Например, он говорил об «удовлетворении до какой-то степени», для солидности используя безличную конструкцию. Он усвоил целый набор клише. Он постоянно употреблял выражения вроде «не о чем беспокоиться», «я не хочу перегибать палку», «пусть охотник увидит дичь», будто бы стремился к жизни, которая была ему понятна только отчасти, а эти фразы, как заклинания, могли помочь войти в нее. Эйвери заметил, что некоторые выражения уже успели устареть.Пару раз Эйвери заподозрил, что Холдейна злила их дружба с Лейзером. А то казалось, что Холдейн завидовал чувствам Эйвери, поскольку сам уже на такие не был способен. Как-то вечером, в начале второй недели, когда Лейзер был занят своим продолжительным туалетом, предшествовавшим любой прогулке и каждому посещению паба, Эйвери спросил у Холдейна, не хочет ли тот составить им компанию.– Что, по-вашему, я там буду делать? Совершать паломничество к храму моей молодости?– Я думал, может, у вас здесь какие друзья или знакомые.– Если и есть, то было бы неосторожностью заходить к ним. Я приехал сюда под другим именем.– Извините, разумеется.– Кроме этого, – мрачная улыбка, – не все так легко заводят знакомства и дружбу.– Вы же сами сказали не отходить от него! – запальчиво сказал Эйвери.– Именно так. С моей стороны было бы бессовестно жаловаться. Вы это делаете замечательно.– Делаю что?– Выполняете инструкции.В этот момент раздался звонок в дверь, и Эйвери спустился вниз. В свете уличного фонаря на дороге был виден фургон из Департамента. У порога стоял невзрачный человек небольшого роста. На нем был плащ и коричневый костюм. Его коричневые ботинки были начищены до блеска. Он вполне сошел бы за инспектора газовой компании.– Меня зовут Джек Джонсон, – сказал он неуверенно. – Знаете магазин «Частная сделка», который держит Джонсон? Так вот, это я.– Заходите, – сказал Эйвери.– Я точно попал туда, куда нужно? К капитану Хокинсу… и остальным?У него была с собой сумка из мягкой кожи, которую он опустил на пол так бережно, как будто она содержала все его состояние. Не полностью закрыв зонтик, он опытной рукой стряхнул дождевые капли и угнездил его на полке под плащом.– Меня зовут Джон.Джонсон крепко пожал ему руку.– Очень рад с вами познакомиться. Шеф много говорил о вас. По-моему, вы его любимчик.Они рассмеялись.Он доверительно взял Эйвери под руку:– Можно вас здесь называть вашим настоящим именем?– Да.– А капитана?– Хокинс.– Что за тип этот Мотыль? Все у него получается?– Отлично.– Кажется, он охоч до женского пола.Пока Джонсон разговаривал в гостиной с Холдейном, Эйвери прошмыгнул наверх к Лейзеру.– Ничего не выходит, Фред. Приехал Джек.– Какой еще Джек?– Джек Джонсон – инструктор по радиоделу.– Я думал, что радиодело будет только на следующей неделе.– Вводный курс – на этой, чтобы освежить память. Идите поздоровайтесь.На Лейзере был темный костюм, в руках он держал пилку для ногтей.– А как насчет сегодняшнего вечера?– Я же сказал, Фред, сегодня не выйдет – приехал Джек.Лейзер спустился вниз и наскоро, без всякой церемонности пожал Джонсону руку, будто тот приехал с опозданием, а он такого не терпел. Минут пятнадцать продолжался довольно нескладный разговор, потом Лейзер, сославшись на усталость, с угрюмым видом отправился спать.* * *– Он медлителен, – докладывал Джонсон. – Он давно не имел дела с ключом Морзе. Рацию давать ему рано. Пусть научится работать быстрее. Двадцать лет – не шутка, сэр. Он не виноват. Но он очень медлителен, сэр. – Говорил он обстоятельно, чем-то напоминая воспитательницу детского сада, будто много времени проводил с детьми. – Шеф сказал, что я должен участвовать в игре до конца. Как я понял, сэр, мы все поедем в Германию?– Да.– Значит, нам с Мотылем придется узнать друг друга поближе, – твердо сказал он. – С того момента, как я посажу его за передатчик, надо будет проводить много времени вдвоем. В этом деле каждый из нас должен привыкнуть к «почерку» другого. Потом еще необходимо отработать график передач, порядок выхода в эфир и прочее; последовательность смены частот. Условные сигналы. Много чего надо освоить – и всего за две недели.– Условные сигналы? – спросил Эйвери.– Имеются в виду умышленные ошибки, сэр, вроде не правильного написания в определенной группе, например "а" вместо "о" или что-нибудь в этом духе. Если он захочет сообщить нам, что его взяли и он ведет передачу под контролем неприятеля, он пропустит такой сигнал. – Он повернулся к Холдейну. – Вам это дело знакомо, капитан.– В Лондоне шла речь о его обучении скоростной передаче с магнитофонной ленты. Не знаете, чем разговор кончился?– Шеф упоминал об этом, сэр. Как я понял, аппаратуру не удалось получить. Признаться, не больно-то я разбираюсь в транзисторах в этих, в мое время их не было. Шеф сказал, чтоб мы держались старой методы, но каждые две с половиной минуты меняли чистоту, сэр. Ясно, что пеленговать фрицы теперь умеют получше прежнего.– Какой нам прислали передатчик? На вид он слишком тяжелый.– Такой же, как был у Мотыля на войне, сэр, вот чем он хорош. Старая модель В-2 в водонепроницаемом кожухе. Потом, у нас на подготовку только две недели, другой аппарат потребовал бы больше времени. Но и с этим он еще работать не может.– Сколько весит рация?– Около пятидесяти фунтов, сэр, в целом. Обычный чемоданчик. Тяжелый водонепроницаемый кожух, но без кожуха нельзя – ведь дорога проходит по пересеченной местности. Особенно в это время года. – Он замялся. – Но он очень медленно работает на ключе Морзе, сэр.– Именно так. Сможете вы натаскать его за это время?– Не могу пока сказать, сэр. Будем вкалывать. Вторая часть курса покажет, когда он отдохнет пару дней. Пока что рацию я ему не даю.– Благодарю вас, – сказал Холдейн. Глава 13 В конце второй недели ему предоставили отпуск на двое суток. Он не просил об отдыхе и поэтому был удивлен, когда ему сообщили об этом. Он ни в коем случае не должен был появляться у себя дома или по соседству. Он мог уехать в Лондон в пятницу, но предпочел остаться до субботы. Он мог бы вернуться в понедельник утром, но сказал, что, вероятно, вернется поздно вечером в воскресенье. Они специально оговорили, что он не должен видеть никого из знакомых. И это почему-то было ему приятно.Эйвери, встревожившись, пошел к Холдейну.– Мне кажется, мы не должны отправлять его неизвестно куда. Вы сказали, что в Саут Парк ему нельзя, видеть друзей нельзя, даже если они у него есть. Трудно себе представить, куда он сможет отправиться.– Вы думаете, ему будет одиноко?Эйвери покраснел:– Я думаю, что он захочет поскорее вернуться к нам.– Разве мы против?Ему выдали, отпускные старыми пяти-и однофунтовыми купюрами. Он хотел отказаться, но Холдейн настоял, как будто это было дело принципа. Ему предложили заказать гостиницу, но он не захотел. Холдейн решил, что он едет в Лондон, туда он и поехал, словно должен был это сделать для них.– Там у него подружка, – с удовлетворением заметил Джонсон.Он уехал на двенадцатичасовом поезде, захватив свой ядовито-желтый кожаный чемодан. На нем было пальто из верблюжьей шерсти, покроем напоминавшее военное, с кожаными пуговицами, но ни один светский человек не сказал бы, что оно похоже на шинель офицера британской армии.* * *Он сдал чемодан в камеру хранения на вокзале Паддингтон и зашагал по Прид-стрит. Цели у него никакой не было. Он побродил с полчаса, разглядывая витрины магазинов и объявления проституток. Была суббота, время послеобеденное. Несколько пожилых мужчин в мягких шляпах и плащах суетились между магазинами с порнографией и сводниками на углу. Машин почти не было: улица дышала атмосферой грубых развлечений.В киноклубе с него взяли фунт и выдали удостоверение члена клуба с прошлогодней датой, чтобы не нарушить закон. Он уселся на кухонный стул среди других бледных теней. Фильм был очень старый, может быть, его привезли из Вены, когда начались преследования евреев. Две девушки, совершенно голые, пили чай. Звука не было, они просто продолжали пить чай, чуть меняя положение, когда передавали друг другу сахар. Если они пережили эту войну, то сейчас им должно быть по шестьдесят. Он поднялся и вышел: было половина шестого, и пабы открылись. Когда он проходил мимо будки администратора, тот сказал ему:– Я знаю одну девушку – любит повеселиться. Очень молоденькая.– Спасибо, не надо.– Два с половиной фунта; любит иностранцев. По-иностранному тоже может, если вам нравится. По-французски.– Давай отсюда.– Не надо так говорить.– Давай отсюда.Лейзер отошел, потом вернулся со злым огоньком в глазах:– Когда в следующий раз предложишь мне девушку, пусть она любит англичан, понял?Потеплело, ветер стих, улица опустела: чтобы провести время, надо было куда-нибудь зайти. Женщина за стойкой бара сказала:– Смешивать сейчас не могу, дорогой. Погляди, сколько народу! Подожди, когда схлынет.– Я ничего другого не пью.– Извини, дорогой.Тогда он попросил джин с итальянским вином, она не положила в стакан ни льда, ни вишенки. Прогулка утомила его. Он сидел на лавке у стены и смотрел, как несколько человек метали стрелы – игроков было четверо, как полагается. Они не разговаривали, игра целиком поглощала их внимание. Они были похожи на членов клуба, где чтут традиции. Одному из них нужно было уйти, и они предложили Лейзеру:– Четвертым будете?– Ну что же, – сказал он и поднялся, ему было приятно, что к нему обратились, но тут появился их знакомый по имени Генри, и Лейзер стал им не нужен. Он сразу понял, что спорить тут не о чем.* * *Эйвери тоже проводил время в одиночестве. Холдейну сказал, что пошел прогуляться, Джонсону – что пошел в кино. Почему Эйвери любил обманывать, он и сам не знал, рациональных оснований не было. Его потянуло к знакомым старым местам: к колледжу в Терле, к книжным магазинам, к пабам и библиотекам. Как раз заканчивался семестр. В Оксфорде ощущалось приближение Рождества, но город со странной недоброжелательностью не спешил это признавать, и витрины были украшены прошлогодней мишурой.Он пошел по Банбери Роуд, пока не оказался на улице, где они с Сарой прожили первый год после свадьбы. Окна квартиры не были освещены. Он остановился перед домом и задумался. Можно ли сейчас найти в душе следы нежности, сильного чувства, любви, чего угодно – что годилось бы для объяснения их брака? Ничего такого не было и, наверно, никогда не существовало. Почему он все-таки женился на ней? Он тщетно искал причину, разглядывая пустой дом. Прочь, прочь – заторопился он к себе, туда, где жил Лейзер.– Фильм понравился? – спросил Джонсон.– Отличный.– Я думал, вы пошли прогуляться, – обиженно заметил Холдейн, оторвав глаза от кроссворда.– Я передумал.– Кстати, – сказал Холдейн, – насчет пистолета Лейзера. По-моему, он предпочитает тридцать восьмой калибр.– Да, девятимиллиметровый, как принято теперь говорить.– Когда он вернется, пусть все время носит его с собой, незаряженный, конечно. – Он взглянул на Джонсона. – В особенности когда начнет работать с передатчиком. Он должен постоянно иметь его при себе, это должно войти в привычку. Пистолет нам выдали, я договорился. Вы найдете его у себя в комнате, Эйвери, и еще три-четыре кобуры. Надеюсь, вы все ему объясните.– Почему вы сами не скажете?– Это сделаете вы. Вы очень хорошо с ним ладите.Эйвери пошел наверх позвонить Саре. Она переехала к матери. Он говорил с ней официальным тоном.* * *Лейзер набрал телефон Бетти – никто не отвечал.Он с облегчением отправился в недорогой ювелирный магазинчик, открытый по субботам, и купил золотую брошь в форме кареты, запряженной лошадьми, к ее браслету. Она стоила одиннадцать фунтов, ровно столько, сколько ему выдали отпускных. Он попросил отправить подарок заказной почтой в Саут Парк на адрес Бетти. В конверт вложил записку: «Вернусь через две недели. Будь умницей» – и рассеянно подписал: Ф. Лейзер". Потом фамилию зачеркнул и написал: «Фред».Он еще немного прошелся, обдумывая, стоит ли ему подыскать себе какую-нибудь девушку, и в конце концов снял номер в гостинице рядом с вокзалом. Он плохо спал из-за уличного шума. Утром опять позвонил ей – ответа не было. Он быстро положил трубку – может, стоило еще немного подождать. Позавтракал, спустился на улицу, купил воскресные газеты, взял их с собой в номер и до обеда читал футбольные обзоры. После обеда вышел пройтись – это уже вошло у него в привычку – просто побродить по Лондону, без какой-то цели. По набережной дошел почти до Чаринг Кросс и оказался в пустынном саду. Накрапывал дождь. Асфальтовые дорожки были покрыты желтой листвой. На эстраде сидел одинокий старик в черном пальто. У него на спине был зеленый рюкзак, похожий на чехол для противогаза. Он дремал или слушал музыку.Лейзер подождал до вечера, чтобы не огорчать Эйвери, и сел на последний поезд в Оксфорд.* * *Эйвери знал один паб, где по воскресеньям .можно было играть в бильярд. Джонсон любил эту игру. Джонсон пил темное пиво, Эйвери – виски. Они много смеялись – неделя выдалась тяжелая. Джонсон выигрывал – он последовательно забивал легкие шары, понемногу увеличивая свой счет, а Эйвери трудные удары по сто очков.– Я бы с радостью поменялся местами с Фредом, – сказал, хихикнув, Джонсон. Он сделал удар – белый шар послушно упал в лузу. – Поляки очень любят это дело. У них, у поляков, не заржавеет. Особенно Фред – настоящий половой разбойник. У него даже походка такая.– Но и вы ведь, Джек, тоже, а?– Если в настроении. Вот сейчас, например, настроение у меня есть.Они сделали по удару, погруженные в разогреваемые алкоголем эротические фантазии.– Но все же, – сказал польщенный Джонсон, – всегда лучше быть самим собой, а вы как считаете?– Бесспорно.– Знаете, – сказал Джонсон, натирая кий мелом, – наверно, напрасно я с вами говорю о таких вещах. Вы колледж кончили, и вообще. Вы – человек другого сорта, Джон.Они выпили за здоровье друг друга, продолжая думать о Лейзере.– О, Господи, – сказал Эйвери, – но война-то у нас одна, общая, разве нет?– Вы правы.Джонсон вылил в стакан остатки пива. Он очень старался не пролить, но все-таки несколько капель попали на стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34