«Ага! – подумал Уинвуд. – Он признает, что это было убийство!»
– Думаю, – сказал сэр Ральф, – вы поможете мне лучше всего, сообщив все, что вам известно.
– Уэстон – вот кто может вам помочь! – воскликнул Хелвиз. – Его специально отправили работать в Тауэр.
– А разве не вы его наняли?
– Да, потому что меня попросили об этом влиятельные люди.
– Какие?
– Сэр Томас Монсон, начальник арсенала, попросил меня, чтобы этот человек стал слугой Овербери.
– И вы полагаете, что сэр Томас Монсон – очень важная птица?
– Нет-нет. Я имел в виду более важную персону. Графиня Сомерсет – тогда еще графиня Эссекс – попросила Монсона устроить это. Я полагаю, граф Нортгемптон и милорд Сомерсет передали через нее свою просьбу.
Уинвуд был изумлен. Он не ожидал услышать такие имена на этой стадии своего расследования.
Сэр Ральф был доволен таким разоблачением и не мог этого скрыть. Хелвиз, неверно все истолковав, почувствовал облегчение. Все будет хорошо. Это дело его минует. В конце концов, он просто повиновался приказам тех, кто выше его по положению. А что еще ему осталось делать?
– Благодарю вас, – сказал Уинвуд. – Вы оказали мне огромную услугу.
– Если я еще чем-то могу вам помочь…
– Сможете, не сомневаюсь. Я вам очень признателен.
Уинвуд проводил своего гостя, и Хелвиз поверил, что разговор, которого он так опасался, окончился для него благополучно.
* * *
Уинвуд нанял баржу от Тауэра до Уайтхолла. Он ликовал. Сомерсет и его графиня! И все так хорошо совпадает. Овербери и Сомерсет работали в тесном контакте. Вероятно, Овербери знал какие-то секреты, а Сомерсет не хотел, чтобы они выплыли наружу. Они рассорились. Да, не скажешь, что тут не было мотива.
Что это может означать? Конец Сомерсета? Конец испанской политики? Больше никаких испанских инфант для принца Уэльского? В своих руках он держал ключ к будущему. Он отправится прямо к королю.
Но нужно соблюдать осторожность. Яков очарован юным Вильерсом, но он – человек постоянный, и Сомерсет все еще остается его любимым другом, потому что король не бросает старых друзей, когда появляются новые.
Яков не должен знать, как далеко зашло расследование, пока не следует упоминать имя Сомерсета. Это не должно обнаружиться до тех пор, пока идти на попятную будет поздно.
Яков принял его сразу же, и Уинвуд поведал королю, что очень обеспокоен признанием сэра Джерваса Хелвиза.
– Думаю, ваше величество, больше нет сомнений в том, что сэр Томас Овербери был убит.
Яков опечалился. Он чувствовал угрызения совести, потому что заключил Овербери в Тауэр за такую ничтожную провинность. Все, что он теперь может сделать, это отомстить за его смерть.
– Пусть Хелвиз пишет все, что ему известно об этом, – приказал Яков. – А когда он это сделает, принесите его записи мне. Тогда мы подумаем, как поступить.
Сэр Джервас, горя желанием помочь правосудию и одновременно спасти собственную шкуру, написал отчет обо всем, что мог вспомнить. Он рассказал о том случае, когда перехватил Уэстона с ядом, сообщил, как Уэстон признался ему, что смерть Овербери наступила от отравленного клистира и что парню, который отравил клистир, было заплачено двадцать фунтов. Он упомянул, что несколько недель тому назад миссис Анна Тернер просила Уэстона о встрече в таверне и там предупредила его о том, что начнется расследование.
Когда Яков прочел все это, то был в большом замешательстве. Он знал, что миссис Тернер состоит на службе у графини Сомерсет. Но он ни минуты не верил, что Роберт мог иметь отношение к этому убийству, и не видел причин для участия в нем графини.
Уинвуд пристально за ним наблюдал.
«В королевстве должно торжествовать правосудие, – думал Яков. – Мы не можем сейчас допустить такого скандала, а он разразится, если установят, что Овербери был убит и ничего не предпринято по этому поводу».
– Мы должны открыть эту тайну, – сказал Яков. – Я без промедления призову лорда верховного судью и вручу это дело в его руки.
«Лучше и быть не может! – подумал Уинвуд. – Неумолимый старый сэр Эдуард Коук ни при каких обстоятельствах не позволит никаким соображениям стоять на пути правосудия».
«Конец Сомерсету! – пророчествовал Уинвуд про себя. – Конец испанской угрозе!»
* * *
Сэр Эдуард Коук приступил к работе с энтузиазмом. Прежде всего он велел арестовать Уэстона и подверг его строгому перекрестному допросу. Пребывая в неведении относительно того, что стало известно, Уэстон сначала пытался лгать, но скоро запутался и, поняв, что попался, выдал всех.
Постепенно он назвал имена доктора Формана, Франклина, Гришема, миссис Анны Тернер, сэра Джерваса Хелвиза и, наконец, покойного графа Нортгемптона и графини Сомерсет.
Франсис, чувствуя, что возмездие не за горами, не показывалась из своих апартаментов. Она объясняла это тем, что беременность подрывает ее здоровье, но, когда до нее дошла весть, что миссис Анна Тернер арестована, Роберт обнаружил ее в постели в таком плачевном состоянии, что догадался, что у нее есть какая-то страшная тайна.
Франсис понимала, что больше не может надеяться сохранить все в тайне от него. Уже допрашивали сэра Джерваса Хелвиза, арестовали Франклина, и она знала, что лорд верховный судья скоро доберется до нее.
– Роберт, – сказала Франсис, – я ужасно боюсь.
Он пристально на нее посмотрел.
– Это связано с Овербери?
Она кивнула.
– Говорят, он был отравлен, – продолжал Роберт.
– Я знаю.
– Знаешь, что он был отравлен?
– Знаю.
Ужасная догадка пришла на ум Роберту.
– Ты?.. – прошептал он.
Франсис лишь посмотрела на него, по Роберт понял ответ.
– Миссис Тернер… Уэстон… Монсон… Хелвиз… – перечислял он.
– Я использовала их всех.
– А мальчик, который сознался, что отравил клистир?
– Я заплатила ему за это двадцать фунтов, – устало призналась Франсис.
– О господи! – воскликнул Роберт.
– Проси Бога помочь нам! Никто другой нам не поможет!
– Так, значит, ты… убийца!
– Не смотри на меня так, Роберт! Я сделала это ради тебя!
– Франсис!..
– Да, ради тебя! Ради нас двоих! – Она отчаянно заколотила руками по животу. – Чтобы я могла носить твоих детей! Чтобы паше могущество росло! Чтобы мы могли быть вместе всю оставшуюся жизнь!
– А Овербери?
– Он стоял у меня на пути. Овербери пытался остановить тебя. Он знал, что я получала зелье от доктора Формана.
– Зелье?
– Чтобы избавиться от Эссекса.
Роберт закрыл лицо руками. Каким глупцом он был, чтобы не понять всего этого! А дураки расплачиваются за свою глупость. Он стал думать о тех месяцах, когда Овербери томился в Тауэре. Он сам посылал ему пирожные и деликатесы. Неужели они были отравлены? А разве это не он устроил так, чтобы Овербери заключили в Тауэр? Разве не он хотел этого, потому что злился на него из-за его отношения к Франсис? Франсис! Все возвращалось к ней. Но как глубоко он сам увяз в этом деле?
Роберт пытался вспомнить те месяцы заключения. Понимал ли он тогда, что все обстоит не так, как кажется? Разве это не он не допустил свидания Овербери с родными? Не переусердствовал ли он, прислушиваясь к советам Нортгемптона?
Конечно, Роберт никогда бы не обрек на ужасную смерть человека, который был его другом. Но не он ли выбросил мысль об убийстве из головы, потому что так ему было удобнее?
Какова же его вина?
Он посмотрел на Франсис. На ее бледном лице глаза казались огромными. Она говорила взахлеб, не опуская ни одной подробности. Письма, которые она писала Форману, непристойные, мерзкие фигурки, которые он изготовил, попытки околдовать Эссекса – все эти ужасные деяния, пиком которых стало убийство Овербери.
А теперь, когда все раскрылось, лорд верховный судья расскажет об этом королю.
Король, думал Роберт, отношения с которым в последний год у него стали натянутыми; король, чей взгляд любовно задерживается на красивом лице сэра Джорджа Вильерса.
Но Яков – верный друг. Он должен увидеться с королем, должен заявить о своей непричастности к этому делу.
Франсис вцепилась в его камзол дрожащими пальцами, и ему захотелось отбросить ее прочь. Он не мог смотреть ей в глаза.
«Убийца! – думал Роберт. – Она убила беднягу Тома Овербери. И это моя жена!»
– Роберт, – рыдала Франсис, – помни, что я сделала это ради тебя!
Роберт отвернулся.
– Как бы мне хотелось, – прошептал он с горечью, – чтобы я никогда тебя не видел!
* * *
Яков печально смотрел в лицо своего друга.
– Ваше величество верит мне? – спросил Роберт с перекошенным от волнения лицом.
– Мой дорогой Робби, разве я могу поверить, что ты принимал участие в таком подлом заговоре?
– Благодарю вас. Если ваше величество верит мне, я не боюсь никаких обвинений.
– А тебя в чем-то обвиняют, Робби?
– При дворе только и разговоров что об этом отвратительном деле.
Яков коснулся плеча Роберта.
– Не горюй, мой мальчик, – сказал он. – Невинному нечего опасаться.
* * *
Сэр Эдуард многих вызвал для допроса. Уэстон, Франклин, Хелвиз и Анна Тернер должны будут доказать свою невиновность, хотя Коук не верил, что они смогут это сделать. Слуг этих людей допросили так тщательно, что они выдали все необходимые сведения.
Нортгемптон был мертв и не мог предстать перед правосудием, хотя сэр Эдуард полагал, что и он приложил руку к этому убийству. Но остаются двое, которые живы и которые, по его мнению, стояли в самом центре заговора: граф и графиня Сомерсет.
Ни с кем не считаясь в порыве наказать виновного, Коуп вызвал Роберта Карра, графа Сомерсета, на допрос в связи с делом об отравлении сэра Томаса Овербери.
Когда Роберт получил вызов, пришел в ужас. Ведь с ним так долго обращались как с самым могущественным человеком в стране! Неужели Коук думает, что может вызывать его в суд, как простого смертного?
Роберт отправился к королю и гневно поведал о случившемся, показав повестку.
Яков взял бумагу и печально покачал головой.
– Ну, Роберт, – сказал он, – это приказ лорда верховного судьи Англии, и ему нужно подчиняться.
– Но ведь…
– Нет, мой мальчик. Если бы лорд верховный судья вызвал меня на допрос, мне пришлось бы явиться.
Роберт пришел в отчаяние, так как рассчитывал, что король освободит его от столь неприятной процедуры. Поняв это, Яков почувствовал страх. Если Роберт ни в чем не виноват, почему он так расстроен?
Король обнял его и нежно поцеловал.
– Возвращайся скорее, Роберт, – сказал он. – Мне тебя будет сильно не хватать, и ты знаешь, что мое сердце всегда с тобой.
Роберт понял, что просить короля бесполезно. Он вызван лордом верховным судьей и должен идти.
Яков смотрел ему вслед, и в его глазах блестели слезы.
– Прощай, Роберт, – прошептал он. – Прощай, мой дорогой. Что-то говорит мне, что я никогда больше не увижу твоего лица.
* * *
Франсис ждала, когда злой рок коснется ее.
Те, кому она платила за помощь, были в руках правосудия и, возможно, именно в этот момент сознавались под пытками. Тайна смерти сэра Томаса Овербери наверняка будет раскрыта. Покушение на жизнь Эссекса также выплывет наружу, ибо одно преступление было преддверием другого.
Кто бы мог подумать, что через столько времени ей так не повезет?
Франсис считала, что сэр Томас Овербери умер и похоронен во всех отношениях. Она заверяла себя, что постепенно он перестанет ей являться в ночных кошмарах.
А теперь все только и говорят о нем, и всех больше всего интересует вопрос: как умер Томас Овербери?
Что произошло с ее жизнью, которая шла так гладко? Франсис чувствовала, как в ней шевелится ребенок – дитя ее и Роберта, наследник их величия, как она когда-то думала. Неужели ребенок унаследует их несчастья? Неужели он будет идти по жизни с клеймом «Твоя мать – убийца»?
Жизнь стала непереносимой. Слуги умолкали при ее появлении. Что они судачили о ней, когда она не могла их слышать? Откуда ей знать, что им наговорили про нее?
Роберта с ней больше не было. Его вызвали помочь лорду верховному судье в его расследовании.
Вошла одна из служанок и сказала, что посыльный желает что-то передать ей в собственные руки.
Франсис задрожала. Каждый посыльный теперь вызывал у нее страх.
– Приведи его немедленно! – приказала она.
Вошел посыльный и, передав ей документ, сразу удалился. Франсис догадалась, что это, когда увидела подписи членов комиссии, созданной для расследования смерти сэра Томаса Овербери, и среди них стояла подпись сэра Эдуарда Коука.
Ей предписывалось оставаться в доме в Блэкфайарсе, если он готов для нее, или отправиться в дом лорда Ноллиса рядом с ареной для турниров. Когда она сделает выбор, то должна оставаться в своей комнате и не встречаться ни с кем, кроме необходимых ей слуг, до тех пор, пока не ознакомится с повелением его величества.
Это было то, чего боялась Франсис. Она стала пленницей.
* * *
Расхаживая туда-сюда по комнате, Франсис слышала звон колоколов.
Она сильно отяжелела, будучи на седьмом месяце беременности, и временами желала себе смерти. Ей обещали отсрочку до рождения ребенка, но, когда она оправится от родов, настанет ее очередь.
Дженнет находилась с ней. Иногда Франсис казалось, что она больше не вынесет пристального взгляда этой женщины. В ее глазах больше не было дерзости. Дженнет была напугана не меньше, чем она сама, явно жалея о том, что отвела ее к Анне Тернер.
– Мне бы хотелось, чтобы этот звон прекратился, – сказала Франсис.
– Звонят по Ричарду Уэстону, – отозвалась Дженнет.
– А колокола звучат радостно.
– Так должно и быть, потому что преступник уличен и приговорен к смерти.
– Помолчи!
– А вы ожидали, что Лондон погрузится в траур по Уэстону, миледи?
Франсис не ответила. Она сидела, опустив голову и теребя пальцами платье.
– Интересно, что он наговорил на допросе!
– Он всегда был трусом, миледи. Франсис стала бить дрожь, и Дженнет принесла ей шаль.
– Дженнет, – приказала Франсис. – Сходи посмотреть, чем все закончится, а потом расскажешь мне.
Дженнет послушно встала. Проталкиваясь через толпу к виселице на Тайберне, она убеждала себя, что ни в чем не виновата. Она ничего не сделала. Нет закона, запрещающего знакомить одного человека с другим, а если эти люди вместе замыслили убийство, ее это не касается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37