушали звук, если он вообще был. А молодец непоколебимо стоял на своем. Скоро НайЗинд появился из-под фози и удалился. Дело было сделано.
Теперь Лизелл могла закончить играть свою роль. Она замолчала, притворившись, что вынуждена смириться с обстоятельствами, отцепилась от непобедимого чемпиона, опустошенная, пошла прочь. И тут же рядом как из-под земли вырос НайЗинд.
— Окажите смиренному честь, позвольте нести груз многоуважаемой мадам, — она отдала ему свой чемодан. Тот перекочевал в фози, туда же погрузилась и Лизелл, кое-как устроившись на промокшем сиденье.
Не успел НайЗинд пристроиться между двумя оглоблями, как Меск Заван вышел из здания таможни. С саквояжем в одной руке и зонтиком в другой он торопливой походкой направился прямо к зарезервированному чемпиону южного района Уль Фуда.
— Быстрее, быстрее, — торопила Лизелл своего скорохода.
— Мадам не надо бояться конкурентов, — выгнув дугой спину и подав плечи вперед, он двинулся неспешной рысью — наверное, на своей предельной скорости.
Она не разделяла с ним его уверенности. Лизелл оглянулась назад и увидела, что чемпион южного района уверенно встал между двумя оглоблями и сразу пустился галопом, как хорошая лошадь. В следующее мгновение фози Меска Завана поравнялось с ее собственным, вот уже обогнало ее и стало быстро удаляться. От злости она чуть не закричала. Случилось то, чего она боялась. Меск Заван вырвался вперед. Он раньше ее окажется на Кхад-джи, и ему достанется лучший ягдинер, как сейчас достался лучший скороход, он первым доберется до ЗуЛайсы, а там фортуна и вовсе повернется к ней задом. Она должна была — подумала она задним числом — поискать среди других скороходов, но она даже не дошла до них, потому что невозможный НайЗинд умудрился сбить ее с пути, запутать, одурачить, и она все это сама допустила.
— Если человек в плаще раньше нас окажется в Кхад-джи, — Лизелл старалась перекричать шум дождя, скрип деревянных колес и обычный гомон многолюдного авескийского города, — ты не получишь свои десять новых рекко.
— О-а-х! Я их сделаю, — весело откликнулся НайЗинд. — Так сказали звезды. Мадам не нужно бояться.
— Мадам хотела бы, чтобы ты никогда не попадался ей на глаза, — пробурчала себе под нос Лизелл. Старый мошенник, может, даже и не касался своим тесаком оси противника.
— Смотрите, мадам, смотрите! — закричал очумевший от счастья НайЗинд.
Впереди узкая улочка делала резкий поворот, и когда чемпион на полной скорости огибал его, подрубленная ось сломалась. Фози содрогнулось, и колеса накренились под опасным углом, одно из них соскочило и покатилось в сторону. Фози перевернулось, и Меск Заван взвился в воздух со своего места.
Удивительно, его тело, казалось, так медленно падало. Обзор был прекрасный, и у Лизелл была возможность хорошо рассмотреть траекторию падения Меска Завана, работающего в воздухе руками, как ветряная мельница. На секунду показалось, что он завис в воздухе, его лицо застыло с открытым ртом и расширенными от ужаса глазами. Затем он упал и остался лежать неподвижно. Мгновенно вокруг собрались прохожие.
— О-а-х! Вот и получил знаменитый чемпион южного района! — выкрикнул НайЗинд.
— Остановись, остановись сейчас же! — закричала Лизелл.
— Но многоуважаемая мадам…
— Я сказала, остановись!
НайЗинд повиновался. Их фози остановилось совсем рядом с местом падения, и Лизелл забралась на сиденье, чтобы получше рассмотреть, что там происходит. Ей было видно, что чемпион южного района совсем не пострадал. Но Меск Заван лежал неподвижно на дороге в месиве грязи, на лице кровь. Дождь смывал ее, но она вновь выступала. Его неподвижность пугала. Если он умер, то она — его убийца.
Она стояла и смотрела, как собиралась толпа, и лил дождь, и шли минуты, столетия текли мимо. Прошла целая вечность, и Меск Заван пошевелился, но его глаза оставались закрытыми. Он — по крайней мере сейчас — был жив. Лизелл тоже закрыла глаза, но увидела его еще ярче. Мелодичный голос прервал ее раскаяние.
— Многоуважаемая мадам, если вы теперь будете так добры и сядете на место, я доставлю вас до Кхад-джи, как и обещал, как мы договаривались. Победа мадам обеспечена.
— Попридержи язык, — она сверху посмотрела на него, ненавидя его за то, на что он подбил ее, четко осознавая, что только она во всем виновата. — Это моя вина, думаешь, я оставлю его лежать здесь, на улице?
— Ну а что мадам может сделать?
Хороший вопрос, подумала она.
— Я должна проследить, чтобы его доставили в ближайшую больницу…
— О-а-х! Это сделают стражи. Они будут здесь через минуту.
— Тогда я хочу остаться и убедиться, что он жив.
— А если нет?
Ответа не последовало.
— Многоуважаемая мадам должна знать, что судьба человека в плаще в руках богов, — рассудительно объяснил ей НайЗинд. — Умрет он или будет жить — все зависит от воли богов. Если он погибнет сегодня, то только потому, что наступил его час. И ни мадам, ни я не могут приблизить или отодвинуть его час ни на секунду.
Она подавила поднявшиеся в ней возражения. Нет смысла устраивать философские споры с законченным фаталистом.
— Я хочу, чтобы ты доставил этого человека в ближайшую больницу… — не успела она договорить, как появились трое авескийцев в форме с носилками. На их одинаковых плащах была эмблема городской стражи Уль Фуда, и толпа сразу же расступилась перед ними.
— Стражи, — пояснил НайЗинд.
Поспешно приблизившись к пострадавшему, они опустились на колени, очень быстро его осмотрели, после чего положили Меска Завана на носилки. Двое понесли его, а третий остался опрашивать свидетелей и начал с чемпиона южного района, который должен был бы уже догадаться, что все это было подстроено. И который, должно быть, уже догадался, чьих это рук дело.
— Ну, вы видите? — хорошее расположение духа не покидало НайЗинда. — Теперь все в порядке.
— В порядке?
— Боги подарили многоуважаемой мадам свою улыбку, ее бедам конец. Кхад-джи и победа ждут ее.
От Лизелл требовалось сказать только одно слово, чтобы привести фози в движение, но она медлила. Совесть болела, как открытая рана. Она должна поехать вместе с Заваном, удостовериться, что ему оказана соответствующая медицинская помощь, оплатить его медицинские счета или похоронные расходы, если до этого дойдет, написать письмо его жене в Аэннорве. Она должна сделать все, чтобы ему помочь, даже если ее усилий окажется недостаточно. С другой стороны, она не может себе позволить задерживаться в Уль Фуде — ни в коем случае, если она хочет выиграть гонки. Она не может позволить себе роскошь быть высоконравственной, это свяжет ее по рукам и ногам, она не может позволить себе быть чувствительной. С самого начала она знала, что от нее потребуются определенные жертвы.
Лизелл села.
— В Кхад-джи. Быстрее.
XIX
— Самая лучшая, многоуважаемая мадам, — убеждал ягдинер. — Самая лучшая во всем Уль Фуде, самая лучшая во всей Авескии. Самая удобная, оборудованная по последнему слову техники. Не желает ли мадам осмотреть каюту? Абсолютно сухая, совершенно водонепроницаемая.
— Баржа очень хорошая, но меня беспокоит состояние животных, — ответила Лизелл. — Мне нужно плыть очень быстро, насколько возможно и…
— Ну, посмотрите на мою красавицу БуБуудж, — нахваливал ягдинер. — А великолепная МумЯхл — смотришь, и глаз радуется! Вы разве видели что-нибудь подобное? Многоуважаемая мадам, они — королевы среди всех йахдини, по красоте с ними никто не может сравниться! А какая сила, выносливость, скорость, а какие умницы и милашки, и доброго нрава!
— Ну, — Лизелл придирчиво осматривала «королев». Она не сомневалась в их силе и выносливости, поскольку обе йахдини, плавающие рядом, были действительно животными внушительных размеров, откормленными, с мощными мышцами — они походили на живые плавающие крепости. Но милашки? Может быть, в глазах обожающего их хозяина они и милашки, но она видела мало красоты в их массивных, неуклюжих телах того же желто-коричневого цвета, что и вода в реке, и еще меньше прелести было в их широких мордах. А об их сообразительности трудно было судить. Добрый нрав? Она заглянула в фарфоровые глаза йахдини — и не увидела в них никакого доброго нрава. Маленькие желтые глазки, казалось, выражали угрюмую злобу. Или это ей чудится? Как ни крути, она не была знатоком йахдини. Это были третьи по счету претенденты, которых она инспектировала, но все они были для нее на одно лицо. Но время шло, и надо было принимать решение, если она хотела до наступления темноты проделать значительный путь. Эти, похоже, сгодятся.
— Сколько это будет стоить? — спросила Лизелл. Ягдинер назвал цифру, высокую, но не заоблачную.
— Идет, — согласилась она, и огонь неожиданной радости, на мгновение блеснувший в черных глазах авескийца, подсказал ей, что нужно было поторговаться. Вероятно, она согласилась заплатить раза в три или четыре больше, чем стоило. Ладно, у нее нет времени торговаться. В конце концов, это же не ее деньги. Пусть министерство и торгуется.
Ягдинер помог ей подняться на борт и отнес ее сумку в крошечную каюту, которая была выкрашена ужасной красной анилиновой краской и пестрела искусственной позолотой, но она действительно была хорошо законопаченной и потому сухой. Ягдинер отправился запрягать своих милашек в огромную упряжь, Лизелл наблюдала за ним из-под разрисованного навеса над входом в каюту. Первое время все шло хорошо, пока одна из королев не потеряла терпения: она раздраженно тряхнула своей огромной башкой и, вывернувшись из постромка, чуть ли не уткнулась мордой в лицо своему хозяину. Огромная, как пещера, пасть йахдини открылась. Лизелл увидела большие желтые зубы, и до нее долетела вонь ее дыхания, отдающего рыбой. Ягдинер, привыкший к норову своих милашек, отступил назад, и как раз вовремя, потому что милашка отрыгнула вонючую массу, состоящую из рыбы и гниющей зелени. Горячая зеленая жижа волной растеклась по палубе, едва не задев ее новые туфли. Лизелл едва не вскрикнула и тут же отвернулась, а йахдини издала хриплый крик победительницы, похожий одновременно на крик осла и орлиный клекот.
— МумЯхл, МумЯхл! — раздался укоризненный окрик на авескийском.
МумЯхл утихомирилась, страстно ворча, и хозяин продолжал свое дело.
Вонь отрыжки йахдини повисла в воздухе. Сморщившись, Лизелл закрыла недавно купленным носовым платком нос. Ягдинер окатил палубу водой из ведра, и образовалась огромная лужа зеленого цвета. Лизелл отступила назад, в каюту, и захлопнула дверь.
Через полчаса поток возбужденной авескийской речи вновь выманил ее наружу. Дождь отмыл палубу, и запах исчез. Ягдинер закончил приготовления к отплытию и теперь с помощью шеста, острого стрекала и слов настраивал свою команду на путешествие.
«Королевы» не выражали особого желания пускаться в плавание. Пока МумЯхл трясла своей огромной башкой, хрипя и стеная, БуБуудж, выставив напоказ серым небесам сморщенную, желтовато-коричневого цвета задницу, нырнула на дно. Поднялась густая муть, и дрожь сотрясла баржу. Лизелл зашаталась и ухватилась за дверной косяк. Ругаясь по-вонарски, увещевая по-авескийски, ягдинер взмахнул поводьями и заработал стрекалом. Наконец его манипуляции и многочисленные поплавки-погремушки, прикрепленные к сбруе, заставили БуБуудж всплыть на поверхность. Хозяин встретил ее с восхищением. Йахдини простонала и сплюнула. Ягдинер присвистнул, и королевы поплыли.
Вопреки первому впечатлению Лизелл, дождь лил не беспрерывно. Время от времени он прекращался, иногда просто на несколько минут, и в эти минуты смирения стихии она могла выйти из каюты и наблюдать за проплывающими мимо пейзажами. Первые часов шесть путешествия, пока баржа преодолевала узкие каналы дельты, она видела маленькие затопленные фермы; поля при них полностью ушли под воду. Темная желто-коричневая вода доходила до окон разрушенных деревянных домов. Перед ее глазами проплывали многочисленные трупы животных, домашняя утварь, мебель, обломки, вместе с ними плыли маленькие гребные шлюпки и плоты, на которых сидели люди целыми семьями, со всем своим скарбом, а порой и с домашним скотом. Она не понимала, куда они все плывут. Куда они вообще могут плыть?
БуБуудж и МумЯхл оказались неутомимыми, хотя и норовистыми пловчихами. И вечером, когда непросыхающие небеса из свинцовых превратились в синевато-серые, баржа достигла Йейбехской протоки — одного из четырех больших рукавов Золотой Мандиджуур. Там и бросили якорь на ночь.
Пока Йахдини ныряли в поисках рыбы и водорослей, их хозяин приготовил ужин на маленькой решетке, подвешенной над углями прямо на палубе, под парусиновым навесом. Несмотря на видимые неудобства, ягдинер изловчился и приготовил удивительно вкусное блюдо из смеси риса, произрастающей здесь зеленой спикки и кусочков копченого мяса. — «Это дикая собака», — довольно сообщил он.
После ужина Лизелл читала при свече в своей крошечной каюте. Когда свечка совсем оплыла и строчки начали сливаться, она задула огонь и забралась в узкую постель; простыни, хотя и чистые, терпко пахли авескийскими пряностями. Некоторое время она лежала, прислушиваясь, как дождь барабанит по крыше, река бьется о борт баржи и Йахдини жалобно похрапывают во сне. Время от времени перед ее мысленным взором проплывал Меск Заван, распростертый на дороге, в грязи, истекающий кровью, без чувств. Она отгоняла эти видения, умышленно заменяя их на каменное лицо судьи и вспоминая, к чему ей нужно готовиться, если она не выиграет эти гонки. Этот прием оказался необычайно эффективным, он надежно стер воспоминания о Заване.
Просто ему не повезло, убеждала себя Лизелл. Он должен был быть готов к тому, что Великий Эллипс — рискованное предприятие. Она сожалеет о той роли, которую она сыграла в его несчастье, но не может принять всю вину на себя. Она сделала только то, что было необходимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95