Скидки, суперская цена
самозванного ирландского короля больше не существует.
Шотландцы были окончательно изгнаны из Ирландии.
Король Эдуард находился в радостном возбуждении. «Все хорошо, что хорошо кончается», – говорил он.
Скорбь по Гавестону тоже ушла из его сердца: теперь у него был молодой Хью Диспенсер.
Правда, Ланкастер по-прежнему занимал главенствующее положение в стране. Он вышел победителем из столкновения с Уорреном, но не стал настаивать на возвращении жены, и та продолжала находиться в полутаинственном сокрытии, как и прежде, под покровительством Уоррена.
Последнему пришлось расстаться с землями в Норфолке и со многими другими, но появились слухи, что Элис отдала ему в аренду несколько поместий, доставшихся ей в наследство от отца.
Да, вся эта история была какой-то странной, и, несмотря на то, что Ланкастер одержал явную победу, за его спиной над ним насмехались, выражая недоумение, как это он, не умея наладить собственные семейные отношения, берется налаживать дела в государстве.
И все же он оставался самой сильной фигурой, фактически королем страны.
А во дворце оба Диспенсера – отец и сын – постепенно завладевали другим королем, королем только носящим этот титул. Их аппетитам не было предела – чем больше им жаловали, тем больше хотелось, и вокруг них уже крепла атмосфера недоброжелательства, как то было в отношении Гавестона.
Разгорелся и спор имущественный. Дело в том, что после гибели графа Глостера при Баннокберне его земли и поместья перешли к семье и должны были быть распределены между тремя его сестрами, одну из которых в раннем возрасте выдали замуж за Диспенсера-сына. Мужья двух других сестер оспаривали права Хью Диспенсера на все графство Гламорген и на титул графа Глостерского.
Пока происходили эти и другие споры и разногласия, дела на Севере осложнились, английская армия во главе с Ланкастером, к которому пришлось примкнуть королю, выступила, чтобы отбить у шотландцев захваченный ими Бервик.
Изабелла пребывала в смутном состоянии духа. Она вдруг осознала, что уже не так молода – далеко за двадцать, что ее трое детей родились не в любви, а в унижении; что она, все еще самая красивая королевская дочь в Европе, по сути, была и есть брошенная жена. Что люди в стране и за ее пределами не столько любят ее, сколько жалеют… Все это, прямо высказанное самой себе, ужасало… Так не может, не должно продолжаться! О, скорее бы, скорее подрастал маленький Эдуард! Вместе они отомстят этому чудовищу – ни отцу, ни мужу!.. Впрочем, она не могла не признать, Эдуард любил своих детей. Она тоже любила, но не глубоко: ведь они от него! В большей степени она была привязана к первому ребенку, потому что возлагала на него все надежды. Как и королеве Элеоноре, ей придет на помощь сын… Сыновья… Они тоже пойдут заодно с ней против своего отца…
Эти мысли, пришедшие к ней близ селения Бротертон, куда она со своими придворными дамами и служанками выехала из Лондона, были прерваны какой-то суматохой в нижнем этаже замка. Она не успела даже послать кого-то узнать, что случилось, как в покои к ней вошли несколько вооруженных мужчин и один из них сказал с поклоном:
– Миледи, нас направил к вам архиепископ Йоркский, который просит вас немедленно уехать отсюда под нашей защитой.
– Что произошло? – спросила она надменно.
– Приближается Черный Дуглас с большим отрядом. Он собирается взять вас в заложницы.
Ах, вот оно что! Знаменитый шотландский воин с таким смуглым лицом, которое и породило его прозвище. Уж он-то, по крайней мере, настоящий мужчина, можно не сомневаться. Вероятно, не так уж плохо побывать у него в плену… Не очень долго…
– Как вы узнали о его намерениях? – спросила она.
– Миледи, – твердо сказал посланец, – у нас совсем немного времени. Вы не представляете, насколько велика опасность. Прошу вас ехать с нами, в дороге вам все расскажут…
Изабелла и ее приближенные уехали с людьми архиепископа. В пути ее любопытство было удовлетворено. Она узнала, что в близлежащем городке был задержан подозрительный человек. Его выдал шотландский акцент. Доставленный к архиепископу, он под угрозой пыток сознался, что является лазутчиком Черного Дугласа, который движется на Йорк, а по дороге хочет захватить в плен саму королеву. И еще раз она пожалела, что этого не случилось: хоть какое-то яркое событие в ее тоскливой, томительной жизни. Жизни в ожидании…
* * *
Король не выказывал ни малейшего беспокойства по поводу королевы. Это ее просто бесило. Ведь она могла попасть в плен к ужасному Черному Дугласу, который, говорят, так умеет обращаться с женщинами, что те не хотят от него уходить… Она вспоминала, как Эдуард волновался всегда из-за своего Гавестона, как удрал вместе с ним из Скарборо, оставив ее одну на милость Ланкастера (чем она, к сожалению, не воспользовалась). Если бы сейчас что-нибудь грозило этому женоподобному красавчику Хью, король бы на голову встал…
Нет, никогда она этого не забудет и не простит!..
Король так и не научился вести войну с шотландцами. Ничего у него не получалось. Войска противника остались в графстве Йоркшир, которое сумели захватить. Разумеется, все дело в главаре, в вожде. Такому, как Роберт Брюс, равного нет. Королю Эдуарду с ним никогда не сравняться, да и Ланкастер ненамного лучше. Плохое время для Англии – теряет все, что завоевано раньше…
Эдуард был вынужден предложить Брюсу перемирие на два года, и, к его удивлению, тот согласился. Эдуард еще не знал тогда, чем это вызвано. А дело было в том, что здоровье шотландского вождя сильно пошатнулось: начинало сказываться то, что несколько лет назад он общался с прокаженными и, видимо, заразился. Страшная болезнь уже начала проявляться, Брюсу необходим был хоть небольшой отдых от походной военной жизни.
Эдуард ликовал. Он вообще был из тех людей, которые живут только сиюминутными удовольствиями или успехами, закрывая глаза на опасности и несчастья, какие могут быть впереди и о которых можно догадываться или предвидеть их при небольшом усилии мыслей.
Потому и в отношении Хью Диспенсера он продолжал вести себя так же безрассудно, как до этого по отношению к Гавестону. Прежний урок не пошел на пользу, ровно ничему не научил.
Никогда он не извлечет для себя ничего полезного, как бы судьба ни наставляла и ни учила его, говорила себе Изабелла. Эта черта характера Эдуарда, пожалуй, сейчас больше радовала, нежели огорчала…
Она была довольна, когда Эдуард собрался во Францию – нанести визит вежливости ее брату Филиппу, чего он не сделал в свое время в отношении другого ее брата. Ей хотелось увидеть родину, заодно она прощупает, насколько Филипп V будет готов прийти ей на помощь в случае необходимости. Если в один прекрасный день она возьмет на себя смелость возглавить выступление баронов против короля и обоих Диспенсеров, которые уже всем опостылели, навязли в зубах. Изабелла думала о таком исходе и раньше, во времена Гавестона, но тогда это казалось ей фантазией, а сейчас стало обретать зримые черты. Или ей опять кажется? Нет и еще раз нет! Теперь она – мать двух мальчиков. Из них Эдуард почти точная копия деда (об отце ей говорить не хотелось) – такой же длинноногий, светловолосый. И, главное, серьезный и умный. Очень умный. Тоже в деда. Ее главная надежда…
О нем уже говорят, она не раз слышала сама: «Этот мальчик тоже станет Эдуардом Великим».
Как приятны эти слова! Как много обещают!..
По прибытии во Францию они первым делом посетили Амьен. Изабелла и раньше с удовольствием совершала поездки по своей стране, нравилось ей это и теперь. Приятно было убедиться, что люди не забыли ее и с таким же воодушевлением приветствуют на дорогах и улицах. К Эдуарду толпа относилась сдержанно. Еще бы! Люди наверняка оскорблены за свою принцессу.
Французский двор также пришелся ей по вкусу: он был куда изысканней английского, женские наряды намного элегантней. Ей бывало даже стыдно за фасон своей одежды, и она решила заказать здесь несколько платьев и увезти с собой в Англию.
Выбрав удобный момент, она поговорила со своим братом с глазу на глаз.
Бедняга Филипп! Он выглядел совершенно больным: желтая кожа, мешки под глазами, ему можно было дать гораздо больше лет, чем на самом деле. Всего четыре года на троне, а вид такой, словно уже собрался вслед за своим братом Людовиком Сварливым в могилу.
– Ты очень худой, Филипп, – сказала Изабелла участливо. – Обращался к лекарям?
Филипп пожал плечами.
– Они убеждены, что я скоро тоже умру. Над нами проклятие, сестрица.
– На твоем месте я бы прогнала таких врачей! Неужели ты склонен уйти из жизни по команде какого-то де Моле?
– Не упоминай имени Гроссмейстера тамплиеров всуе, сестра, – испуганно сказал король. – Никто у нас так не делает. Это приносит несчастье.
Изабелла упрямо покачала головой. Будь она на месте брата, она велела бы возглашать это имя со всех башен! Она показала бы всем, что не боится проклятий отступника, что ее голос звучит уверенней и громче того, который звучал из пламени костра, где горели его грехи.
Но ведь проклятия не относились к ней, слава Богу.
– Карл только и ожидает занять мое место, – жалобно сказал Филипп.
– Это, может быть, и случится когда-то, – утешила его Изабелла. – Но, вернее всего, никогда.
Брат решительно покачал головой.
– Не надо утешений, сестрица. Я-то знаю… Его очередь скоро наступит… Расскажи лучше про Англию.
– Ты еще спрашиваешь! Разве тебе не известно, за какого мужчину я вышла замуж?
– Он по-прежнему гнушается тобой и отдает предпочтение особам мужского пола?
– Почему отец не выдал меня замуж за настоящего мужчину?
– Он выдал тебя за Англию, сестрица. Не забывай этого. Ты королева.
– Королева… Которая не имеет никакого значения… Как я ненавижу этих Диспенсеров, если бы ты знал! Больше, чем Гавестона. Тогда у меня были хоть какие-то надежды, что все изменится.
– Сколько их, Диспенсеров?
– Двое. Отец и сын. Он носится с ними обоими, но его возлюбленный – конечно, сыночек.
– У тебя тоже, сестрица, есть сын. Даже двое. Это что-нибудь да значит.
Она кивнула и сказала почти шепотом:
– Да, брат, это согревает мне душу и дает силы жить. Два чудесных мальчика, и старший точь-в-точь, как его дед. Так считают в народе… Люди часто говорят об этом и, как мне кажется, не без намека, понимаешь?
– Понимаю, что Англия нуждается в новом Эдуарде I.
– И чего ей не надо, – тихо добавила Изабелла, – так это нынешнего Эдуарда II.
– Но он у нее есть, сестра.
– Будем надеяться, ненадолго.
Филипп вздрогнул.
– Что ты хочешь этим сказать, сестра?
– Только то, что недовольство в стране растет. Бароны ненавидят Диспенсеров так же, как я, хотя у этих всесильных лордов они никого не вынимают из постели… – Она нарочно этой горькой шуткой решила немного смягчить впечатление, которое могли произвести на больного и нерешительного брата ее слова. – Дело может вскоре дойти до самого серьезного столкновения, и тогда… тогда я могла бы…
Она увидела, как лицо Филиппа окаменело, и безрадостно подумала: нет, от него мне не получить поддержки, напрасно я питала надежды… Все его мысли сосредоточены на своем здоровье, на том, как лишить силы проклятие тамплиеров.
– Мне кажется, – пробормотал Филипп, – все не так страшно, как ты представляешь. У тебя от него уже трое детей. Не нужно ссориться с ним. Старайся потакать ему.
– Потакать?! Никогда он не дождется этого!
– Но дети…
– Они зачаты в стыде и позоре!
– Не нужно так говорить, сестра. Они твои и его… Или я ошибаюсь?
– Ты не ошибаешься. Это видно по их внешности. Но что мне приходится терпеть…
– Сыновья и дочери королей, – сказал он, – обречены принимать судьбу такой, как есть, не пытаясь изменить ее…
Что толку говорить с Филиппом? Напрасная трата времени… Она рассказала ему еще кое-что об Англии, и они расстались.
Неожиданно для нее нашелся человек из королевской свиты, с которым она сумела откровенно поговорить, о чем хотелось. Это был Адам из Орлетона, епископ. Он первым осмелился заговорить с ней, выразив восхищение силой духа, с которой она переносит сложности своих отношений с королем.
Когда у них состоялся более длительный разговор в Амьене, епископ прямо сказал, что он в ужасе от состояния страны и от стычек между баронами. Он намекнул также, что рост влияния отца и сына Диспенсеров не способствует хорошему отношению подданных к королю.
– Миледи, – сказал он, – повторяется история с Гавестоном.
Он замолчал, не зная, как королева отнесется к подобным откровениям с его стороны, но Изабелла взглядом и кивком головы предложила ему продолжать.
Он сказал, что растут недовольство и подозрения по адресу Ланкастера, и затем добавил:
– Я сам слышал, миледи, разговор о том, что граф вступил в тайное соглашение с Робертом Брюсом, который дал ему денег за то, чтобы тот продолжал действовать против короля. И что…
– Не могу в это поверить, – перебила его Изабелла. – Ланкастер никогда не станет делать ничего во вред Англии. Да и у Брюса вряд ли найдется столько денег, когда ему нечем платить своим солдатам. Куда ему заниматься подкупом.
– Так говорят люди, – повторил епископ, – а, как известно, нет дыма без огня. Возможно, Ланкастер считает, что сумеет добиться мира с Шотландией сам, без помощи короля, своими собственными силами. Во всяком случае, как ни странно, во время нападений шотландцев через границу их нога никогда не ступала на земли Ланкастера.
– Да, это действительно вызывает недоумение, – согласилась Изабелла. – Над этим стоит подумать. Вы говорили с королем?
– Миледи, – ответил епископ, – я посчитал более мудрым обратиться к вам…
Она была приятно поражена. Что бы откровение это могло значить? Неужели люди начинают всерьез отворачиваться от короля и возлагать свои надежды и чаяния на нее? Неужели такое происходит?
– Все это заслуживает внимания, – повторила она.
Встреча в Амьене улучшила ее настроение, вконец испортившееся после беседы с братом Филиппом, когда она поняла, что на поддержку короля Франции рассчитывать не приходится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Шотландцы были окончательно изгнаны из Ирландии.
Король Эдуард находился в радостном возбуждении. «Все хорошо, что хорошо кончается», – говорил он.
Скорбь по Гавестону тоже ушла из его сердца: теперь у него был молодой Хью Диспенсер.
Правда, Ланкастер по-прежнему занимал главенствующее положение в стране. Он вышел победителем из столкновения с Уорреном, но не стал настаивать на возвращении жены, и та продолжала находиться в полутаинственном сокрытии, как и прежде, под покровительством Уоррена.
Последнему пришлось расстаться с землями в Норфолке и со многими другими, но появились слухи, что Элис отдала ему в аренду несколько поместий, доставшихся ей в наследство от отца.
Да, вся эта история была какой-то странной, и, несмотря на то, что Ланкастер одержал явную победу, за его спиной над ним насмехались, выражая недоумение, как это он, не умея наладить собственные семейные отношения, берется налаживать дела в государстве.
И все же он оставался самой сильной фигурой, фактически королем страны.
А во дворце оба Диспенсера – отец и сын – постепенно завладевали другим королем, королем только носящим этот титул. Их аппетитам не было предела – чем больше им жаловали, тем больше хотелось, и вокруг них уже крепла атмосфера недоброжелательства, как то было в отношении Гавестона.
Разгорелся и спор имущественный. Дело в том, что после гибели графа Глостера при Баннокберне его земли и поместья перешли к семье и должны были быть распределены между тремя его сестрами, одну из которых в раннем возрасте выдали замуж за Диспенсера-сына. Мужья двух других сестер оспаривали права Хью Диспенсера на все графство Гламорген и на титул графа Глостерского.
Пока происходили эти и другие споры и разногласия, дела на Севере осложнились, английская армия во главе с Ланкастером, к которому пришлось примкнуть королю, выступила, чтобы отбить у шотландцев захваченный ими Бервик.
Изабелла пребывала в смутном состоянии духа. Она вдруг осознала, что уже не так молода – далеко за двадцать, что ее трое детей родились не в любви, а в унижении; что она, все еще самая красивая королевская дочь в Европе, по сути, была и есть брошенная жена. Что люди в стране и за ее пределами не столько любят ее, сколько жалеют… Все это, прямо высказанное самой себе, ужасало… Так не может, не должно продолжаться! О, скорее бы, скорее подрастал маленький Эдуард! Вместе они отомстят этому чудовищу – ни отцу, ни мужу!.. Впрочем, она не могла не признать, Эдуард любил своих детей. Она тоже любила, но не глубоко: ведь они от него! В большей степени она была привязана к первому ребенку, потому что возлагала на него все надежды. Как и королеве Элеоноре, ей придет на помощь сын… Сыновья… Они тоже пойдут заодно с ней против своего отца…
Эти мысли, пришедшие к ней близ селения Бротертон, куда она со своими придворными дамами и служанками выехала из Лондона, были прерваны какой-то суматохой в нижнем этаже замка. Она не успела даже послать кого-то узнать, что случилось, как в покои к ней вошли несколько вооруженных мужчин и один из них сказал с поклоном:
– Миледи, нас направил к вам архиепископ Йоркский, который просит вас немедленно уехать отсюда под нашей защитой.
– Что произошло? – спросила она надменно.
– Приближается Черный Дуглас с большим отрядом. Он собирается взять вас в заложницы.
Ах, вот оно что! Знаменитый шотландский воин с таким смуглым лицом, которое и породило его прозвище. Уж он-то, по крайней мере, настоящий мужчина, можно не сомневаться. Вероятно, не так уж плохо побывать у него в плену… Не очень долго…
– Как вы узнали о его намерениях? – спросила она.
– Миледи, – твердо сказал посланец, – у нас совсем немного времени. Вы не представляете, насколько велика опасность. Прошу вас ехать с нами, в дороге вам все расскажут…
Изабелла и ее приближенные уехали с людьми архиепископа. В пути ее любопытство было удовлетворено. Она узнала, что в близлежащем городке был задержан подозрительный человек. Его выдал шотландский акцент. Доставленный к архиепископу, он под угрозой пыток сознался, что является лазутчиком Черного Дугласа, который движется на Йорк, а по дороге хочет захватить в плен саму королеву. И еще раз она пожалела, что этого не случилось: хоть какое-то яркое событие в ее тоскливой, томительной жизни. Жизни в ожидании…
* * *
Король не выказывал ни малейшего беспокойства по поводу королевы. Это ее просто бесило. Ведь она могла попасть в плен к ужасному Черному Дугласу, который, говорят, так умеет обращаться с женщинами, что те не хотят от него уходить… Она вспоминала, как Эдуард волновался всегда из-за своего Гавестона, как удрал вместе с ним из Скарборо, оставив ее одну на милость Ланкастера (чем она, к сожалению, не воспользовалась). Если бы сейчас что-нибудь грозило этому женоподобному красавчику Хью, король бы на голову встал…
Нет, никогда она этого не забудет и не простит!..
Король так и не научился вести войну с шотландцами. Ничего у него не получалось. Войска противника остались в графстве Йоркшир, которое сумели захватить. Разумеется, все дело в главаре, в вожде. Такому, как Роберт Брюс, равного нет. Королю Эдуарду с ним никогда не сравняться, да и Ланкастер ненамного лучше. Плохое время для Англии – теряет все, что завоевано раньше…
Эдуард был вынужден предложить Брюсу перемирие на два года, и, к его удивлению, тот согласился. Эдуард еще не знал тогда, чем это вызвано. А дело было в том, что здоровье шотландского вождя сильно пошатнулось: начинало сказываться то, что несколько лет назад он общался с прокаженными и, видимо, заразился. Страшная болезнь уже начала проявляться, Брюсу необходим был хоть небольшой отдых от походной военной жизни.
Эдуард ликовал. Он вообще был из тех людей, которые живут только сиюминутными удовольствиями или успехами, закрывая глаза на опасности и несчастья, какие могут быть впереди и о которых можно догадываться или предвидеть их при небольшом усилии мыслей.
Потому и в отношении Хью Диспенсера он продолжал вести себя так же безрассудно, как до этого по отношению к Гавестону. Прежний урок не пошел на пользу, ровно ничему не научил.
Никогда он не извлечет для себя ничего полезного, как бы судьба ни наставляла и ни учила его, говорила себе Изабелла. Эта черта характера Эдуарда, пожалуй, сейчас больше радовала, нежели огорчала…
Она была довольна, когда Эдуард собрался во Францию – нанести визит вежливости ее брату Филиппу, чего он не сделал в свое время в отношении другого ее брата. Ей хотелось увидеть родину, заодно она прощупает, насколько Филипп V будет готов прийти ей на помощь в случае необходимости. Если в один прекрасный день она возьмет на себя смелость возглавить выступление баронов против короля и обоих Диспенсеров, которые уже всем опостылели, навязли в зубах. Изабелла думала о таком исходе и раньше, во времена Гавестона, но тогда это казалось ей фантазией, а сейчас стало обретать зримые черты. Или ей опять кажется? Нет и еще раз нет! Теперь она – мать двух мальчиков. Из них Эдуард почти точная копия деда (об отце ей говорить не хотелось) – такой же длинноногий, светловолосый. И, главное, серьезный и умный. Очень умный. Тоже в деда. Ее главная надежда…
О нем уже говорят, она не раз слышала сама: «Этот мальчик тоже станет Эдуардом Великим».
Как приятны эти слова! Как много обещают!..
По прибытии во Францию они первым делом посетили Амьен. Изабелла и раньше с удовольствием совершала поездки по своей стране, нравилось ей это и теперь. Приятно было убедиться, что люди не забыли ее и с таким же воодушевлением приветствуют на дорогах и улицах. К Эдуарду толпа относилась сдержанно. Еще бы! Люди наверняка оскорблены за свою принцессу.
Французский двор также пришелся ей по вкусу: он был куда изысканней английского, женские наряды намного элегантней. Ей бывало даже стыдно за фасон своей одежды, и она решила заказать здесь несколько платьев и увезти с собой в Англию.
Выбрав удобный момент, она поговорила со своим братом с глазу на глаз.
Бедняга Филипп! Он выглядел совершенно больным: желтая кожа, мешки под глазами, ему можно было дать гораздо больше лет, чем на самом деле. Всего четыре года на троне, а вид такой, словно уже собрался вслед за своим братом Людовиком Сварливым в могилу.
– Ты очень худой, Филипп, – сказала Изабелла участливо. – Обращался к лекарям?
Филипп пожал плечами.
– Они убеждены, что я скоро тоже умру. Над нами проклятие, сестрица.
– На твоем месте я бы прогнала таких врачей! Неужели ты склонен уйти из жизни по команде какого-то де Моле?
– Не упоминай имени Гроссмейстера тамплиеров всуе, сестра, – испуганно сказал король. – Никто у нас так не делает. Это приносит несчастье.
Изабелла упрямо покачала головой. Будь она на месте брата, она велела бы возглашать это имя со всех башен! Она показала бы всем, что не боится проклятий отступника, что ее голос звучит уверенней и громче того, который звучал из пламени костра, где горели его грехи.
Но ведь проклятия не относились к ней, слава Богу.
– Карл только и ожидает занять мое место, – жалобно сказал Филипп.
– Это, может быть, и случится когда-то, – утешила его Изабелла. – Но, вернее всего, никогда.
Брат решительно покачал головой.
– Не надо утешений, сестрица. Я-то знаю… Его очередь скоро наступит… Расскажи лучше про Англию.
– Ты еще спрашиваешь! Разве тебе не известно, за какого мужчину я вышла замуж?
– Он по-прежнему гнушается тобой и отдает предпочтение особам мужского пола?
– Почему отец не выдал меня замуж за настоящего мужчину?
– Он выдал тебя за Англию, сестрица. Не забывай этого. Ты королева.
– Королева… Которая не имеет никакого значения… Как я ненавижу этих Диспенсеров, если бы ты знал! Больше, чем Гавестона. Тогда у меня были хоть какие-то надежды, что все изменится.
– Сколько их, Диспенсеров?
– Двое. Отец и сын. Он носится с ними обоими, но его возлюбленный – конечно, сыночек.
– У тебя тоже, сестрица, есть сын. Даже двое. Это что-нибудь да значит.
Она кивнула и сказала почти шепотом:
– Да, брат, это согревает мне душу и дает силы жить. Два чудесных мальчика, и старший точь-в-точь, как его дед. Так считают в народе… Люди часто говорят об этом и, как мне кажется, не без намека, понимаешь?
– Понимаю, что Англия нуждается в новом Эдуарде I.
– И чего ей не надо, – тихо добавила Изабелла, – так это нынешнего Эдуарда II.
– Но он у нее есть, сестра.
– Будем надеяться, ненадолго.
Филипп вздрогнул.
– Что ты хочешь этим сказать, сестра?
– Только то, что недовольство в стране растет. Бароны ненавидят Диспенсеров так же, как я, хотя у этих всесильных лордов они никого не вынимают из постели… – Она нарочно этой горькой шуткой решила немного смягчить впечатление, которое могли произвести на больного и нерешительного брата ее слова. – Дело может вскоре дойти до самого серьезного столкновения, и тогда… тогда я могла бы…
Она увидела, как лицо Филиппа окаменело, и безрадостно подумала: нет, от него мне не получить поддержки, напрасно я питала надежды… Все его мысли сосредоточены на своем здоровье, на том, как лишить силы проклятие тамплиеров.
– Мне кажется, – пробормотал Филипп, – все не так страшно, как ты представляешь. У тебя от него уже трое детей. Не нужно ссориться с ним. Старайся потакать ему.
– Потакать?! Никогда он не дождется этого!
– Но дети…
– Они зачаты в стыде и позоре!
– Не нужно так говорить, сестра. Они твои и его… Или я ошибаюсь?
– Ты не ошибаешься. Это видно по их внешности. Но что мне приходится терпеть…
– Сыновья и дочери королей, – сказал он, – обречены принимать судьбу такой, как есть, не пытаясь изменить ее…
Что толку говорить с Филиппом? Напрасная трата времени… Она рассказала ему еще кое-что об Англии, и они расстались.
Неожиданно для нее нашелся человек из королевской свиты, с которым она сумела откровенно поговорить, о чем хотелось. Это был Адам из Орлетона, епископ. Он первым осмелился заговорить с ней, выразив восхищение силой духа, с которой она переносит сложности своих отношений с королем.
Когда у них состоялся более длительный разговор в Амьене, епископ прямо сказал, что он в ужасе от состояния страны и от стычек между баронами. Он намекнул также, что рост влияния отца и сына Диспенсеров не способствует хорошему отношению подданных к королю.
– Миледи, – сказал он, – повторяется история с Гавестоном.
Он замолчал, не зная, как королева отнесется к подобным откровениям с его стороны, но Изабелла взглядом и кивком головы предложила ему продолжать.
Он сказал, что растут недовольство и подозрения по адресу Ланкастера, и затем добавил:
– Я сам слышал, миледи, разговор о том, что граф вступил в тайное соглашение с Робертом Брюсом, который дал ему денег за то, чтобы тот продолжал действовать против короля. И что…
– Не могу в это поверить, – перебила его Изабелла. – Ланкастер никогда не станет делать ничего во вред Англии. Да и у Брюса вряд ли найдется столько денег, когда ему нечем платить своим солдатам. Куда ему заниматься подкупом.
– Так говорят люди, – повторил епископ, – а, как известно, нет дыма без огня. Возможно, Ланкастер считает, что сумеет добиться мира с Шотландией сам, без помощи короля, своими собственными силами. Во всяком случае, как ни странно, во время нападений шотландцев через границу их нога никогда не ступала на земли Ланкастера.
– Да, это действительно вызывает недоумение, – согласилась Изабелла. – Над этим стоит подумать. Вы говорили с королем?
– Миледи, – ответил епископ, – я посчитал более мудрым обратиться к вам…
Она была приятно поражена. Что бы откровение это могло значить? Неужели люди начинают всерьез отворачиваться от короля и возлагать свои надежды и чаяния на нее? Неужели такое происходит?
– Все это заслуживает внимания, – повторила она.
Встреча в Амьене улучшила ее настроение, вконец испортившееся после беседы с братом Филиппом, когда она поняла, что на поддержку короля Франции рассчитывать не приходится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48