Я всегда любила это время суток, когда яркие тропические краски на время приглушались рассеянным светом и туманом. Было так тихо, что, казалось, можно было услышать, как плавают рыбы в воде, повиливая хвостами.
Эстрелла замолчала, и Кроукер испугался. С одной стороны, ему хотелось заставить ее выйти из транса, но, с другой стороны, он испытывал не меньшее желание услышать продолжение ее рассказа.
– Мы нашли тело Хумаиты, – вновь заговорила Эстрелла. – Сначала мы решили, что он запутался в красно-черных корнях мангровых зарослей на берегу реки. Его плечи, руки и грудь были красными. Сначала мы подумали, что это красный речной ил. Но потом увидели, что тело Хумаиты не лежало на воде ничком, как это было бы, если бы он споткнулся и упал в воду. Он сидел, опутанный мангровыми ветвями и корнями и был весь в крови. Было совершенно очевидно, что его кто-то туда посадил. Он был целителем, поэтому ни одна птица, ни один зверь не могли притронуться к нему. Даже примитивные твари крокодилы держались на почтительном расстоянии. Все замерли на месте, не в силах сделать ни шагу. И только мой отец решился подойти к телу и вытащить его из мангровых корней. Я помню все так ясно, словно это произошло сегодня утром. Отец перевернул тело Хумаиты лицом вниз и стал оттирать ему щеки, горько плача, словно ребенок, потерявший мать. Никогда прежде мне не доводилось видеть отца плачущим, и это сильно напугало меня. Потом отец велел нам помочь ему затащить тело Хумаиты в лодку. Лицо Хумаиты было таким чистым, что было невозможно поверить в то, что несколько минут назад, когда мы нашли его, оно было в крови. Причем на левой щеке был нарисован кровью треугольник внутри круга, а на правой – точка внутри квадрата.
В этот момент ресницы Эстреллы перестали дрожать и все тело разом обмякло в руках Кроукера. Прошло еще мгновение, и Эстрелла взглянула на Кроукера спокойными и ясными глазами, словно очнувшись от долгого, освежающего сна.
Кроукер сжал в ладони камень духов и спросил:
– Как вы себя чувствуете, миссис Лейес?
Подняв руку, она медленно нарисовала кончиком указательного пальца на лбу у Кроукера контур человеческого глаза с двумя зрачками.
– Он не погиб, я чувствую дух Хумаиты в вас, сеньор... – Она с интересом взглянула на Кроукера. – Все эти годы я хранила молчание о смерти Хумаиты, потому что мой отец заставил нас всех поклясться в том, что мы никогда никому не раскроем этой тайны. И на полицейском допросе мы все говорили, что нашли его в реке лицом вниз.
– Почему ваш отец так сделал, миссис Лейес? – спросил Кроукер. – Почему он сам солгал и заставил солгать вас?
– Потому что он увидел страшные символы, которые напугали его до смерти.
– Но чего же он так испугался?
– Он знал, кому принадлежали эти символы. Впрочем, это было известно всем и каждому, потому что эти юноши были кем-то вроде приемных внуков Хумаиты. Вот они-то и убили его и оставили на его щеках свои знаки, чтобы ни у кого не оставалось в том сомнения.
– Антонио и Хейтор, – тихо спросил Кроукер. – Братья Бонита.
Она молча кивнула.
– Он был их учителем, воспитателем, он любил их как отец. Разве они не испытывали к нему ответного чувства?
– Что эти двое могут знать о любви? – печально произнесла Эстрелла Лейес – Они стали изгоями, сам Бог отвернулся от них.
Кроукер, несмотря на весь свой прагматизм, почувствовал, как у него похолодело сердце.
– Но зачем же они его убили?
– После того как он научил их всему, что они хотели знать, Хумаита стал им не нужен. – Эстрелла Лейес поежилась. – Видите ли, мне кажется, Хумаита знал, какие они злодеи, но был уверен, что сумеет отвратить их от зла. Он искренне верил в силу добра. Это и сгубило его. Братьев Бонита невозможно было изменить. И, что самое трагичное, пытаясь изменить их, Хумаита давал им все больше силы и власти, страшной власти. – Она схватила Кроукера за руку. – Вы были абсолютно правы, назвав их разбойниками.
Эстрелла вздохнула, и Кроукер поставил ее на ноги.
– Тот камень духов, который вы мне показали, принадлежал Хумаите, не так ли?
Кроукер молча кивнул.
Она обеими руками сжала руку Кроукера.
– Берегите его, никому не отдавайте и всегда носите с собой. – В ее голосе звучала тревога. – Обещайте мне сделать это, потому что или вы найдете этих разбойников, или они сами найдут вас!
– Обещаю.
Эстрелла Лейес пристально посмотрела ему в глаза. Должно быть, то, что она увидела, вполне удовлетворило ее, потому что она коротко кивнула ему и снова занялась своими травами и настойками.
Помолчав, Кроукер сказал:
– Расскажите мне об этих четырех символах.
У Эстреллы Лейес были необыкновенно длинные пальцы, и ее выразительная жестикуляция напомнила Кроукеру виденных им как-то камбоджийских танцовщиц.
– Треугольник внутри круга – это знак мужчины, огня или смерти. Точка внутри квадрата – знак женщины, воды или возрождения к жизни.
Смешав толченые сухие грибы с каким-то желтым порошком, от которого шел едва уловимый запах какао, она продолжала:
– Крест внутри трех концентрических окружностей – знак птицы, полета, путешествий, сердца Вселенной.
– А четвертый символ? – спросил Кроукер. – Тот, который взял себе Хумаита?
Она не сразу ответила, сосредоточенно смешивая порошок с какой-то коричневой жидкостью, потом сказала:
– Глаз с двумя зрачками символизирует то, что мы видим нашим внутренним зрением, так называемым третьим глазом. – Она ткнула пальцем в середину собственного лба. – В жизни все люди, осознанно или неосознанно, руководствуются именно внутренним зрением, теми видениями, которые открываются третьему глазу. В этом и заключается суть хета-и. Это дорога, по которой движется внутренняя сущность человека. В свою очередь, внутренняя сущность становится открытой и ясной для целителя, или, как мы говорим, хилера, при помощи внутреннего зрения.
Открыв небольшую коробочку, Эстрелла извлекла оттуда нечто, похожее на кусочек хлопковой ваты, и положила его в приготовленное снадобье, от которого сильно пахло гумусом, обильно устилавшим берега реки Парагвай.
– Это и память о прошлом, и штрихи настоящего, и картинки возможного будущего...
– Мне однажды приснился глаз с двумя зрачками, – признался Кроукер.
Казалось, она вовсе не удивилась этому.
– Это видение явится вам еще не один раз, – пообещала она.
– Ваше снадобье, – сказал Кроукер, заглядывая через ее плечо, – оно поможет Нестору?
Эстрелла пожала плечами.
– То, что предначертано Богом, невозможно изменить. – Она покачала головой. – Наверное, это глупо с моей стороны. Как и Хумаита, я пытаюсь сделать невозможное. – Взяв в руки сосуд с отвратительно пахнущим снадобьем, она повернулась к Кроукеру: – Вам следует кое-что запомнить на тот случай, если вы столкнетесь с братьями Бонита. Их место во Вселенной изменить нельзя. Этого не можете сделать ни вы, ни кто-либо другой. Хумаита попытался пробудить в них добрые чувства, и они убили его. Смотрите, не сделайте ту же ошибку!
Она подошла к безжизненно лежащему Нестору и осторожно разбудила его. Кроукер помог ему приподняться, и Эстрелла, поднеся сосуд к губам Нестора, заставила его выпить содержимое. Однако ни ее снадобье, ни камень духов, принадлежавший Хумаите, не могли остановить ненасытных вирусов, пожиравших его изнутри.

3

Когда Кроукер вернулся в дом Сони, его уже поджидали.
– Ты ее дружок, что ли?
На крыльце дома стоял красивый молодой человек, лет тридцати на вид. Волосы цвета жженой карамели были собраны в хвост. Он был худощавым и гибким, как гимнаст. На нем был дорогой шелковый костюм цвета шампиньона и, что совершенно не вязалось с костюмом, кеды. Под пиджаком виднелась кремовая тенниска от Версаче с двумя большими золотыми пуговицами. Он производил весьма внушительное впечатление, но самой неожиданной и пугающей чертой его внешности были глаза цвета янтаря.
– А кто спрашивает? – немедленно отреагировал Кроукер, приближаясь к крыльцу.
Мужчина так сильно и быстро ударил Кроукера, что тот едва удержался на ногах, даже не успев понять, что произошло. В ушах у него зазвенело, и ему пришлось схватиться за перила крыльца, чтобы не упасть. Левая сторона лица онемела.
– А в следующий раз я спущу тебя с лестницы!
Кроукер понял, что мужчина с янтарными глазами был удивлен и разозлен тем, что не смог сбить его с ног.
– Здесь вопросы задаю я! Это дом моей сестры.
– Так ты брат Сони?
– Карлито. – Он источал злобу, словно змея яд. – А ты, гринго, уже переехал к ней, как я погляжу?
С трудом оторвавшись от перил, Кроукер сказал:
– Меня зовут Лью Кроукер. Просто я решил провести здесь... несколько дней.
Как сказать ему о смерти Сони? Насколько Кроукеру было известно, о ее смерти знали только Бенни, Мария и он сам.
– Может, поговорим в доме?
Мужчина хищно оскалился, став похожим на лисицу.
– Матерь Божья! – по-испански воскликнул он. – О чем нам с тобой говорить?
Кроукер пожал плечами, открывая замок двери.
– Давай заходи, – сказал он.
Незнакомец двигался легко, словно умелый ныряльщик под водой. Войдя в дом, он вытянул шею и спросил:
– Моя сестра дома?
Кроукер закрыл за ним дверь.
– Карлито, когда ты в последний раз видел Соню?
Мужчина уставился на него своими янтарными глазами, в которых светилось жутковатое спокойствие.
– Или когда ты в последний раз разговаривал с ней?
– Какое ты имеешь право задавать мне такие вопросы?
– Почему бы тебе не присесть? – Кроукер кивком показал на кушетку, покрытую яркой накидкой.
– А в чем, собственно, дело? – сверкнули янтарные глаза.
Не видя иного выхода из создавшегося положения, Кроукер прямо сказал:
– Боюсь, твоя сестра мертва.
Мужчина медленно опустился на край дивана.
– Когда это случилось?
– Вчера, после полудня. – Кроукер перевел дыхание. – Ее убили.
Карлито вскинул красивую голову.
– Убили? Матерь Божья! – по-испански воскликнул он. – Как? Кто?
– Ей отрезали голову. Пока не знаю, кто это сделал.
– А ты кто? Детектив?
– Честно говоря, да. – Кроукер показал ему одно из своих служебных удостоверений.
Тот кивнул, у него на глазах показались слезы.
– А где тело?
Кроукер вспомнил о белом автофургоне с магическим символом на задней двери и о тех следах, что он обнаружил возле дома. Именно там Антонио и Хейтор отрезали Сони голову. Но он был уверен, что такой горячей голове, как брат Сони, не стоит говорить об этом.
– Понятия не имею, – спокойно ответил Кроукер.
– Хороший же ты детектив, – хмыкнул тот.
И все же что-то в этом человеке не нравилось Кроукеру. Что-то в нем было не так.
– А здесь тебе что надо? – В янтарных глазах снова мелькнула ненависть. – Что ты тут забыл?
– Не стоит так горячиться, – мягко произнес Кроукер.
Мужчина встал с дивана и угрожающе двинулся на Кроукера.
– Выслушай меня! – предостерегающе поднял руку Кроукер. – Неужели ты не чувствуешь ее?
Мужчина с янтарными глазами остановился и нахмурился.
– Душа твоей сестры все еще здесь. – Кроукер обвел руками вокруг себя. – Она ждет.
– Чего она ждет? – Похоже, он не питал склонности к мистике. Впрочем, он не смеялся...
– Она ждет, пока ее не отпустят с миром... – сказал Кроукер. – Ее душа не будет знать покоя, пока я не найду ее убийц. – Он взглянул на Карлито, но тот был невозмутим. – Отвечаю на твой первый вопрос. Да, я был ее другом, или был бы им, если бы ее не убили. Она была прекрасной женщиной во всех отношениях.
– Так ты, кретин, трахал ее?
Теперь уже Кроукер застал его врасплох. Своей биомеханической рукой он схватил Карлито за лацканы дорогого пиджака и с невероятной силой швырнул через всю комнату и, не давая ему опомниться, тут же крепко прижал его к стене. Теперь они стояли так близко друг к другу, что Кроукер чувствовал запах бифштекса с жареным луком, съеденного Карлито за обедом.
– Мужчина, не уважающий женщину, свинья, – тихо сказал Кроукер по-испански. – Но мужчина, не уважающий собственную сестру, вовсе не мужчина.
Странный зловещий огонек мелькнул в глазах Карлито и тут же исчез.
– И не смей называть меня кретином, – продолжал Кроукер по-испански.
Карлито медленно расплылся в лукавой улыбке.
– Ты говоришь совсем не так, как гринго, да и думаешь наверняка не так, как они.
Очевидно, эти слова в устах такого человека, как Карлито – агрессивного, высокомерного, самодовольного, – следовало воспринимать как извинение.
Кроукер ослабил свою хватку и шагнул назад. Карлито взглянул на свой пиджак – у него был такой вид, словно по нему проехался горный велосипед.
– Знаешь, – процедил он, – я убивал людей и за меньшее оскорбление.
В его левой руке сверкнул нож, но в этом уже не было ничего угрожающего. Эти двое уже закончили свой спор к взаимному удовольствию. Теперь обнаженное лезвие ножа служило лишь иллюстрацией к рассказу своего хозяина.
– Я резал им глотки от уха до уха и смотрел, как вытекала, пульсируя, кровь.
Кроукеру это начинало надоедать. Карлито хвастал, как испорченный ребенок, и с удовольствием наблюдал за реакцией Кроукера на свои отвратительные выходки. Кроукер вдруг представил себе молодого Калигулу, со смаком расписывающего свои грехи, чтобы шокировать окружающих. Однако подобно Калигуле Карлито был не только глупым, но и опасным ребенком, которого не стоило недооценивать.
– Потом, когда их братья и сыновья приходили, чтобы отомстить мне, – тем временем продолжал свой рассказ Карлито, – я проделывал с ними такую же штуку. Я не спал по ночам, дожидаясь, когда они проберутся в мой дом. – На его лице появилась коварная улыбка. – Понимаешь, я провоцировал их на это, сам же я никогда не врывался в их дома, никогда в отличие от них не покушался на их собственность. А потом я их наказывал за это до тех пор, пока мой нож не обагрялся их кровью.
Кроукер отправился на кухню, чтобы утолить жажду и хоть чуть-чуть отдохнуть от своего чрезмерно хвастливого собеседника. В кухонном шкафу он обнаружил несколько банок пива «Корона», но ему совершенно не хотелось ставить их в холодильник, стенки которого все еще были разрисованы кровью Сони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59