В вас уже не осталось боли. Техника для вас – жизненный принцип… как у проститутки… техника вместо любви. – Он замялся. – Вспомните праздник победы, флаги… новая война зарождается в старой. Все это уже было, верно? А человек ваш… просто отчаянный. Успокойтесь, Эйдриан, вас бы все равно не послали по здоровью. – Он выпрямил спину и продолжал другим тоном:– Получивший британское подданство поляк с уголовным прошлым бежит через границу в Восточную Германию. Договора о выдаче преступников нет. Немцы скажут, что он шпион, что доказательство тому – передатчик. Мы скажем, передатчик ему подсунули, и вообще мы такие уже двадцать пять лет не выпускаем. Насколько мне известно, он распустил слух, что отправляется на курсы в Ковентри. Это легко опровергнуть: никаких курсов нам нет. Итак, он предполагал бежать из нашей страны, мы также дадим понять, что он был по уши в долгах. У него была девушка, как вы знаете, она работала в банке. Все это отлично увязывается с уголовным прошлым, поскольку нам предстоит его придумать… – Он покачал головой. – Как я говорил, все это, конечно, некрасиво. Но к тому времени мы все уже будем в Лондоне.– А он будет вести передачу, – сказал Эйвери, – и никто не будет на приеме.– Как раз наоборот, – язвительно возразил Смайли, – на приеме будут они.– И, без сомнения, Контроль, – сказал Холдейн. – Верно?– Прекратите! – вдруг воскликнул Эйвери. – Ради Бога, прекратите! Если хоть что-нибудь для вас имеет значение, мы должны сейчас выйти на прием! Во имя…– Ну? – с ухмылкой спросил Холдейн.– Любви. Да, любви! Не вашей, Холдейн, а моей. Смайли прав! Вы заставили меня сделать это для вас, заставили меня полюбить его! В вас уже любви не было! Я привел его к вам, мы жили с ним в вашем доме, я заставлял его плясать под дудку вашей поганой войны! Я играл для него на дудке, но больше дыхания у меня не осталось. Если я нанятый вами волшебник, Холдейн, то это моя последняя жертва, последняя любовь, больше я дудеть в вашу дуду не смогу.Холдейн смотрел на Смайли.– Поздравьте Контроля от меня, – сказал он. – Передайте ему мое спасибо, ладно? Спасибо ему за поддержку, за техническую поддержку, Смайли; за добрые пожелания, спасибо ему за веревку, которую он нам прислал, чтобы мы повесились. Спасибо за хорошие слова: за то, что прислал вас с цветами. Отличная работа.Речь Холдейна показалась Леклерку слишком грубой.– Эйдриан, давайте не будем так суровы со Смайли. Он всего лишь делает свою работу. Нам всем надо возвращаться в Лондон. Потом у нас донесение Филдена… Мне хочется показать его вам, Смайли. Расположение войск в Венгрии: кое-что новое.– Я с удовольствием посмотрю", – вежливо сказал Смайли.– Знаете, Эйвери, он прав, – со значением повторил Леклерк. – Будьте солдатом. Это превратности войны, надо придерживаться правил игры! Здесь мы играем по военным правилам. Смайли, я должен перед вами извиниться. И боюсь, перед Контролем тоже. Я думал, что наше прежнее соперничество еще живо. Я ошибался. – Он склонил голову. – Я хочу пригласить вас пообедать со мной в Лондоне. Мой клуб не соответствует вашим запросам, я знаю, но там тихо; хорошее общество. Очень хорошее. И Холдейн должен быть. Эйдриан, я приглашаю вас!Эйвери закрыл лицо руками.– Вот что я бы еще хотел обсудить с вами, Эйдриан, – Смайли, вы не будете возражать, я уверен, ведь практически вы член нашей семьи – вопрос о секторе регистрации. Система библиотечных досье уже устарела. Как раз перед отъездом я говорил с Брюсом. Несчастная мисс Кортни едва поспевает. Боюсь, что нам придется делать больше копий… первый экземпляр – ответственному офицеру, копии для информации. Сейчас в продаже появилась новая копировальная машина, делает дешевые отпечатки по три с половиной пенса за штуку, что вовсе не так дорого в наше трудное время… Я должен поговорить кое с кем об этом… в Министерстве… от стоящей вещи там не станут отказываться. Может быть… – Он замолчал. – Джонсон, нельзя ли делать поменьше шума? Мы пока еще оперативный Департамент, как вам известно. – Он говорил, как человек, который не забывает о своем облике и профессиональных традициях.Джонсон направился к окну. Опершись о подоконник, он высунулся наружу и с привычной тщательностью начал свертывать антенну, накручивая ее на катушку, которую держал в левой руке. При этом он осторожно поворачивал бобину, как старушка – моток с шерстью. Эйвери всхлипывал как ребенок. Никто на него не обращал внимания. Глава 23 Зеленый фургон медленно пересек привокзальную площадь с высохшим фонтаном. Небольшая радарная антенна на крыше автомобиля настороженно поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Позади, на достаточном расстоянии, ехали два грузовика. Наконец пошел настоящий снег. Они двигались след в след, с включенными габаритными огнями, с интервалом в двадцать ярдов.Капитан сидел в фургоне сзади, у него было переговорное устройство, соединяющее его с водителем, рядом с капитаном дремал сержант, погруженный в интимные воспоминания. У радиоприемника скрючился капрал – перед ним на небольшом экране дрожала линия, и он беспрестанно крутил ручку настройки.– Передача прекратилась, – вдруг сказал он.– Сколько групп ты записал? – спросил сержант.– Двенадцать. То и дело повторяется позывной, затем начало радиограммы. По-моему, ему не отвечают.– Группы по пять или по четыре?– По четыре, как и было.– Он прекратил передачу?– Нет.– На какой частоте он?– Три тысячи шестьсот пятьдесят.– Продолжай поиск. На двести влево и вправо.– Там ничего нет.– Давай ищи, – резко сказал он. – По всему диапазону. Он меняет кварц. Через несколько минут опять начнет.Радист стал медленно поворачивать большую круглую ручку, следя за зеленым глазком в середине аппарата, который то вспыхивал, то гас, нащупывая одну станцию за другой.– Вот он. Три тысячи восемьсот семьдесят. Другой позывной, но та же рука. Быстрее, чем вчера, лучше.У него под боком однообразно вращались магнитофонные бобины.– Он работает на сменных кварцах, – сказал сержант. – Как на войне. Старый трюк. – Он был смущен – пожилой человек, которому напомнили о его прошлом.Капрал медленно поднял голову.– Вот оно, – сказал он. – В самое очко. Он где-то здесь.Двое тихо вылезли из фургона.– Оставайтесь на месте, – сказал сержант капралу. – Продолжай прослушивание. Если радиосигнал пропадет, даже на секунду, пусть шофер мигнет дальним светом, понял?– Я тогда скажу ему. – Капрал казался напуганным.– Если передача совсем прекратится, все равно продолжай искать и дай мне знать.– Повнимательней, – предупредил капитан, вылезая из фургона. Сержант ждал с нетерпением. У него за спиной на пустыре виднелось высокое здание.Поодаль, сквозь падающий снег, можно было различить несколько рядов мелких домишек. Стояла полная тишина.– Как называется это место? – спросил капитан.– Это новый рабочий квартал, еще никак не назвали.– А дальше?– Ничего там нет. Пошли, – сказал сержант.Почти все окна светились бледным светом, в доме было семь этажей. Густо усыпанные опавшей листвой каменные ступеньки вели в подвал. Первым спустился сержант, направляя луч ручного фонаря на осыпающиеся стены. Капитан споткнулся и чуть не упал. Первое помещение было большое и душное, с кирпичными стенами, наполовину покрытыми первым слоем штукатурки. В глубине виднелись две железные двери. На потолке горела лампочка в проволочной сетке. Сержант не выключил свой фонарь и непонятно зачем светил им по углам.– Чего ты там ищешь? – спросил капитан.Железные двери были заперты.– Найди дворника, – приказал сержант. – Быстро.Капитан побежал наверх и вскоре привел небритого ворчащего старика со связкой больших ключей на цепочке. Некоторые из них были ржавые.– Рубильник, – сказал сержант, – от всего здания. Где?Старик начал перебирать ключи. Потом вставил один в замочную скважину, но тот не подошел, тогда он попробовал другой ключ и третий.– Быстрее, старый дурак! – крикнул на него капитан.– Не дергайте его, – сказал сержант.Дверь открылась. Они вошли в коридор, их ручные фонари осветили побелку стен. Дворник поднял вверх руку с ключом.– Отпирает всегда последний, – сказал он. Сержант нашел на стене то, что искал, – ящик со стеклянным оконцем прятался позади раскрытой двери. Капитан взялся за основной рубильник, уже было потянул его вниз, как вдруг сержант грубо оттолкнул его в сторону.– Нет! Идите наверх, будете говорить мне, когда шофер посветит фарами.– Кто здесь командует? – попытался возразить капитан.– Делайте, как я сказал.Он открыл электрощит и осторожно взялся за первую пробку, щуря глаза за очками в золотой оправе, – спокойный на вид человек.Осторожно, будто боясь удара током, сержант тонким, как у хирурга, пальцами вывернул пробку, потом сразу завернул ее обратно, оглянувшись на того, кто стоял на верхней ступеньке у входа в подвал. Затем он так же поступил со второй пробкой, и по-прежнему капитан ничего не сказал. На улице неподвижные солдаты наблюдали за окнами дома, они видели, как на одном этаже за другим пропадал свет и быстро загорался снова. Сержант выкрутил еще одну пробку, затем четвертую, я тут услыхал возбужденный крик с улицы: «Фары! Он сигналит фарами!»– Тише! Идите спросите у водителя, какой этаж. Но тихо.– Из-за этого ветра нас никто не услышит, – раздраженно ответил капитан. Через несколько секунд он вернулся. – Шофер говорит, четвертый. На четвертом этаже вырубился свет, и тут же прекратилась передача. А теперь опять пошла.– Расставьте людей вокруг дома, – сказал сержант. – И возьмите пять человек: они пойдут с нами. Он на четвертом этаже.Бесшумно, как настороженные звери, фопо с карабинами в руках высыпали из двух крытых грузовиков и двинулись к дому разорванной линией, оставляя на тонком снегу черные следы. Несколько фопо приблизились к дому вплотную, другие остановились поодаль, вглядываясь в окна. На некоторых были каски, и их фигуры напоминали о войне. То здесь, то там послышались щелчки затворов, превратившиеся в сплошной слабый гул, который скоро замер.* * *Лейзер отсоединил антенну, намотал ее обратно на бобину, прикрутил ключ Морзе к крышке, положил наушники в коробку для мелких деталей и запихнул клочок шелка в ручку бритвы.– За двадцать лет, – возмущенно проговорил он, держа перед собой бритву, – не могли найти места получше.– Зачем ты занимаешься этим?Она сидела с довольным видом в ночной рубашке и плаще, который был как будто ее неотъемлемой частью.– С кем ты разговариваешь? – опять спросила она.– Ни с кем. Меня никто не слышал.– И все-таки зачем ты занимаешься этим?Надо было что-то сказать, и он сказал:– Чтобы был мир.Он надел куртку, подошел к окну и выглянул. На крышах лежал снег. Со злобной силой дул ветер. Он посмотрел вниз, туда, где замерли фигуры людей.– Мир для кого? – спросила она.– Послушай, кажется, погас свет, когда я работал с передатчиком?– Разве?– Всего на секунду-другую, как когда выключают электричество?– Да.– Выключи свет. – Он стоял совершенно неподвижно. – Выключи свет.– Зачем?– Я люблю смотреть на снег.Она выключила свет, и он раздвинул потертые занавески. Снег светился бледным светом. В комнате был полумрак.– Ты сказал, что мы еще будем заниматься любовью, – жалобно сказала она.– Послушай, как тебя зовут?Он услышал шорох плаща.– Так как тебя зовут? – жестко спросил он.– Анна.– Послушай, Анна. – Он подошел к постели. – Я хочу на тебе жениться, – сказал он. – Когда я встретил тебя в той гостинице, увидел, как ты сидела, слушала пластинки, я влюбился в тебя, понимаешь? Я инженер из Магдебурга, я так тебе сказал. Ты меня слушаешь?Он крепко взял ее за руки и встряхнул. Он говорил торопливо.– Ты увезешь меня с собой, – сказала она.– Именно так! Я сказал, что мы будем любить друг друга, что поедем куда захочешь, в любое место, о котором ты могла только мечтать, понимаешь? – Он указал рукой на плакаты на стене. – На всякие острова, где много солнца…– Зачем? – прошептала она.– Мы пришли с тобой сюда. Ты думала, что мы будем заниматься любовью, а вместо этого я вытащил нож и приставил его тебе к горлу. Я сказал, что если ты пикнешь, то прирежу тебя этим самым ножом, как… как того парня. Я тебе говорил, что зарезал одного парня.– Зачем?– Мне нужно было поработать с передатчиком. В какой-нибудь квартире, понимаешь? Все равно в какой. Мне было некуда идти. Я познакомился с тобой и использовал тебя. Вот как все было, если тебя спросят, вот что ты должна говорить.Она рассмеялась. Ей было страшно. Она неуверенно легла, приглашая и его, будто он желал этого сейчас.– Если спросят тебя, помни, что я сказал.– Я хочу, чтобы ты сделал меня счастливой. Я люблю тебя.Она обхватила его голову обеими руками и прижала к себе. Губы у нее были холодные, мокрые и тонкие, а зубки – остренькие. Он отстранился, но она продолжала обнимать его. Он напрягал слух, но, кроме ветра, никаких звуков различить не мог.– Давая немного поговорим, – сказал он. – Ты одинока, Анна? Есть у тебя кто?– Ты о чем?– Ну там, родители, парень. Кто-нибудь.Она отрицательно покачала головой:– Только ты.– Послушай, давай застегнем пуговицы на твоем плаще. Мне прежде хочется поговорить. Я тебе расскажу про Лондон. Ты наверняка хочешь послушать про Лондон. Как-то раз я прогуливался по набережной, шел дождь, и там какой-то человек рисовал на тротуаре. Ты подумай! Рисовал мелом под дождем, а дождь сразу все смывал.– Ну иди ко мне.– Знаешь, что он рисовал? Просто собак, дома, всякое такое. И людей, Анна… Ты попробуй себе представить! Вот так стоять под дождем и смотреть, как он рисует.– Я хочу тебя. Обними меня. Мне страшно.– Слушай! Знаешь, почему я прогуливался? От меня требовали, чтобы я переспал с одной девушкой. И за этим послали в Лондон. А я вместо этого прогуливался.Ее глаза блестели в темноте: она понимала то, что он говорил, как-то по-своему, но как – ему было непонятно.– Ты тоже одинок?– Да.– Зачем ты приехал?– Знаешь, эти англичане – такие чудаки! Как тот старик на набережной. Они думают, что Темза – самая большая река в мире. Ну что на это скажешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34