Я хотела одного – чтобы меня оставили в покое, наедине со своими горькими мыслями. * * * Казни продолжались. Это уже никого не удивляло. И лишь когда на костер шел человек широко известный, смерть мученика эхом отзывалась по всей стране.Так было с Кранмером.В свою бытность архиепископом Кентерберийским он сыграл решающую роль в реформах моего отца. Сейчас от него решили избавиться.Кранмер был человеком умным, образованным, но не отличался мужеством… пока не настал его смертный час. Примирение с Римом было для него катастрофой – ведь не кто иной, как Кранмер, помог Генриху VIII стать Главой церкви.Я была приятно удивлена, когда он написал декларацию о повиновении новым церковным установлениям. Этого было вполне достаточно, чтобы спасти себе жизнь. Я пообещала помилование всем, кто примет истинную веру. Но что касается Кранмера, то Совет отверг мои доводы в его защиту, сославшись на политическую сторону вопроса, – Кранмер занимал высокое положение и был слишком влиятелен среди еретиков.И снова я мысленно звала Филипа, хотя в глубине души понимала, что он точно встал бы на сторону Совета.Кранмер подписал даже не один, а два документа. В первом он признавал Папу Главой церкви, во втором – подтверждал свое беспрекословное подчинение королеве и ее законам, восстановившим примат Рима.И тем не менее недруги Кранмера приговорили его к сожжению на костре.В последние минуты жизни Кранмер нашел в себе силы умереть достойно. Прикованный цепями к столбу, он громко покаялся в малодушии и поклялся, что остался верным протестантству.Зажгли факелы, заполыхал хворост, и, когда языки пламени уже лизали его тело, Кранмер, подняв правую руку, воскликнул:– Пусть первой сгорит в огне эта рука, написавшая то, с чем сердце мое несогласно!Так и стоял он с поднятой рукой, охваченный пламенем.По всей стране говорили о Кранмере как о мученике за веру. Люди пребывали в страхе перед угрозой инквизиции, моля Бога избавить Англию от грозящего кошмара. Скрытый гнев готов был вырваться наружу.Я исполнила волю Божию, но потеряла любовь народа.Утешения ждать было не от кого – Реджинальд болел, и жить ему оставалось недолго. Филип все откладывал свой приезд. * * * Я писала ему: «Меня окружают враги. Корона в опасности. Ты мне нужен». На что он неизменно отвечал: «Не отпускают дела».Император отрекся от престола в его пользу. Этим можно было объяснить его отсутствие окружающим. Себе же трудно было лгать.Он никогда меня не любил. Я сознательно себя обманывала, чувствуя, что он лишь исполняет свой супружеский долг, но мне страшно было посмотреть правде в глаза.Пылающие костры приводили меня в ужас, однако и тут я находила оправдание: еретиков ждет адский огонь, а потому лучше наказать нескольких, чем ждать, пока ересь охватит всю страну.Я стала много времени уделять благотворительности – ездила к беднякам, привозила им еду и деньги. Беседы с простолюдинами приносили некоторое облегчение. Но по ночам я по-прежнему слышала крики мучеников и вдыхала едкий запах костров.Кранмер, Ридли, Хупер, Латимер… Смогу ли я забыть их? Среди казненных были и мои друзья. Это я послала их на костер! Нет, не я, а судьи. Если бы решение зависело от меня, я бы их простила. Но вина так или иначе лежала на мне.Единственными близкими мне людьми были Сьюзан и Джейн. Из всех придворных дам Джейн Дормер я любила как сестру. К тому же нас объединяла общая печаль. Она была обручена с графом Фериа, ближайшим другом Филипа, и мы обе ждали конца затянувшейся разлуки.Наступил день моего сорокалетия. Скоро я совсем состарюсь и не смогу рожать, думала я, в глубине души все еще лелея последнюю надежду.Филип написал, что должен поехать на коронацию во Фландрию, поскольку становится полноправным правителем и этой страны.Злые языки поспешили рассказать, что в Брюсселе он не отказывал себе в удовольствиях. Мне было трудно в это поверить, зная его сдержанность.Сьюзан и Джейн молчали, когда я начинала их убеждать, что у Филипа прибавилось дел и потому он не приезжает.Я не ведала покоя. Реджинальд не мог помочь мне советом. Он был очень болен и, кроме того, при всем своем уме плохо разбирался в житейских делах.Хоть я и старалась убедить себя, что казни необходимы, что еретиков ждет вечный огонь, если они не раскаются, легче от этого не становилось. До моих ушей доходили рассказы о том, как мучились несчастные, прежде чем умереть, – часто хворост и дрова были сырыми, и пытка продолжалась несколько часов. Я думала о Кранмере, Ридли, Хупере и Латимере. Но было немало мучеников и из среды простых неграмотных людей. Я многое узнала во время своих визитов к беднякам, когда приходила к ним, переодетая в простое платье. Посылать на смерть бедных, невежественных людей?!Если бы Филип был здесь… Но ведь он поддерживал инквизицию в Испании и, кто знает, не хотел ли распространить ее и на Англию?! С его приездом преследования могли только ужесточиться…Что же делать?И я послала верного человека во Фландрию, чтобы выяснить, правда ли все то, что болтают о Филипе.Одновременно я направила посланника к императору, надеясь получить мудрый совет – как быть, если еретики в глазах народа становятся невинными мучениками и, следовательно, казни не приводят к желаемым результатам. Смертная казнь всегда казалась мне крайней мерой, просила я передать – не лучше ли действовать убеждением? Я также просила Карла принять во внимание разницу в традициях и характере испанского и английского народов: англичане – даже убежденные католики – не одобряли сожжения протестантов.Как же я была наивна! Как могло мне прийти в голову искать сочувствия у императора, приказавшего обезглавить и сжечь тридцать тысяч еретиков во Фландрии! А Филип? Какое ему дело до сотни-другой англичан, тогда как в Испании еретиков сжигали тысячами!Нет, напрасно я лелеяла надежду на то, что ко мне прислушаются. Император, Филип, да и многие члены Совета относились ко мне свысока: чего можно ждать от женщины, не слишком здоровой и не в меру эмоциональной? Править страной, по их мнению, должен мужчина, сильной рукой.Я уже готова была с этим согласиться. Но хотелось услышать мнение самого Филипа. Однако он не спешил возвращаться.Он снова написал, что приедет, как только справится с новыми обязанностями. Обязанностями развлекаться с придворными дамами в Брюсселе?Мне передали, что сказал Рэй Гомес да Сильва английскому послу в Испании: «Придворный астролог предсказал, что по приезде в Англию Филипа убьют». В моей памяти еще свежи были воспоминания, как испанцев грабили и избивали на улицах Лондона. Что ж, понятно желание короля прислушаться к мнению своего астролога.Я впала в глубокую меланхолию. Видя, что я почти перестала есть и не выхожу из своей комнаты, Сьюзан и Джейн Дормер принялись стыдить меня за слабоволие и уныние.– Все изменится, когда вернется король, – ответила я.– Лучше бы Вашему Величеству радоваться сейчас. Посмотрите вокруг – сколько приятных мужчин вас окружает, – настаивали они.– Мое сердце отдано мужу, – сказала я.– Но он не приезжает, – грустно заметила Джейн.– Он слишком занят.При этих словах они обменялись многозначительными взглядами. Я насторожилась.– Вы что-то скрываете. Говорите! – потребовала я.Джейн густо покраснела, Сьюзан казалась невозмутимой.– Вашему Величеству и без нас все известно, – сказала она.– Тогда почему вы молчите?Обе смотрели на меня невинными глазами. Но я слишком хорошо их знала.– Сьюзан… Джейн… уж не перешли ли вы в стан моих врагов?– Ваше Величество! Как вы можете?– Вы что-то скрываете от меня!– Но, Ваше Величество…– Сьюзан, что ты боишься мне сказать?– Ничего… так, пустая сплетня.– Касающаяся меня?Они молчали.– Меня и… короля? – настаивала я.Сьюзан прикусила губу.– Да так, чепуха, – нехотя проговорила она. – О ком только не сплетничают!– Ну так о ком? О Филипе?Сьюзан взглянула на Джейн, и та с трудом выдавила из себя:– Говорят, что король вообще не вернется.– И почему же?– Потому что… Ваше Величество, потому, что он предпочитает находиться в другом месте.Наступила мертвая тишина. Джейн упала на колени и стала целовать мне руки.– О, Ваше Величество, как я хочу, чтобы у вас все было хорошо! Я молюсь, чтобы король скорее приехал и любил вас… и чтобы у вас был ребенок! – Джейн чуть не плакала.– Я тоже молюсь об этом, Джейн.– И я, – подхватила Сьюзан.На ее лице застыло выражение глубокой скорби. За многие годы я не раз убеждалась в ее искренней преданности и любви.– Ты не веришь, что он вернется, Сьюзан? И ты знаешь что-то, чего не хочешь говорить, чтобы не огорчать меня.Она не умела притворяться, моя добрая, честная Сьюзан.– Ходят слухи, ну да это всего лишь слухи… – со вздохом произнесла она.– Итак, по слухам… Ну говори же, Сьюзан. Если это слухи, мы не обязаны им верить.– Да, Ваше Величество.– Тогда расскажи мне, что ты слышала. Что хорошего, если все говорят, а я ничего не знаю?– Вашему Величеству пришлось столько страдать. Никто этого не знает, кроме нас. И я не хочу, чтобы вы опять страдали и… были обмануты.– Кем обманута? Сьюзан, ты должна мне рассказать все!Она снова замолкла.– Я настаиваю, Сьюзан! Говори! – приказала я.– Здесь замешана женщина, Ваше Величество… Герцогиня Лоррэн – его любовница!Я попыталась улыбнуться и услышала собственные слова как бы со стороны:– Король – мужчина, дорогая Сьюзан. А мужчины так устроены. Он, конечно, любит меня. Я его жена. Но наша разлука затянулась. И я не собираюсь всерьез относиться к его увлечениям. Впрочем, уверена, что и для него это лишь временная забава.Я сама удивилась своему спокойствию, хотя сгорала от ревности. Как он мог изменить? Мы же давали священный обет верности перед алтарем! Я понимала, что это – не слухи. У него есть любовница! Как он относится к ней? Почтительно, вежливо, как ко мне? Со мной он просто ложился в постель, чтобы сделать ребенка. Никакой страсти, только обязанность. А как с ней? Ведь ему не надо, чтобы она родила, значит, ему просто приятно с ней… Так вот почему он не хочет возвращаться!Но я чувствовала, что это еще не вся правда. Мой внутренний голос говорил: не надо, не настаивай, тебе будет еще больней. И все-таки я хотела знать.– Что еще ты слышала, Сьюзан?– Ничего.– Ты всегда говорила мне правду, Сьюзан. За это я тебя и люблю. Так не разочаровывай меня. Говори все, что ты слышала!– Тому, что говорят французы, нельзя доверять.– Верно. Но иногда их замечания не лишены смысла. Так какого они мнения о наших отношениях?Она побледнела и, казалось, вот-вот разрыдается.– Сьюзан, я должна знать все.– Французский посол сказал венецианскому, что, по мнению Филипа, Англия для него – слишком дорогая обуза. Ему не нравятся англичане, и возвращаться он не собирается.– Не может быть…– Ваше Величество просили…– Да. Я хочу знать, какие еще сплетни ходят. Ну так какие? Ты ведь еще не до конца мне все рассказала.Она на минуту задумалась. Потом выпрямилась и посмотрела мне прямо в глаза.– Король Филип надеется, что его брак будет расторгнут, – сказала она чуть слышно.Вот они – слова, которых я так боялась. Теперь они произнесены, и я уже не в силах была скрыть свое смятение. Мне нечего было притворяться перед Джейн и Сьюзан.Я сидела, закрыв лицо руками, окаменев от горя. Потом почувствовала, как они припали к моим ногам. Я открыла глаза и увидела Джейн – по ее щекам текли слезы, потом – Сьюзан с широко открытыми глазами, в которых застыл ужас.– Ваше Величество, это только слухи, – сказала Сьюзан, обвив руками мои ноги.– Да. Но дыма без огня не бывает…Я не пыталась скрыть от них свое горе. Зачем? Ведь они знали обо мне все. Они пережили со мной крушение моих надежд на материнство, боль разлуки, муки неизвестности.Сьюзан первая нарушила молчание.– Ваше Величество, не переживайте так. Лучше смотреть правде в глаза.– То есть признать, что я обманывала себя, – проговорила я сквозь слезы, – он никогда не любил меня.– В монарших браках всегда так, Ваше Величество.– Но иногда возникает любовь…Они промолчали.– Он выдающийся человек.– Это вы, Ваше Величество, – выдающаяся королева.Я отняла руки от лица и погладила их опущенные головы.– Ваше Величество, не стоит горевать о том, кто вас предал, – успокаивала меня Сьюзан.Я ничего не ответила. В голове промелькнуло – из ее уст прозвучала крамола, да, но она хотела защитить честь своей королевы!– Он не тот, за кого вы его принимали, Ваше Величество, – сказала Сьюзан.– Он был для меня таким, каким я его нарисовала в своем воображении.Она на секунду задумалась, а затем гневно воскликнула:– Вы думали, что он… сдержанный, вежливый… преданный. А он! Вы знаете, что он пытался соблазнить Магдалену Дакрэ?– Магдалену?– Да! Она сама нам рассказывала! Ее это просто потрясло.Я тут же припомнила, как странно вела себя Магдалена – все время куда-то исчезала, стоило Филипу появиться среди придворных дам.– Это произошло в Хэмптоне, – продолжала Сьюзан, – она находилась в своей туалетной комнате. Там было маленькое окно. Он, должно быть, увидел ее, когда проходил мимо, и попытался открыть окно, но Магдалена ударила его по рукам и прогнала прочь.– Она мне об этом ничего не говорила.– Она не хотела вас огорчать. Зато нам все рассказала.– Он вел себя как обычно…– Нет, после этого он был с вами особенно предупредителен.– Характер у него легкий, – заметила Джейн, как будто хотела вставить слово в его защиту.– Ваше Величество, – снова заговорила Сьюзан, – не надо так убиваться. Мужчины вообще не знают, что такое верность. Даже не стоит об этом думать. Помните разговоры о его ночных похождениях? И друзья у него такие же.– Да, я слышала, но не придала этому значения.– И эта гнусная песенка… – она запнулась.– Какая еще песенка?– Да так, ничего особенного, Ваше Величество, глупость и больше ничего, я… даже не помню.Я крепко сжала руку Джейн.– Говори!– Ваше Величество, я… я, правда, не помню.– Вспомни, – приказала я, – какие там слова?И она еле слышно произнесла: Как прекрасна крошка Кэт, дочка пекаря Мирона,Не чета нашей Марии, если снять с нее корону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54