Такой брак, которому все будут завидовать! Но ты заслужила, заслужила – наслышан о твоих успехах от леди Солсбери. Ну а теперь за дело – подготовимся к веселью!Мать стояла тихая и грустная. Внутри меня шевельнулся страх – у нее был совсем больной вид. Она улыбалась мне, но в ее глазах застыла такая глубокая печаль, что я поняла – случилось что-то непоправимое. Хотя по отцу этого никак нельзя было сказать.Делегацию французских гостей должен был возглавлять епископ Тарбский, и мне следовало хорошенько подготовиться, чтобы играть ведущую роль во всех торжественных и увеселительных церемониях.Уединившись с леди Солсбери, мы принялись повторять все, что я умела, – свободно болтать по-французски, грациозно делать реверансы, изящно протягивать руку для поцелуя и кружиться в танце с такой легкостью, чтобы гости пришли в восхищение.Мною владело смешанное чувство стыда и обиды – мне не хотелось ничего изображать. Зачем? Чтобы показать себя достойной выйти замуж за малолетнего принца, которого я никогда не видела и, даст Бог, не увижу? Но больше всего меня угнетало то, что моя мать была в ужасном состоянии.Я поделилась своими опасениями с графиней.– Да, что-то ее тревожит, – уклончиво сказала она.Во дворце царила какая-то странная атмосфера – перешептывание, многозначительные взгляды, напряженное молчание. Но спросить, в чем дело, было не у кого.В ожидании гостей отец приказал изменить внутреннее убранство главного банкетного зала. День и ночь там трудились столяры, обивщики, художники – чтобы успеть к приезду французов. Отец, славившийся гостеприимством, на этот раз решил превзойти самого себя.К главному залу примыкала театральная гостиная. Французы считали себя тонкими ценителями искусства, и у отца возникло желание поразить их воображение своим художественным вкусом: пол в гостиной был устлан шелковыми коврами с вытканными золотом геральдическими лилиями, а потолок разрисован в виде звездного неба. Пожалуй, только огромное полотно Ганса Гольбейна, висевшее в банкетном зале, несколько нарушало профранцузский стиль интерьера – картина была написана в тот год, когда отец одержал победу над французами в битве при Теруанне. На мой взгляд, Гольбейн призван был слегка отрезвить гостей после восторгов по поводу геральдических лилий.В этой гостиной мы с придворными дамами репетировали предстоящий балет, сочиненный специально для почетных гостей.Я вообще любила танцы, но в данном случае по понятным причинам не испытывала большого удовольствия. Меня не покидали тревожные мысли о матери и чувство отвращения ко всей этой брачной затее, которая, утешала я себя, все равно ни к чему не приведет.Посланники прибыли, и мне надлежало их встретить. Во время церемонии встречи я краем глаза наблюдала за отцом – он улыбался своей широкой, добродушной улыбкой, – значит, все хорошо. Но я не забывала, как молниеносно могло измениться его настроение, и потому была настороже – не дай Бог, его глаза станут вдруг похожи на льдинки, а полные губы в один миг превратятся в тонкую, кривую ниточку…Но все прошло как нельзя лучше. Я свободно разговаривала с гостями по-французски, они расточали мне комплименты, а отец благодушно улыбался. Свой первый экзамен я, кажется, сдала успешно.Затем начался торжественный обед. Отец с матерью сидели во главе длинного стола, расположенного таким образом, что сидящие за ним могли любоваться всем великолепием зала. Я с французскими посланниками и самыми знатными придворными дамами – за другим столом. Пиршество, казалось, длилось бесконечно. От меня требовалось все это время развлекать гостей беседой на французском языке, что я и делала ко всеобщему удовольствию. Всевозможные яства, мясо, рыба, пироги и торты – чего только не было! – подавались на золотых и серебряных блюдах. И все это сопровождалось тихой музыкой, исполнявшейся небольшим оркестром.После обеда гостей развлекали сначала дети. Они читали стихи и пели песни. В шутливом бою дети побеждали зло и праздновали победу добра.Как и было задумано, я незаметно удалилась, и, пока шло детское представление, мы с семью дамами успели переодеться. Наши костюмы были сшиты из золотой ткани, усыпанной пурпурными блестками, а на головах у нас были пурпурного цвета шляпы, украшенные жемчугом и драгоценными камнями. Когда раздвинулся занавес, отделявший банкетный зал от театральной гостиной, зрителям открылся вид на две пещеры – из одной вышла я с моими дамами, из другой – семь кавалеров. Мы станцевали наш балет под нескончаемые аплодисменты, гораздо лучше, чем на репетициях. Особенно приветствовали меня, как солистку.Отец был очень доволен – день прошел именно так, как ему хотелось. А я заснула счастливая от сознания собственного триумфа.На другой день опять были пиршества и развлечения. И снова французы осыпали меня комплиментами, пораженные, как они говорили, моей красотой и образованностью.Но посол, месье Тюрен, заметил в разговоре со мной, что, несмотря на то, что я красива, умна и образованна, я еще недостаточно сформировалась как женщина, поэтому раньше, чем через три года, а то и больше, о свадьбе думать нечего.Когда я передала наш разговор графине, она произнесла пространный монолог, который сводился примерно к следующему: «Говорила же я, что принцессе надо больше отдыхать и гулять на свежем воздухе, а не слушать этого занудного Виваса с его латынью».Скорей всего, она, как всегда, была права, но мне тем не менее было лестно, что я произвела на чужестранцев такое сильное впечатление своей эрудицией.На одном из балов мы с отцом танцевали величественную павану. Он был таким прекрасным партнером, что все смотрели на нас, затаив дыхание, а отец всем своим видом показывал, с какой любовью он относится к дочери. Его отличала удивительная особенность – он мог одной улыбкой стереть, уничтожить любую нанесенную им прежде обиду и заставить человека вновь его обожать. Но с годами, когда все так круто повернулось к худшему, это качество завело его слишком далеко – он решил, что ему с его обезоруживающим обаянием ничего не стоит совершать любые, и даже самые неприглядные, поступки.На том же балу случилось нечто совершенно неожиданное. Музыканты заиграли новый танец, и кавалеры должны были пригласить понравившуюся им даму. Сначала – король, а за ним уже все остальные. Я была уверена, что отец выберет мою мать. Но он встал, прошел через весь зал и остановился перед девушкой, которую я уже не раз видела на всяких пирушках, устраивавшихся во дворце. Ее нельзя было назвать красавицей, но в ней было нечто такое, что приковывало взгляд. Она резко выделялась на фоне придворных дам, среди которых подчас было трудно отличить одну от другой. Ее же ни с кем спутать было просто невозможно: длинные черные волосы свободно падали до самой талии, огромные, блестящие, будто излучающие свет глаза… Платье – не самое модное, но выделявшееся утонченным, изысканным вкусом, с длинными, свободными рукавами. На шее – бархотка с драгоценным камнем. Но больше всего поражала ее необычайно грациозная походка.Глаза всех присутствующих были устремлены на нее. Я хотела у кого-нибудь спросить, кто эта девушка, но почему-то не спросила.Мне показалось, что ей не хотелось танцевать, но отказать королю было нельзя.Музыканты заиграли веселее, меня пригласил французский посол, и мы пошли второй парой за королем с его загадочной дамой. * * * Мы были одни с моей матерью. Я очень ценила эти редкие встречи наедине. Она сказала, что гордится мною, что отец доволен и что послы уехали с хорошими впечатлениями, о которых сообщат своему королю.– Император стал отцом, – вдруг, без всякого перехода, сообщила она.Я смотрела на нее, онемев от неожиданности.– У него родился мальчик, – продолжала мать ровным голосом, – сын… Его назовут Филипом в честь деда. Наверное, он такой же красивый.Я сидела как каменная.Она взяла мою руку и крепко сжала. По ее щекам текли слезы.– Мамочка, родная! – воскликнула я, презрев формальности. Потом встала и заключила ее в свои объятия. Она зарыдала.– Он только что женился, и вот… у него сын, а я… Господи, за что? За что ты наказываешь меня?– У тебя есть я…Она плакала. Впервые я видела ее такой.– Ты мне дороже любого сына, доченька, но… но твой отец… Он хочет иметь сыновей. Ты все равно узнаешь. Сколько же можно скрывать это от тебя?– Что, мама, скажи мне! – умоляла я.– Но ты еще маленькая…– Послы нашли, что я очень даже умная.Она погладила меня по голове.– Моя самая умная дочь на свете! Знай, что я тебя очень люблю и что мне очень тяжко бывает, когда нам приходится расставаться. К сожалению, слишком часто.– Я же понимаю, – сказала я, целуя ее руку. – Но, пожалуйста, расскажи мне все. Может быть, я смогу хоть немного тебя утешить.– Твой отец хочет бросить меня.– Нет!.. Но как?..– Он ищет способ. Он говорит, что я не могу родить ему сыновей потому, что наш брак, как ему кажется, ненастоящий.– Как? Ты же – королева!– Да. Но ты же знаешь, что я была замужем.– Конечно, – за принцем Артуром. Это все знают.– В Библии сказано, что, если мужчина женится на вдове своего брата, их брак будет бездетным.– Но почему?– Он считается нечистым. Я говорила ему, что никогда не была женой Артура, настоящей женой, мы только так назывались.– И ты не бездетна. Ты родила меня и… были же другие дети.– Да, но в живых осталась только ты, родная.– Понимаю. Он думает, что Бог наказывает его за нарушение высших законов.– Я никогда не нарушала законов Всевышнего. Я не была женой Артура. Твой отец – единственный мужчина, которого я знала как мужа.– Ты же говорила ему…– Тысячу раз.– Мамочка, не мучайся. Правда на твоей стороне.– Твой отец твердо решил иметь сына… законнорожденного. И единственная возможность – это избавиться от меня.Я была озадачена: как же так, если моя мать – королева и отец женился на ней, как он может еще на ком-то жениться, чтобы иметь сына?– Ну и что? – сказала я. – Пускай даже он хочет сына, как всякий король. Они, к сожалению, с презрением относятся к женщинам. Но вы связаны нерушимыми узами брака, и если на то воля Божия, чтобы ему не иметь сына, значит, так тому и быть.– Короли очень могущественны, доченька.– Но…– В некоторых случаях брак может быть расторгнут.– Как?– По решению Папы Римского.– Но даже Папа не может нарушать священных законов церкви.– Мы будем отстаивать наши права. Я буду бороться… только ради тебя.– Ради меня?– Да.– Но я уже получила титул принцессы Уэльской…– Мне трудно тебе объяснить. Понимаешь, если королю удастся доказать, что наш с ним брак не был настоящим, хотя все эти годы мы жили как муж и жена, то церковь признает это, и тогда наш общий ребенок окажется незаконнорожденным, то есть не будет иметь права на престол.Наконец я поняла всю опасность, грозящую нам с матерью.– Нет, – возразила я, – этого не может быть!– Мы должны постараться, чтобы этого не случилось, – сказала она.Мы еще долго сидели, молча взявшись за руки и думая каждая о своем. Она, наверное, вспоминала первые счастливые годы своего замужества. Я пыталась прийти в себя, узнав наконец то, что так тщательно от меня скрывали.Так вот почему у матери была в глазах бесконечная грусть, а графиня молчала. Они считали, что мне в одиннадцать лет еще рано знать то, что может круто изменить мою жизнь.Я была в страхе – перед будущим, перед моим всемогущим отцом, в чьих руках находилась судьба моей матери, а значит – и моя.Но тем не менее я была рада, что наконец узнала правду. * * * Реджинальд тоже был в Гринвиче, и мне захотелось поговорить с ним на эту тему.– Теперь я знаю, что мучило все это время мою мать, – сказала я, – отец боится, что их брак – ненастоящий. Вам об этом известно, я полагаю.– Да.– Уверена, что нет такого человека при дворе, кто не знал бы.– Да, – подтвердил он, – многие в курсе дела, хотя это и называется «королевской тайной».– И что теперь будет?– Ничего. Ваш отец женат на королеве, и ничего другого быть не может.– Но если этот брак ненастоящий?– Самый настоящий.– Но, по мнению отца, он противоречит библейскому закону, так как моя мать была замужем за его братом Артуром.– Долго же он думал, прежде чем прийти к такому выводу!– Его натолкнуло на эту мысль то, что Бог не дает ему сына.– Причины могут быть самые разные.– Но он думает, что причина в том, что он женился на вдове брата.Реджинальд покачал головой.– Моя мать молится, чтобы Господь даровал ей сына. Тогда бы все было хорошо.– Дорогая принцесса, – грустно сказал Реджинальд, – вы еще слишком молоды, чтобы забивать себе голову подобными проблемами.– Но они имеют ко мне самое прямое отношение!– Ах вот оно что! Вас беспокоит, что вы потеряете право на трон. Если у вашего отца так и не будет сына, королевой станете вы. Это так важно для вас?Я колебалась. Вспомнила Ладлоу, те несколько месяцев, когда я была королевой в миниатюре. Власть. Да, вкус ее был мне приятен. И у меня были все права на престол, если… если только не появится брат.– Понятно, – сказал Реджинальд. – Вы уже заражены честолюбием.– А вы не честолюбивы?Он задумался.– В каждом из нас есть семена честолюбия, – сказал он после долгой паузы, – кому-то важно иметь корону, а кто-то стремится к спокойной жизни – это тоже своего рода честолюбивая мечта.– Вы могли бы занять высокое положение в церковной иерархии.– Не уверен, что мне этого хочется. Моя мечта – увидеть мир… многое узнать. Есть столько всего, о чем мы не имеем представления. Вы это поймете, когда станете старше. А теперь… не надо сокрушаться. Уверен, все пройдет. Ваш отец сейчас в состоянии крайнего напряжения. С мужчинами это бывает в определенные периоды жизни. Ему нужен сын. И поэтому он чувствует себя ущербным. Пытается найти объяснение, причину. Но это пройдет. Должно пройти. Папа никогда не даст ему того, что он просит. И потом, нельзя забывать об императоре Карле.– А император какое отношение имеет к этому?– Император, – ответил он тем же ровным тоном, – племянник королевы и никогда не допустит, чтобы ее отвергли. Это было бы оскорблением для Испании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54